Самолеты из шарашки

На модерации Отложенный

 

Война заставила Сталина собрать разбросанных по лагерям «врагов народа» в шарашки – конструкторские бюро за решеткой. Там жизнь и свела легендарного Андрея Туполева с авиаконструктором Леонидом Кербером, запечатлевшим, как зэки ели мясо с какао, создавали легендарные бомбардировщики и учили СССР летать из тюрьмы.

 

В 1917 году на волне разыгравшихся грабежей и налётов матросы, ворвавшиеся в дом, выгнали Лёню Кербера, его брата Виктора и мать Ольгу Фёдоровну на улицу, а помещение экспроприировали. Глава семьи, капитан первого ранга в Балтфлоте, в этот момент был в Англии, и с тех пор их связь прервалась. После некоторых мытарств Керберы поселились в Луге, рядом с родственниками. Лёня добровольно отправился на Лужский артиллерийский полигон – оттуда и был призван в Красную армию. Ему было 15, и долгих раздумий принятое решение не потребовало. Воевал в составе артиллерийского дивизиона 4-й Петроградской пехотной дивизии, участвовал в боях против Юденича, в Польском походе и в подавлении Кронштадтского мятежа. Среди мятежников, как выяснилось много позже, на том финском льду был двоюродный брат Лёни – Александр.

Отслужив на фронтах Гражданской войны дважды, не поступив ни в Военно-воздушную академию им. Жуковского, ни в лётное училище, Кербер работал где придётся, пока не получил место слесаря в лаборатории Научно-испытательного института связи (НИИС). Здесь он быстро проявил себя, и скоро начальник отдела перевёл Кербера на конструкторскую работу – в проект по созданию радиопеленгатора. Прибор АПР-1 был создан, после испытаний его устанавливали на бомбардировщиках ТБ-3 (АНТ-6) в Хабаровске. Так Кербер познакомился с Туполевым – оценив вклад Кербера в общее дело, Туполев его запомнил.

 

 

В 1934 году потребовался специалист для оснащения радионавигационным оборудованием низкопланов АНТ-25, и Туполев вспомнил о талантливом инженере-конструкторе. Машину готовили для Чкалова – планировался грандиозный перелёт из СССР в США через Северный полюс. Газеты писали о самолётостроении, народ грезил полётами. В 1935 году перелёт Леваневского, Байдукова и Левченко по маршруту Москва – Северный полюс – Сан-Франциско пришлось прервать из-за неисправности самолёта. После этого для Чкалова Сталин сократил маршрут и предложил лётчикам из Москвы отправиться просто в Петропавловск-Камчатский – там уже было на что посмотреть.

Экипаж стартовал 20 июля 1936 года. Вся страна с замиранием сердца следила за этим полётом на страницах газет и в кадрах кинохроники. Золотые годы начала советской авиации – всеобщее ликование. Уже 24 июля весь экипаж был удостоен звания Героев СССР. Небом заболела вся страна. Леваневский в 1936 году летел из Лос-Анджелеса в Москву на поплавковом варианте одномоторного пассажирского Вaлти V-1A американца Джерарда Валти – и получил орден Трудового Красного Знамени, а его напарник Левченко – орден Ленина.

12 августа 1937 года четырёхмоторный самолёт ДБ-А, созданный Болховитиновым и Курицкесом, с бортовым номером Н-209 с экипажем из шести человек под командованием Леваневского начал полёт из Москвы через Северный полюс в Фэрбенкс, штат Аляска, США. Леваневский не доверял туполевскому АНТ-25, но и эта машина была экспериментальной. Радиосвязь с бортом прервалась 13 августа в 17:58 по Москве, после того как они пролетели над Северным полюсом.

 

 

Для большинства причастных к самолётостроению в СССР авиация в тот момент стала тюрьмой. По обвинению во вредительстве и контрреволюции в октябре 1937 года был арестован Туполев, а несколькими месяцами раньше – заместитель начальника винтомоторного отдела ЦАГИ Погосский и Файнштейн из Союзхимпласта. 1938 год начался арестом заместителя начальника Некрасова и четырёх руководителей моторного отдела, 2 февраля арестовали Александрова из ЦАГИ, 30 апреля на ночь глядя пришли за Кербером.

На Лубянку его привезли под утро Первомая, когда на улицах уже собирались демонстранты. Кербера судили за контрреволюционную деятельность по статьям 58-7 и 58-11 УК РСФСР – у него для этого всё-таки были все данные. Доказательная база оказалась крайне слабой, но кого это волновало. Когда ему пришлось признаваться в диверсиях, техническую сторону дела он обставил так, чтобы с точки зрения законов физики было очевидно, что признание – это бред, но следователи ничего не заметили. Позже в лагерной биографии это сыграло за Кербера, но в ноябре 1938 года его всё равно приговорили к восьми годам лагерей. И через несколько дней по этапу он отправился в Архангельск – в Кулойлаг.

Великие свершения, без которых, кажется, была невозможна жизнь простого советского человека, вполне удавались на строительстве гидроэлектростанций, железнодорожных магистралей и других стройках века, писал Леонид Кербер. Хуже было с производством машин и тракторов. И уж совсем скверно дела обстояли в области производства высокоточной техники – «тут дело шло к явному провалу». Для реализации планов НКВД по разработке боевых летательных машин требовалось 1500–2000 человек. На пороге войны враги революции, превратившись в арестантов, стали бесплатной и бесправной рабочей силой.

Авиация в ней ещё как нуждалась. Единственным подходящим по размеру и оборудованию помещением для площадки под разработку будущих легендарных самолётов было бюро авиационного завода № 156 на улице Радио в Москве. После ареста своих руководителей оно влачило жалкое существование.

 

 

«Буквально в два дня на многочисленных московских авиазаводах были изготовлены тысячи решеток, и всё восьмиэтажное здание КОСОС (где изначально квартировалась производственная база Туполева) превратилось в тюрьму. Второстепенных “главных конструкторов” – кого выгнали, кого потеснили, 200 врагов народа перевезли на ул. Радио, подчинили им 1000 вольнонаемных конструкторов, разыскали Кутепова, и ЦКБ-29 НКВД приступило к творческой деятельности. Как известно, в то мудрое, великое и незабываемое время для творчества требовалось крепкое здание, надежная охрана, прочные решетки и приличные “харчи”!» – пишет об этом Кербер.

Пока Кербер валил деревья на лесоповале под Архангельском, его судьбу решал под Москвой арестованный в 1937-м авиаконструктор Туполев. В самом начале проекта в Болшево НКВД потребовало списки специалистов по авиации, годных для разработок стратегически важной лётной техники. Составляя свой, Туполев боялся спровоцировать аресты, но когда список был изучен в НКВД, оказалось, что большинство из фигурантов уже арестовано. Туполев разыскивал своих конструкторов по лагерям и тюрьмам от Минска до Колымы, от Джезказгана до Норильска, и многих не нашёл. В бригаде Туполева Кербер должен был отвечать за оснащение электрикой и радиооборудованием разрабатываемых моделей. В самом ЦКБ-29, кроме туполевского, было ещё три аналогичных
конструкторских бюро.

 

 

В Кулойлаге охранники называли Кербера «падлой» – как и всех остальных зеков. В Болшево же он почувствовал разницу не только в обхождении, но и в питании. А на первом ужине в зале за столами под белыми скатертями он обнаружил Туполева, Королева, Путилова, Макарова и многих других. Ужин состоял из двух блюд и с десертами. В тот момент, когда пожилой химик Абрам Файнштейн раздраженно бросил: «Опять какао холодное», – Кербер, памятуя лагерное меню из протухшей капусты, ущипнул себя. Но, разумеется, быстро привык. Когда стали окончательно улажены ведомственные мелочи, Леонид Кербер признал, что «гомерическое предприятие последовательного социалистического типа работало на полный ход». Наедине с собою каждый зэк безысходно чувствовал, что свидания с родными в присутствии сопровождающих охранников приносили больше разочарования, чем радости, и любимая работа, для тех, у кого она была таковой, со временем стала единственным способом не сойти с ума.

Кербер оказался одним из пионеров внедрения радио в авиации. Он принимал участие в разработках стратегически важной боевой техники и, в сущности, реализовался в жизни. Уже в 1952 году, когда арест был давно позади, в ОКБ Туполева ему предложили пост заместителя генерального конструктора по оборудованию, для него же и созданный. Он был неоднократно представлен к государственным наградам и впоследствии отмечен правительством. Однако, говоря о его жизни и крупных заслугах, особенно государственных, следует помнить, что несколько лет своей яркой биографии он провёл в унизительном подчинении у надзирателей. Также как и Туполев, и ещё 102 человека из его КБ. Во время пересмотра уголовного дела Кербера в 40-е выяснилось, что никакого преступления он не совершал и в тюрьме отсидел ни за что. К слову сказать, арестованному в 1937 году Туполеву обвинение смогли предъявить только в 1940 году, ещё через год он был освобождён и полностью реабилитирован 9 апреля 1955 года.

 

 

«Туполевскую шарагу» Кербер писал якобы в стол и для своих. Но текст множился самиздатовскими копиями, пока не оказался в руках редактора издательства «Посев» во Франкфурте-на-Майне. И в 1971 году книжка вышла под авторством Георгия Александровича Озерова. Он тоже из научных политзэков и был одним из ведущих конструкторов при Туполеве – редактор решил, что вычислил автора. В 1973-м вышло второе издание – Леонид Кербер к публикации не имел отношения, но стенографистку, напечатавшую больше копий, чем ей было заказано, за усердие определённо стоит поблагодарить. Сын Кербера, Михаил, по рукописям отца составил и подготовил в публикации книгу «Туполев» – она вышла в издательстве «Политехника» в 1999 году. Это всё та же история «туполевской шараги», но в тексте появилась история ареста самого Туполева и комментарии в окончании.

«Мы часто на страницах прессы негодуем, когда где-нибудь обнаруживается спрятавшийся от расплаты какой-нибудь фюрер СС – и это справедливо. Допустим, что процессов над “отечественными эсэсовцами” из ГУЛАГа и МВД из-за того, что может вскрыться, проводить не хотят. Но расстрелять Лысенко и Презента следовало бы. Потеряв в застенках 10 миллионов жизней своих соотечественников, страна могла бы позволить себе добавить к ним еще двух негодяев, не нашедших в себе мужества покончить с собой», – был убежден под конец жизни Кербер.