Любить Бога: что это значит и зачем нужно?

Вопрос читателя:

Во всех книгах о духовной жизни, начиная с Библии, говорится, что самое главное — это возлюбить Бога. Но как это понять? Любить человека — значит заботиться о нем, делать ему что-то хорошее. А как проявить любовь к Богу, Который абсолютно самодостаточен и Которому ничего от нас не нужно? И зачем Ему наша любовь? Объясните, пожалуйста.

С уважением, N

Отвечает Игорь Цуканов:

Игорь ЦУКАНОВ

Вы задаете очень хороший вопрос, он волнует многих читателей «Фомы». Но вот за формулировкой вашего вопроса стоит такое представление о Боге, с которым сразу же хочется поспорить. Бог «абсолютно самодостаточен», Ему «ничего от нас не нужно», и в то же время Он требует к себе любви… Такое ощущение, что речь о каком-то важном господине, который безраздельно нами владеет и требует себе поклонения просто по праву сильного, не сильно вникая в подробности нашей жизни. Но такой бог — совсем не Тот, в Которого верят христиане.

В Евангелии от Иоанна звучат слова, которые сообщают о Боге нечто в высшей степени важное: Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную (Ин 3:16). Когда в глубокой древности человек усомнился в Боге и спровоцировал всемирную катастрофу, которую богословы назвали грехопадением, Бог не стал безучастно смотреть на случившееся. Ему оказалось совсем не безразлично то, что люди начали грешить, страдать, болеть и умирать, что весь мир оказался ими изуродован и искалечен. Господь принял на Себя личную ответственность за судьбу тех, кого Он сотворил и возлюбил. И принял самое что ни на есть личное участие в их спасении: Сын Божий Иисус Христос¸ Второе Лицо Святой Троицы, Сам стал человеком, прожил тяжелую человеческую жизнь и в конце концов был  распят на кресте. И этой страшной смертью спас нас из того ненормального, болезненного состояния, в котором мы находимся многие тысячи лет с момента грехопадения. Дал нам возможность вернуться к Богу и жить вечно.

Мы с вами просто не сможем говорить о любви к Богу, опираясь на те предпосылки, которые просматриваются за формулировкой вашего вопроса. Просто не услышим друг друга. Чтобы услышать, нужно сперва договориться об одном условии: давайте будем исходить хотя бы из того, что Бог заслуживает нашего доверия. Христиане Богу доверяют — это принципиально важная вещь, в каком-то смысле фундамент веры. И только если мы согласимся исходить из этой предпосылки, то можем перейти к разговору о любви к Богу.

Ну что, договорились? Если да, тогда первое, что я возьмусь утверждать:

Тезис 1.

Любить Бога в евангельском смысле — это и значит доверять Ему

Святые отцы, жившие вдали от мира и много упражнявшиеся в молитве, иногда описывали любовь к Богу как чувство теплоты в сердце, слезы на глазах, ощущение, что твои кости «плавятся». «В ощутившем любовь сию (к Богу. — Прим. ред.) усматривается необычайное изменение: лице его делается огненным и радостным, и тело его согревается… страшную смерть почитает радостью… хотя и делает что, но совершенно того не чувствует, так как ум его парит в созерцании, и мысль его всегда как бы беседует с кем-то», — пишет, например, Исаак Сирин (VII век). Мы не можем подвергать подобные свидетельства сомнению, но разговор о них отложим до другого случая. Наверное, на каком-то этапе духовной жизни человека любовь к Богу находит себе выражение и в слезах, и в сердечной теплоте. Но это точно не то, с чего она начинается. И это не то, о чем говорит Господь в Евангелии, когда, например, заповедует: любúте врагов ваших (Мф 5:44). Он не призывает нас бежать навстречу врагам с распростертыми объятиями и слезами умиления. Он вообще говорит не о чувствах.

Чувство — это нечто такое, что испытываю только я сам и никто другой. Если мне хорошо, приятно, радостно с человеком — это мне хорошо. И совсем не факт, что хорошо и ему. Когда молодой человек говорит девушке: «Я тебя люблю», он выражает ей симпатию, признается, что испытывает к ней физическое влечение и душевное расположение (ощущает какую-то общность интересов, взглядов на жизнь и т. п.). Но это признание — гораздо ближе к тому «люблю», которое говорят про хороший фильм или музыку, чем к любви в ее евангельском смысле. Нас обманывает использование во всех случаях одного и того же слова — «любовь». А вот в греческом языке, «родном» для Евангелия, это русское слово имеет по меньшей мере шесть (!) вариантов перевода — в зависимости от смысловых оттенков. Чувственная любовь, физическое притяжение обозначаются словом ἔρως («эрос»); любовь как душевная близость, дружеская привязанность — φιλία («филиа»); любовь как преданность, глубокое доверие и уважение — ἀγάπη («агáпэ») и т.д. Когда Христос заповедует: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим (Мф 22:37), — Он использует именно это третье понятие: «агáпэ».

И когда прибавляет к сказанному: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф 22:39), — употребляет тот же самый глагол. В обоих случаях речь не о чувствах, а о доказательствах преданности.

Кстати, когда апостол Иоанн Богослов говорит, что Бог есть любовь, он тоже имеет в виду «агáпэ» — любовь как доверие и преданность.

Тезис 2.

Любить Бога — значит отвергнуться себя, то есть пожертвовать своеволием.

Дать определение любви очень сложно — так же, как и целому ряду других основополагающих понятий, на которые опирается человек. Попробуйте, например, объяснить, что такое жизнь, не используя самого этого слова. А дружба? А добро?.. В этом смысле любовь подобна истине, о которой знаменитый богослов XX века священник Павел Флоренский сказал, что она «не доказуется, а показуется».

И, тем не менее, Христос дает замечательное определение любви! Он говорит: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15:13). Есть и другие созвучные с этими слова: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф 16:24).

Любить — значит отвергаться себя, жертвовать собой, своими интересами и выгодами вплоть до того, чтобы положить душу свою за друзей своих. Сам Бог потому и есть любовь, что Он жертвует Собой ради нас (которых как раз и называет друзьями; см. Ин 15:14). Значит, и для нас любить Бога тоже значит чем-то жертвовать ради Него. Чем же мы можем пожертвовать? В первую очередь — нашим своеволием.

Если мы испытываем по отношению к Богу ту самую «агáпэ» — любовь-доверие, любовь-преданность, то, конечно, постараемся учитывать в первую очередь Его волю и действовать согласно с ней. Тем более что воля Божия вовсе не какая-то тайна за семью печатями, она открыта в Его заповедях.

Христос говорит: Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Ин 14:21); в Синодальном переводе, с несколько сглаженным смысловым акцентом: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня. Почему исполнение заповедей — это свидетельство любви к Богу? Именно потому, что, живя согласно Его воле о нас, мы выражаем Ему свое доверие и верность.

И это не просто какой-то формальный акт «выражения доверия». На самом деле, не доверяя Богу, заповеди просто не исполнишь.

Большинство из нас склонно связывать цель, ради которой мы что-то делаем, с понятием «качества жизни», говоря по-простому — с комфортом, физическим и душевным. Полезным и эффективным обычно считается то, что повышает «качество жизни», делает ее более удобной и приятной, доставляет радостные переживания. И наоборот: все, что жизнь усложняет, делает ее более трудной, считается вредным.

И в такую картину мира заповеди абсолютно не вписываются. Их исполнение почти никогда не приводит к повышению «качества жизни». Жизнь не становится благодаря исполнению заповедей более «удобной» или «приятной» в общепринятом смысле, скорее наоборот. Заповеди — вообще не про удобство, а про блаженство, которое, по слову святителя Тихона Задонского (1724–1783), есть не что иное, как Сам Иисус Христос, или, точнее — наше единение с Ним.

Евангельские заповеди блаженства — квинтэссенция того, чему учил Христос. И что же из них следует? Что среди блаженных находятся плачущие, гонимые, неправедно злословимые, оклеветанные. Вот, оказывается, чье Царство Небесное, вот кто соль земли (ср. Мф 5:3–13). Люди, живущие в логике повышения «качества жизни», руководствоваться такими заповедями никогда не согласятся. Ориентироваться на такие заповеди, очевидно, может только тот, кто искренне полюбил Бога и доверился Ему, а свои желания согласен отставить на второй план: да будет воля Твоя! (Мф 6:10).

Есть у разговора про жертвование своей волей и еще одно, богословское, измерение. Дело в том, что почти все, что мы привыкли включать в понятие человеческой личности: достоинства и недостатки, эмоции и желания, таланты и знания, привычки, воспоминания и т. д. — у человека с точки зрения христианства не свое собственное. Что-то вложено в него Богом (способности, таланты), что-то сформировалось под влиянием людей и событий (знания, привычки, воспоминания), что-то досталось в наследство от предыдущих поколений (черты внешности, характера, предрасположенности к разным недугам). Воля — едва ли не единственное, что невозможно приписать «внешним факторам»: она принадлежит только самому человеку. После грехопадения собственная воля, зараженная грехом, стала для человека главной ценностью: перестав доверять своему Творцу, человек сделался рабом собственных желаний и влечений, часто греховных. И отказ от самоволия оказывается в итоге единственной жертвой, которую человек может реально принести Богу.

Когда я говорю, что отныне живу по заповедям Божиим, а не так, как мне вздумается, я действительно отвергаюсь себя, потому что отвергаюсь своей воли. Это не значит, что я становлюсь безвольным существом. Это значит, что я свободно подчиняю свою волю воле Божией, ставлю заповеди, данные мне Богом, на их законное место — приоритетное. И это — мощное свидетельство любви человека к Богу.

Именно такую любовь к Богу Отцу проявил Господь Иисус Христос. Не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца, — говорил Он иудеям (Ин 5:30). И подтвердил истинность этих слов в Гефсиманском саду, когда, несмотря на естественный страх и нежелание умирать, выбрал исполнить волю Отца, ведущую Его на Голгофу. Не как Я хочу, но как Ты (Мф 26:39)…

Тезис 3.

Любви к Богу не бывает без любви к ближнему

Бог есть любовь (1 Ин 4:8) — это главное, что мы знаем о Нем. А человек создан по образу и подобию Божию (Быт 1:26, 27), и это значит, что каждый из нас тоже призван быть любовью. И не только по отношению к Богу, но и ко всякому ближнему. К любому, кого Бог вводит в нашу жизнь, хотя бы ненадолго.

Без любви и доверия Богу невозможно наше спасение. А ближнего-то зачем нам любить? Ответ на этот вопрос дает апостол Павел, назвавший Церковь телом Христовым, где все члены заботятся друг о друге: Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны. ...Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены (1 Кор 12:21, 24–26). Не кто-нибудь, а мы сами должны быть руками, сердцем, устами Господа. Он спасает нас для жизни вечной не столько чудесами или невидимыми благодатными воздействиями, сколько через нас же самих — одних людей с помощью других.

Лично для меня это стало когда-то одним из самых поразительных открытий в Евангелии: любовь человека к Богу и любовь к другому человеку Христос не то что не разделяет — Он фактически уравнивает одно с другим! В Евангелии от Луки эти две заповеди просто объединены: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя (Лк 10:27). У евангелистов Матфея и Марка они названы «подобными» друг другу и равнозначными (Мф 22:37—40, Мк 12:29—31). А из притчи о Страшном Суде мы узнаём, что проявившие милость к ближним, оказывается, облагодетельствовали в их лице Самого Христа. И кто прошел мимо ближнего — прошел мимо Господа (Мф 25:31–46).

Можно долго размышлять, почему заповеди о любви к Богу и к ближнему так неразрывно связаны друг с другом. Ничего не возразишь, например, на слова апостола Иоанна Богослова: Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин 4:20). Действительно, невозможно полюбить Бога, пока не научишься любить ближнего. Верно и обратное: невозможно по-настоящему любить ближнего, если не полюбил Бога, ведь самое драгоценное, что можно увидеть и полюбить в ближнем, как писал митрополит Сурожский Антоний (1914-2003), — это образ Божий, тот сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, которым так дорожит в каждом из нас Сам Бог (1 Пет 3:4).

«Любовь к человеку без любви к Богу есть самолюбие, а любовь к Богу без любви к человеку есть самообман», — так емко выразил обе эти истины преподобный Иустин (Попович) (1894–1979). А авва Дорофей (подвижник VI века) наглядно изобразил взаимоотношения людей друг с другом и с Господом в виде колеса. Каждый из нас — ось, а Бог – центр; чем ближе мы сходимся друг с другом, тем ближе оказываемся к Богу.

Но может быть, дело обстоит еще проще? Ведь любовь, говорит апостол Павел, — это дар, и даже высший из даров, который Бог вручает человеку, когда тот готов его принять. И человек, наделенный таким даром, — он любит всех. Это просто свойство любви. Он не может смотреть на мир как раньше, делить людей на тех, кто любви «достоин» и кто «недостоин». Он, как Серафим Саровский, готов услужить, уступить, принести себя в жертву всем и каждому, начиная с Бога и заканчивая разбойниками, пришедшими его грабить. Он живет любовью, изливает ее на всех одинаково — и в этом уподобляется Самому Богу, Который повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф 5:45). Любить только «некоторых» — невозможно, это будет просто не любовь.

Именно такую мысль высказывает преподобный Максим Исповедник (ок.

580 — 662): «Совершенная любовь не разделяет единого естества человеков по различным их нравам, но… всех человеков равно любит: добрых любит как друзей, а недобрых — как врагов, благодетельствуя им, долготерпя, перенося ими причиняемое, отнюдь не отплачивая им зла, но даже страдая за них, когда случай востребует».

Тезис 4.

Любить — значит принимать, не ставя условий. Поэтому часто любовь проявляется как терпение

Мы уже сказали, что любить другого — значит жертвовать собой ради него. Но и жертвовать можно по-разному. Как часто, уступая в чем-то другому, мы раздражаемся, доходим до ссор, начинаем предъявлять друг другу упреки и претензии: «Да я ради тебя вон от чего отказался, все для тебя, а ты, такая-сякая!..» Или пусть даже молчим — а слова эти написаны у нас на лице. И понятно, это не слова любви. Потому что про любовь мы знаем совсем другое: она долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не мыслит своего, не раздражается… (1 Кор 13:4,5).

Как часто, жертвуя чем-то ради другого, мы втайне рассчитываем, что он как-то оценит наши старания. Но «того, у кого настоящая любовь, не волнует, оценят его любовь или нет, — говорил афонский старец Паисий Святогорец (1924–1994, прославлен в лике святых в 2015 году). — Жертву, которую он совершает ради ближнего по чистой любви, он даже не помнит». А преподобный Исаак Сирин писал: «Где любовь, там нет возмездия (платы, воздаяния. — Прим. ред.); а где возмездие — там нет любви».

Идеальный пример любви, не ищущей своего, мы находим в евангельской притче о блудном сыне. Сын требует у отца «причитающуюся ему» часть отцовского имения (ту, которая досталась бы ему после смерти отца), получает ее — и отбывает невесть куда, «на страну далече», где живет распутно и расточительно. Наконец, все растратив и опомнившись, он решает вернуться к отцу и заранее складывает в уме покаянную речь: Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Но на деле он едва успевает вымолвить и половину этих слов: отец, завидев сына, выбегает ему навстречу, обнимает, дает лучшую одежду, надевает на руку перстень (знак хозяйской власти в доме) и устраивает пир. И — ни словом не укоряет его (см.: Лк 15:11–32). Ясно, что эта притча о наших отношениях с Богом. И она показывает, кáк любит нас Бог — безусловной принимающей любовью.

Примеры такой любви встречаются и в нашей земной жизни, хотя, к сожалению, чаще всего в самых отчаянных ситуациях. Вот что рассказывала в беседе на радио «Вера» Лариса Пыжьянова, психолог детского хосписа «Дом с маяком», где неизлечимо больные дети проводят свои последние месяцы и дни:

«Для меня хоспис — это про ту самую безусловную любовь, к которой нас всех призывает Господь. Когда говорят, что там страшно, что там умирают дети, я отвечаю: дети видят там такую любовь, которой, к сожалению, не знают их здоровые сверстники. От здоровых детей родители ожидают социализации, реализации, успехов: “ну-ка, давай, вперед!” А здесь понятно, что ребенок не вырастет, не будет ни отличником, ни спортсменом, ни героем, не прославит своих родителей, даже стакан воды им в старости не подаст. И его любят самой безоценочной, самой безусловной любовью. И дети так же любят в ответ. Это пример самой светлой, святой любви».

Но такие примеры в нашей жизни все-таки большая редкость. Гораздо чаще наша любовь к Богу и к ближнему «выглядит» как терпение. Это может быть терпение недостатков человека, которого мы любим, или жизненных скорбей, которые попускает нам Господь. И когда мы терпим — это тоже жертва, это тоже любовь.

«Идти на смерть за своего близкого — это еще не наша мера. Наша мера — это хотя бы не раздражаться на него по пустякам, — сказал однажды протоиерей Валериан Кречетов, один из самых опытных духовников Русской Православной Церкви. — Любовь долготерпит — апостол Павел с этого начинает… Любовь заключается в том, чтобы терпеть».

В одном из псалмов царя Давида есть строки: Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа (Пс 26:14). И действительно, бывают ситуации, когда любовь к Богу приходится доказывать терпением попускаемых Им скорбей — и надеждой на Него.

Одна моя знакомая не так давно потеряла сына. Совсем еще молодой человек погиб при трагических обстоятельствах, совершенно внезапно. Девять человек из десяти на ее месте пришли бы в отчаяние и слышать не захотели бы больше о Боге, Который «не уберег» или «так жестоко наказал, непонятно за что». Но у матери этого юноши (который и в храм ходил, и духовной жизнью интересовался) к Богу нет претензий. Есть горе, есть тоска, есть боль, но каким-то непостижимым образом они соединяются в ее сердце с доверием к Тому, без Кого все было бы совсем безысходно, потому что — бессмысленно. В таких ситуациях, самых предельных, катастрофических, проявляется любовь человека к Богу.

Тезис 5.

Любить — это единственный способ быть счастливым. А любить Бога — единственный способ быть счастливым вечно

Вы спрашиваете: зачем Богу наша любовь, если Он ни в чем не нуждается? Я бы поставил вопрос иначе: зачем нам любить Бога? Ведь если Бог действительно есть любовь, то для Него радость — отдавать Себя Своим созданиям, заботиться об их благополучии и счастье. Ровно этому Он и учил апостолов: Блаженнее давать, нежели принимать (Деян 20:35).

А нам зачем любить Бога — да еще и ближнего в придачу? Разве это не оборачивается огромными издержками? Разве не обрекает на бесконечное терпение неудобств и неприятностей?

Во-первых, любовь к Богу — это самый прямой путь спасения. Для Бога очень важна каждая человеческая жизнь, Ему, как мы уже сказали вначале, далеко не безразличны заботы человека, его боль и страдания. Бог хочет, чтобы каждый человек был спасен, чтобы к каждому вернулась радость и полнота бытия. И, подобно отцу из притчи о блудном сыне, Бог делает для этого все. Но человек не может быть спасен без любви как абсолютной верности — готовности вверить себя в руки Того, Кто знает, как тебя подвести к этому спасению. Да, этот путь не будет легким, потребует терпения, труда над собой, жертвенности ради Бога и ближних, готовности понести тот или иной крест. Но любовь к Богу поможет все преодолеть и пройти этот узкий путь (ср.: Мф 7:14).

Во-вторых, научиться любить Бога — это главный смысл человеческой жизни. Богообщение, единство с Богом — это и есть то самое Царство Небесное, которого в конце концов ищет человек, созданный по образу и подобию Божию. Об этом замечательно сказал блаженный Августин (354–430): Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе. В Царстве Небесном и нет ничего, кроме Бога (и тех, кто обрел с Ним единство в любви).

Но Царство Небесное — это вовсе не какая-то специфически загробная реальность, куда пускают только после смерти. Оно доступно уже на земле! Любовь к Богу и к окружающим людям — деятельная, активная — наделяет жизнь человека смыслом, радостью и полнотой уже здесь и сейчас. И это — очень существенное «в-третьих».

Вот что пишет в своей книге «Больничный священник» епископ Верейский Пантелеимон (Шатов), более сорока лет отдавший служению при больнице и сейчас возглавляющий Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению:

«Я достаточно долго ходил в больницу и знаю, как это бывает трудно… Порой у меня возникало ощущение, что, прежде чем идти к больным, приходится через что-то переступать, преодолевать внутри себя какое-то препятствие. Мешало нежелание погружаться в чужое страдание. Хотелось вместо этого подольше побыть после службы в храме, пообщаться с прихожанами, сходить в школу к детям… А идти в больницу, где сам воздух пропитан болью, хотелось далеко не всегда...

Но когда я совершал над собой усилие, когда не отказывался и посещал больных, то чувствовал щедро изливаемую на меня благодать Божию: прояснялось мое сознание, чище делалось сердце, легче становилось дышать. Вот ты причастил и ободрил тяжелобольного, принял первую исповедь, ответил на вопрос, кого-то пожалел, приободрил, с кем-то помолился, кому-то улыбнулся, поговорил с сестрами и врачами, расспросил их о чем-то — и словно тучи на душе разошлись. Меньше обличает совесть. Радостнее становится жить. И ты понимаешь, что служение в больнице — служение благодатное, которое нужно тебе, вероятно, даже больше, чем больным.

Если совершаешь служение больным постоянно, то жизнь меняется, начинаешь видеть ее по-другому. Смотришь на удобства, блага, за которыми гонится современный человек, — и видишь их никчемность и совершенную ненужность. Осознаешь важность теплых слов, доброго отношения, внимания к другому человеку, учишься правильно воспринимать людей, делаешься к ним ближе, лучше понимаешь жизнь.

Благодаря больничному служению приближаешься к Богу… по-другому воспринимаешь страдания Христа, Его крестную жертву».

Жена священника и катехизатор Анна Джурасс, в свое время объехавшая пол-России как миссионер, рассказывала ведущим на радио «Вера», какая это радость, когда человек, которому ты уделил внимание, раскрывается тебе навстречу. «Видеть этих людей, самых разных; понять, принять, почувствовать человека, насладиться красотой, которая у него внутри... Может быть, он и сам ее не осознает, но ты его раскрыл — и он как цветок перед тобой. Это прекрасно, это, наверное, самое лучшее. Я получаю от этого даже не удовольствие (уж слишком примитивное слово), а — счастье. Счастье видеть в человеке образ Божий».

И еще один пример — Евгения Ульева, многодетная мама с богатым опытом церковной жизни, которая преодолела тяжелую форму рака и сейчас поддерживает советом и добрым словом множество семей, столкнувшихся с трудностями. «Я никогда не задумывалась, откуда берутся силы, — рассказывала она нам с коллегой в беседе на радио «Вера». — Конечно, от Господа Бога. Но чем больше ты отдаешь окружающим людям, тем больше получаешь. Это как батарейка, которая заряжается: ты отдаешь — Господь тебе восполняет».

Тот же самый образ использовал преподобный Паисий Святогорец, когда говорил о человеческом сердце: «Сердце словно аккумуляторная батарейка, которая постоянно подзаряжается. Оно не устает и не стареет, его сила не исчерпывается никогда. Но над сердцем надо работать». «Чтобы любовь возрастала, нужно ее отдавать».

О чем-то подобном размышлял и английский писатель и богослов Клайв Стейплз Льюис (1898–1963) в своей книге «Страдание», написанной в 1940 году: «Мне кажется, в раю каждая душа непрестанно раздает блаженным ближним все, что получает… Душа — это отверстие, полость, которую Он (Бог. — Прим. ред.) заполняет; и союз с Ним, почти по самому определению, — непрестанная самоотдача, раскрытие, откровение, препоручение себя Всюду, от высших до низших, “я” существует лишь для того, чтобы мы его отдали, и становится от этого еще более собою».

Так делает и Сам Бог, однажды отдавший Себя на растерзание людям на Голгофе и с тех пор продолжающий раздавать Свое Тело и Кровь в таинстве Евхаристии.

Резюме:

Так как же правильно любить Бога?

Верующим часто бросают упрек, что в Церкви совсем не видно любви — одни строгости, правила да ограничения. И это при том, что сами верующие постоянно твердят о любви — начиная со священников в православных храмах и заканчивая ребятами, под гитару поющими псалмы и песни о любви к Богу. Нечто подобное описывал еще ветхозаветный пророк Иеремия (середина VII — начало VI века до Р. Х.): От пророка до священника — все действуют лживо… говоря: «мир, мир!», а мира нет (Иер 8:10–11). Так же и у нас: кругом на все лады твердят о любви  — и при этом полное ощущение, что уже исполнилось горькое пророчество Христа: по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф 24:12).

Да, увы, любовь слишком часто подменяют разговорами о любви. Так же как, например, молитву, то есть разговор с Богом, — разговорами о Боге. Но огонек любви к Богу в Церкви все-таки теплится — мы привели всего несколько примеров, а их, конечно, намного больше. Другое дело, что любовь эта не так бросается в глаза, как грех и страсти. Во-первых, из-за того, что неправильно настроена наша «зрительная оптика»: мы легче замечаем то, что есть в нас самих (грех), чем то, чего в нас нет или совсем мало. А во-вторых, еще и потому, что, действительно, все люди грешные (и в Церкви тоже) и не все ставят себе такую высокую цель — полюбить Бога. А многие самоуверенно полагают, что раз они церковные люди, то, значит, отношения с Богом у них уже «налажены». И вот этот самообман едва ли не хуже всего. Стяжать любовь с помощью «заклинаний» и бесконечных разговоров о любви никак не выйдет. Здесь нужен долгий самоотверженный труд. С чего же начать?

Святые отцы говорят: поступай так, будто в тебе уже есть любовь к Богу, — и Он дарует тебе ее истинно. Иными словами — начни жить по заповедям. Настоятель храма святителя Николая в Кленниках (где много лет служил святой праведный Алексий Мечёв) священник Николай Важнов говорит об этом так: «Да, нам надо стремиться к тому, чтобы… всех любить от всего сердца, быть готовыми всех обнять и доброе слово сказать. Но мне кажется, это дар Божий. Главное нам начать, протянуть руку, хотя это бывает очень трудно, но протянуть руку человеку, который нуждается в нас, который оказывается рядом с нами в жизни, захотеть принять его от всего сердца, а уж дальше Господь в нас действовать будет».

Но и заповеди исполнять можно опять-таки по-разному. Можно подчиняться им как рабы (из страха, что иначе Бог накажет) или как наемные работники (ожидая награды — блаженства в Царстве Божием). А можно знать умом и чувствовать сердцем, как говорится, «нутром ощущать», что жить по заповедям — это просто единственный способ быть человеком на сто процентов; что в одном этом и заключена вся полнота счастья. Как замечательно сказал священник Иоанн Захаров, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Российской детской клинической больнице: «Когда человек являет любовь, он и становится человеком, а не животным… Сам этот момент, когда ты отдаешь свою любовь, — это и есть веяние Царства Божия. Ради этого и стоит жить. А все остальное — это существование, получеловеческое или полуживотное».

Любить Бога — значит довериться Ему, вручить Ему свою жизнь. Это предполагает, что во имя собственного спасения мы отказываемся от своеволия. И это предполагает нашу готовность любить ближних: принять их в свое сердце безоговорочно и потерпеть, если придется (ну конечно, придется, иначе никак). Самое сложное тут начать. А радость и мир, которые пошлет Господь, непременно дадут понять, что ты на верном пути.