ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФИЛЬМ. Часть II
На модерации
Отложенный
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФИЛЬМ. Часть II
Борис Ихлов
На Нобелевскую премию мира номинировали: Муссолини в 1935, Гитлера в 1939, и Сталина в 1945 и 1948 годах.
Мог ли кинематограф не быть этим затронут.
«Век Адалин». «Эту красивую мелодраму обожают все!» Девушка живет вечно. Влюбляется в сына того, кого любила. Все трое встречаются. Это всё, больше в фильме ничего нет.
«Слова». «Этот фильм покорил весь мир!» Неудачливый писатель украл чужую рукопись. Это уже было, в разных фильмах. Пустой, пресный фильм. Режиссер не читал «Мартин Иден» Лондона. Глупость – в центре повествования: молодой писатель, лишенный дара, читая рукопись автора, наделенного даром, поражается умению выбирать и сочетать слова. То есть, это странный писатель, который не читал великих мастеров, имеющих власть над словом, Фолкнера, Стейнбека, Достоевского, Франса, Цвейга и прочих, прочих.
Отметим: критерий истинности – правильные словосочетания.
«Работа без авторства». «Каждая минута просмотра дорогого стоит!» «Фильм-шедевр!» Но в фильме - сплошь тривиальности. Фашизм душит свободное искусство, авангард, модерн. Ода абстрактному искусству.
Этот фильм учит духовности?
Выдуманные… Нет, взятые с потолка… Нет. высосанные из пальца… Нет, далекие от человеческой истории, нужные только для прибыли и присуждения премий. Самоуверенные, самодовольные, физиономии американских актеров.
Поколение, не умеющее отличить шедевр от красивой безделушки для широкого потребления.
Что высокое исторг фильм из твоей души? Ничто. К каким глубоким размышлениям он подтолкнул? Ни каким. Ты стал добрее, умнее? Ничуть. Ты хочешь сказать спасибо автору, как после прочтения «Деревни» Фолкнера», «Консервного ряда» Стейнбека», «Рудина» Тургенева, «Жизни Клима Самгина» Горького? Нет. Ты просто провел время, думая, что ощущаешь. Думая, что живешь.
С Новым годом
Европейские и американские боевики – нескладные, с разорванной логикой, с дешевыми эффектами, комканные, ничего не оставляют в душе. В этом океане глупости, мерзости – всплывают островки настоящего искусства.
Казалось бы, фильм Клода Лелюша 1973 года о бандитах с названием как у водевиля «С Новым годом!» не должен ничем отличается от общепринятого. Однако при очевидном сходстве этот фильм – не предтеча творения Серджо Леоне «Однажды в Америке» 1984 года. Леоне снял кинокартину с любовью к своей стране, в нем чувствуется, говоря словами главного героя Лапши, запах улицы, но фильм романтизирует уголовщину.
Французский фильм – будто заочное противопоставление американскому культовому фильму. И вдобавок насмешка над «Фантомасом» - с использованием резиновых лицевых масок.
В фильме воры отнюдь не выглядят героями. Их единственное в фильме ограбление – провалилось.
В американском фильме множество сцен с убийствами.
Во французском фильме - ни стрельбы, ни поножовщины, ни кровавых избиений.
В американском фильме главный герой Дэвид Аронсон по кличке Лапша возвращается из тюрьмы, друзья отдают ему его долю и дарят подарок – его возлюбленную Дебору. Но возлюбленная – совершенно его не хочет, и Лапша, как животное, удовлетворяет сексуальное желание путем грубого насилия.
В фильме Лелюша гости сравнивают перед хозяйкой дома, Франсуазой, куда приглашены грабитель и его подельник, свою культурность с невежеством респектабельных грабителей, Саймона и его подельника Шарля, спрашивают его мнение о фильме Бертолуччи «перед революцией». Саймон, которого играет Лино Вентура, встает и уходит. Хозяйка выдерживает паузу и командует: «А теперь все вон. Быстрее! Не праздничный ужин, а заседание суда. Я на стороне обвиняемых». Это… дорогого стоит. Кто из нас не был в такой ситуации.
В американском фильме Лапша пренебрегает ценностями высшего света.
Во французской фильме герой-уголовник Саймон отвергает мир культуры. Но.
Ему нравится слушать, как возлюбленная Франсуаза цитирует Толстого и Лагерлёф. Он боится произнести неверный звук, просит прощения у Франсуазы за то, что сказал неуместное слово «комфортабельно».
Это и есть культура, а не цитирование Толстого или Лагерлёф, не знакомство с фильмом Бертолуччи - с дамой, страдающей педофилией, на фоне пустых штампованных революционных фраз.
Отметим, что другой фильм Бертолуччи, «Конформист», где герой сначала под давлением обстоятельств становится фашистом и получает задание убить своего преподавателя философии, затем опять же под давлением обстоятельств становится ярым противником фашизма – тоже весьма натянут.
Оба фильма слабые, можно сказать – политически слабые, бедные мыслью, дряблые по форме. Революция для Бертолуччи – лишь аксессуар, фигура речи, придаток. Говорить серьезно о гражданской позиции Бертолуччи не приходится – после его фильма «Последнее танго в Париже»:
- Я спарю тебя со свиньей! Ты сделаешь это для меня?!
- О, еще и не то для тебя сделаю!
Главный герой заставляет любимую состричь ногти и запустить пальцы ему в задницу, в конце фильма - оральный секс под занавес, в качестве прощания с возлюбленным. Представьте подобное с Сонечкой Мармеладовой, княжной Мэри Толстого или Джулией из «Альпийской баллады» Василя Быкова.
Вернемся к фильму Лелюша.
Саймон, которого играет Лино Вентура, возвращается из тюрьмы и обнаруживает, что его возлюбленная Франсуаза завела любовника. Он не может сразу получить свою долю, он вынужден скрывать, куда направляется. Получив долю, он уже, было, проходит паспортный контроль в аэропорте, но не выдерживает, звонит Франсуазе, та, лежа в постели с любовником, зовет его и выставляет любовника за дверь. Саймон приезжает, садится – и смотрит в глаза Франсуазе. Только смотрит. Нет никакого действия. Долго. Эти кадры стоят всего американского фильма. И произносит: «А теперь можно кофе». Это и есть искусство.
Конечно, вызывает недоумение, когда Франсуаза кричит на своего предыдущего любовника-итальянца: «Мне нужен мужчина!» Несколько коробит респектабельный (как и у Лапши) вид уголовника Саймона. Немного странно, что Саймон, как все французы, переживал измену всего три минуты. Оба фильма рассчитаны на массового зрителя, но во французском фильме есть нечто, что заставляет к нему возвращаться и мыслью, и переживанием.
Является ли фильм Лелюша политическим? В общем смысле да.
- Как становятся грабителями? – спрашивает Франсуаза Саймона.
- Так же, как ювелирами.
Такое положение вещей Лелюш подает как обыденность.
Каковы же классовые установки самого Лелюша?
Революция как истеблишмент
Луис Бунюэль, «Этот смутный объект желания», 1977. Насмешка над «Кармен» Проспера Мериме. Или пародия. Он ей дает всё, а она ему злостно не дает. Масса находок режиссера. Взрыв автомобиля с каким-то буржуа, респектабельный карлик-психолог, главную актрису постоянно подменяет другая актриса, но главного героя это не волнует – он всё равно любит. Засыпающего зрителя это должно растормошить, заинтриговать, но… увы, никакой интриги.
Ночью стреляют, кто-то кого-то убивает и уезжает на машине. Это антураж, фон.
Она так любит, что устраивает возлюбленному испытание: ее трусы так зашиты, что их нельзя снять, слишком много завязочек. Как это тонко… Другое испытание – она предлагает посмотреть своему возлюбленному на ее соитие с любовником. Издевается над главным героем, оскорбляет его, словом, гадит ему всячески, как типичная стерва. Наконец, главный герой не выдерживает и избивает главную героиню. И тут до нее доходит: любит! Коли бьет – значит, любит. Иначе-то ведь как узнаешь?!
Особенно впечатляет окончание фильма: какая-то дама с пяльцами зашивает какую-то окровавленную хламиду, он и она, продолжая ссориться, уходят от зрителя, за ними что-то взрывается, клубы черного дыма. Всё.
Достаточно сказать, что это сюрреализм, иррационализм и – о, символ! И вот это… уже перестает быть дерьмом, оно становится произведением искусства. На худой конец можно сказать: «Он так видит».
О чем этот фильм? Да, собственно, ни о чем. По просмотру шедевра остается чувство не благодарности, но гадливости и раздражения. Раздражения!
«Призрак свободы», читающий за кадром поправляет: «Фантом свободы».
Комедия и одновременно драма, трагикомедия. Приговоренные к казни борцы за свободу, перед залпом один восклицает: «Долой свободу! Да здравствуют цепи!» Сначала в спальню заходит петух. Затем на велосипеде въезжает почтальон и бросает на постель письмо, затем входит страус-эму. Сюрреализм, что вы хотите, ничего не поделаешь. Разумеется, между фрагментами фильма не должно быть никакой связи, это же впадение в реализм. Недопустимо. Точнее, связь идиотская, какой она и является в фильме. Еда по примеру островов Полинезии табуирована, в столовую ходят, как в туалет. Здесь тоже сплошь находки режиссера, сплошь символы, сплошь иррациональное. Да, гитарист и танцовщица, как в «Смутном объекте». Но сценка карточной игры с участием священников – подкупает. В качестве ставок – иконки святых.
Обычная улочка в Париже, террорист постреливает самых разных людей из оптической винтовки, его арестовывают, приговаривают к смертной казни и тут же отпускают, извращенка прилюдно порет плеткой по голой заднице извращенца, эстетическая голая дама за роялем играет рапсодию Брамса. Фильм заканчивается возгласом «Долой свободу, да здравствуют цепи», пальбой, головой страуса-эму. Очень познавательно.
Но ведь вам нравится смотреть. Нравится, как Алисе, следить за этим Зазеркальем. «У нас похитили дочь», - говорит отец полицейскому, поглаживая дочурку по голове. Из школы сообщили. Полицейский обещает приложить все усилия – и действительно ее находит! Представляет родителям, они страшно рады и благодарят.
Надо же было придумать в «Смутном объекте» – «трусы невинности».
Кармен по Мериме – участница разбойничьей банды, Хосе – храбрый солдат. У Бунюэля Хосе – стареющий обыватель, но весьма состоятельный буржуа, Кармен – типаж современной женщины, бездушной стервы.
Все, что угодно, но только не окружающая действительность, не реальные общественные отношения. Однако за всей нелепицей кино отчетливо видны нелепость, уродливость реального общества.
Бунюэль издевается и над «современным прочтением», и над иррациональным, и над символом, и над сюрреализмом.
И уже откровенно издевается над всем их постмодерном в знакомом советскому зрителю с доперестроечных времен фильме «Скромное обаяние буржуазии».
Буржуа, действительно, буржуа, они мило улыбаются, они приглашают друг друга на ужин (индейка в грибном соусе баранью ногу нужно резать стоя), пьют виски и ездят в лимузинах.
Бедные, бедные праздные буржуа. Они вынуждены бежать от полиции, потому что заняты наркобизнесом. Они опасаются террористов, которые хотят их убить только потому, что они буржуа. Им в лицо говорят, что у них в стране коррупция и убивают невиновных, главному герою дают пощечину (как дублю Выбегалло в сказке Стругацких), правда, оказывается, что это шутка – всего лишь сон.
Так, так, по щекам, по мордасам!
Они приходят в ресторан, заказывают чай, но весь чай выпили. Кофе? Тоже выпили. Сок? Не бывает. Буржуа зависимы от тех, кто работает!
Их приглашают на ужин, раздвигают занавес, и тут оказывается, что они на сцене перед зрительным залом, публика их освистывает. Но это тоже шутка, это тоже всего лишь сон.
Досталось и епископу, он убивает из ружья умирающего.
Наконец, полиция всех их арестовывает. Но, поскольку главный герой, наркоделец, еще и посол неведомой, далекой страны Меранды, всех отпускают.
Но Бунюэлю все мало. В Меранде арестован бывший фашистский палач, начальник концлагеря. Конечно, это Меранда, это не Франция или Германия – потому и арестован. Но посол Меранды говорит, что он неоднократно встречался с ним, и уверяет, что это истинный джентльмен… И любил животных, уточняют за столом… И честный богач, добавляет другой участник ужина.
Заключительный ужин заканчивается вторжением террористов. Они расстреливают всех, но посол Меранды успевает спрятаться под стол. Террористы могли бы и уйти, но послу очень нравится баранина, его рука выставляется из-за края стола и хватает кусок мяса. Террористы замечают и начинают стрелять, затем заглядывают под стол, видят посла, тот смотрит на них, продолжая жевать кусок баранины…
О, нет-нет, никаких намеков, не надо опасно обобщать, это всего лишь сон.
Фильм снят мастерски.
Спасибо, Луис!
Но вот проходит десятилетие.
В фильмах Антониони все аккуратно, если кафе - то вылизано, вылизаны гамма красок, линии. Постоянно полумрак, как на полотнах Коро, лица различаются с трудом. Душа режиссера – за облаками, в полусне. Всё, что происходит в жизни, его не интересует, ни забастовки, ни войны, ни наука, ничего. Интересуют его собственные настроения, которые он именует образами.
Мусор, рвань, как в американских фильмах – ни-ни, но бросить плащ на пол – норма.
Секс как культура. Антониони любуется женским телом, поэтизирует его, душа женщины – не интересует, душа рассказывает, что она любит мастурбировать, еще лучше, если это ей делает мужчина, а еще лучше – женщина, так нежнее, вообще лучше, мужчина только о себе думает, а женщина хочет доставить тебе наслаждение.
Музыка – всегда легкая, не вызывающая сильных эмоций, музыка–фон, музыка ни о чем.
Сюжет – нет никакого сюжета. Кадры произвольно сменяют кадры, какая-то связь между ассоциациями присутствует, но нет ни логики, ни завязки, ни развязки, ни кульминации, ничего. Одна история сменяет другу, без связи и смысла.
Квартиры – не жилые, это павильоны для съемок.
Герои состоятельны, даже богаты, куда смотрел Гуэрра?
«За облаками», в анонсе пишут, что рассказаны четыре философские истории, речь о загадочной женской душе. Но ничего загадочного, ничего философского.
Отзывы о фильме одни и те же: «О, Софи! О, Марчелло! О! Ну, не буду рассказывать. Сами посмотрите».
У Феллини один фильм посвящен режиссеру, у Антониони – целых два.
- У меня будет ребенок.
- Я убила своего отца.
- Мне нравится мерзнуть.
Эстетика, поэза, богема.
Катехизис режиссера высказан в фильме «За облаками»: нужно отрешиться от внешнего мира, от всего, сосредоточиться на собственном «я», чтобы слышать «звуки извне». Откуда? Из потустороннего мира, ждать, как выразился кот Мурр из сказки Гофмана, когда придет озарение.
Собственно, это всё. Антониони охвачен духом философии Кьеркегора.
Фильм уводит зрителя от общественных противоречий, от реальности, к сосредоточения на себе самом. Безусловно, это искусство, но это искусство, как оказывается, имеет четкую политическую направленность.
Что же произошло?
Корсиканцы исполняют «Белая армия, черный барон…» То же на русском - австралийцы: «Мы раздуваем пожар мировой, / Церкви и тюрьмы сровняем с землей».
Однако обратите внимание, как корсиканские певцы объясняют содержание песни: это нечто патриотическое.
Елена Фишер, секс-символ, картинно прохаживаясь по сцене, исполняет песню Гражданской войны «Полюшко-поле». Зал полон немцев, многие встают.
Фишер поет «Это русской армии герои». В тексте песни – «это Красной армии герои». Русская армия – это русская освободительная армия Власова. Возможно, немцы в зале вставали потому, что помнили.
Мирей Матье, «Когда же придет рассвет, товарищ», об Октябрьской революции, на музыку Поля Мориа. То же - с хором им. Александрова, посмотрите на нее! Сравните с Салтыковой.
Но… Каким образом из буржуазной Франции певица перенеслась на сцену ансамбля им. Александрова?
И какое отношение элита КПСС имеет в Октябрьской революции, кроме вывески?
Автор – Руже де Лиль, поет Эдит Пиаф: «Тиранам смерть — и нет пощады! / К оружью, граждане!»
Рабочая Марсельеза: «Отречемся от старого мира, Отряхнем его прах с наших ног! Нам враждебны златые кумиры; Ненавистен нам царский чертог. … Вставай, подымайся, рабочий народ! Вставай на врага, люд голодный! … Богачи, кулаки жадной сворой Расхищают тяжелый твой труд. Твоим потом жиреют обжоры; Твой последний кусок они рвут».
Пит Сигер исполняет «Интернационал», авторы – Эжен Потье и Пьер Дегейтер, изначально - посвящение героям Парижской коммуны. Но… Пит Сигер поддержал экологов, «GreenePeace», который обслуживает Госдепартамент США.
Гимн Коминтерна, Франц Янке, Максим Валлентин, музыка Ганса Эйслера, 1929. Поет Эрнст Буш:
Заводы, вставайте,
Шеренги смыкайте,
На битву шагайте,
Шагайте, шагайте.
Проверьте прицел,
Заряжайте ружье,
Вставай, пролетарий,
За дело своё.
Товарищи в тюрьмах,
В застенках холодных,
Мы с вами, мы с вами,
Хоть нет нас в колоннах.
Никто и не подумает проверять прицел, тем более, заряжать ружье, кроме сумасшедших школьников.
1908, Карло Туцци, «Bandiera Rossa», заключительная строчка: «Да здравствуют коммунизм и свобода».
Но ту же песню пользовал Муссолини. Фашизм подменяет сплочение масс фантомом социального партнерства.
1910 год, революция в Мексике, «Кукарача». «Тараканами», которые лишились «задних лапок», восставшие называли солдат правительственных войск.
Но прошли годы, песня стала шлягером. Ее исполняли Луи Армстронг, Чарли Паркер, Билл Хейли, Gypsy Kings.
Испания, восстание против Франко, «Баррикады», на мотив «Варшавянки».
Кубинская революция, Марш 26 июля. Они восстали, не думая, поможет ли СССР. Революция в Чили, Venceremos.
Виктор Хара, Песня революции
Серхио Ортега, Elpueblounidojamásserá vencido (когда народ един, он непобедим). Они восстали, не думая, поможет ли СССР. Слезы радости, исторгнутые чувством солидарности масс.
Но обратите внимание на видеоряд: Мао, Сталин и… Троцкий. Вместе. И Эйнштейн.
Эйнштейн восторгался Лениным, написал статью о социализме. Но как раз в этой статье Эйнштейн показал, что он не понимает, что такое социализм.
Революция – она больше политических взглядов. Но знают ли те, кто составлял видеоряд, что Рамон Меркадер убил Троцкого по приказу Сталина? Понимают ли те, кто составлял видеоряд, что самая враждебная рабочим буржуазия – это сталинские госчиновники?
Кстати, именем Виктора Хары названы улицы в Сантьяго, Мехико, Магдебурге, Гранаде, Авьоне и др. Буржуазию это ничуть не смущает, нет либералов, призывающих эти улицы переименовать во имя топонимики.
Все эти песни – уже не песни революции, это эстрадные хиты. Они не страшны буржуазии, убивать за них, как Виктора Хару, не будут.
Сталин использовал марксизм-ленинизм в качестве религии для подавления масс.
Религия противоречит науке, ранее капитализм теснил религию, потому что ему была нужна наука. Ныне капитализм использует религии как примитивную методичку Шарпа.
Буржуазия использует и революции, цветные революции - по методичкам Шарпа, апофеоз – киевский майдан-2014.
Помимо единства, народу нужен разум. Собственный, не разум вождей.
Революция стала общим местом, аксессуаром, модой - музыкальные шоу, кинематограф выхолостили понятие революции.
С моменты выхода на экраны фильма Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии» в 1972-м минуло 16 лет. Когда лев мертв, его можно попинать. Бельмондо не боится львов, в фильме Клода Лелюша «Баловень судьбы» он смело идет навстречу старому льву, и лев убегает.
Фильм – издевка над левыми, он посвящен Жаку Брелю, французскому Высоцкому. «Буржуи – свиньи», поет Брель. В фильме – всё наоборот, протаскивается простенькая мыслишка, будто бы каждый может стать богатым, нужно только упорство, смелость, трудолюбие. Таков главный герой, которого еще маленьким бросила мать, но он стал знаменитым циркачом, когда же получил травму – сколотил состояние на очистке улиц с помощью мусоросборных машин. Дворники – на роликах, эстетика. Аналогично старается молодой бедняк, не брезгует никакой работой, рискует, едет в Африку, неожиданно добирается до богача-циркача, уговаривает использовать его, богач использует, отец бедняка из оборванного превращается в респектабельного, дочь богача-циркача влюбляется в бывшего бедняка, богач их благословляет, рождается дитя, все счастливы.
Это и есть политическая установка Клода Лелюша. Его классовая позиция.
Сентябрь 2021
Комментарии