«Батюшка, а я замуж хочу…» За что священника отцом Купидоном прозвали. И как он сам любовь встретил

Об отце Димитрии, настоятеле небольшого провинциального прихода, я могу рассказывать бесконечно. Православные в тех местах в шутку называют его между собой отец Пердимонокль — за удивительную способность попадать в самые невообразимые ситуации. А однажды он еще и отцом Купидоном стал.

«Моя ты принцесса»

Это у него с детства. Когда он еще просто Димкой был — толстеньким, неуклюжим и стеснительным. В третьем классе, например, познакомился он со своей будущей матушкой. До сих пор по городу ходят легенды об этой роковой встрече.

Было первое сентября. Нарядные детишки шли в школу со своими букетами. Проплывали по улицам пышные банты и прилизанные мальчишеские головы. Димка, нарядный, в белой рубашечке, синих брючках, в третий или четвертый раз проверял свой ранец — ничего не забыл? Волновался.

Из-за этого волнения, наверное, в его голову, украшенную ровнейшим праздничным пробором, пришла судьбоносная мысль: «А не кинуть ли мне из окна шарик с водой?» Прямо перед выходом из дома.

И Димка кинул. Через несколько минут в дверь квартиры позвонили. Дверь открыл его дед.

На лестничной клетке стояла разъяренная, как фурия, женщина. И держала за руку плачущую девочку — по виду Димкину ровесницу. В парадной школьной форме, с букетом цветов и в грязи — с пальцев ног и до самых кончиков еще недавно белоснежных бантов…

И девочка эта была прекрасной, как сказочная принцесса. Даже под слоем грязи. Димка смотрел на нее и понимал, что пропал. Навсегда!

— Она будет моей женой, — думал мальчишка, переливаясь всеми оттенками красного.

От романтических мечтаний его отвлек грозный дедов голос:

— …Что молчишь?! Отвечай, паскудник, зачем из окон шариками кидаешься?

Шарик с водой шмякнулся в грязную лужу рядом с этой прекрасной, нарядной девочкой, которая как раз аккуратно обходила ее. Красавицу обдало отвратительной жижей, праздник знаний был безнадежно испорчен, а соседка баба Вера сдала всех с потрохами:

— Это Димка Пшеницын из пятой квартиры. Я сама видела.

…Дед и отец уже синхронно вытягивали из своих штанов ремни, но тут на выручку пришла Димкина бабушка:

— Девочка, милая, как тебя зовут? Аленушка? Пойдем, Аленушка, я тебя сейчас умою, почищу… Ну ладно, с кем не бывает. Дети же…

— В нашем детстве такого не бывало, — начал спорить Димкин отец.

— Ну да, ну да, — неоднозначно посмотрела на него бабушка.

Она была папиной мамой, и детство его помнила хорошо…

«Подставляй задницу, жених!»

Вот так Димка влюбился. Один раз и на всю жизнь. Ради Аленушки своей спортом занялся, похудел, клумбы все в округе ободрал. За что дед с отцом так же не раз синхронно хватались за ремни:

— А ну, жених! Подставляй задницу!

Взаимности добился годам к двадцати. Тогда же и поженились.

Правда, прекрасная Аленушка матушкой поначалу становиться не очень хотела. И когда отца Димитрия в дьяконы рукоположили, акцию протеста устроила — в короткой юбке на службу пришла. Принципиально!

Тут же владыке Феофилакту кто-то письмо накатал (в тех краях уважают эпистолярный жанр), мол: «Караул, спасите, помогите, Отечество в опасности! Жены духовенства покусились на моральные устои!»

Но владыка только улыбнулся в свою седую бороду. Чувствовал, наверное, что попротестует матушка день-два, а потом сядут они с отцом Димитрием, обнимутся и начнут вспоминать ту грязную лужу. Посмеются, всплакнут растроганно… 

Пройдут годы, родятся у них шестеро детей, разрастется приход, почет-уважение стяжают. Но, как когда-то давно, будет смотреть отец Димитрий на свою Аленушку и думать: «Моя ты принцесса!»

Дьякон-двоечник

Отец Димитрий поначалу сам жалел, что в дьяконы подался. Не потому что Богу не хотел служить — Ему Одному и хотел. Но тяжело ему давалась вся эта наука. И опять же, без пердимоноклей не обошлось.

Во-первых, кто-то с их улицы заявление в милицию написал. Не на кого-то конкретно, а в общем: «Кричат темными вечерами в наших краях, надрываются. Как от боли нестерпимой. День-два, неделю… Доколе? Надо же обнаружить и спасти страдальцев».

Милиционер ходил по квартирам, выспрашивал. Когда к отцу Димитрию зашел, тот, как когда-то в детстве, опять запереливался красным. Понял, что за стон умирающего кто-то принял его богослужебное «искусство», которое он дома добросовестно оттачивал. Считал, что настоящий дьякон должен быть голосистым и басовитым. А сам он был «пискляв и шепотлив». Это так глухие бабушки его «рулады» охарактеризовали. И старался, как мог, надрывал безжалостно свою худую утробу. Но опять пердимонокль вышел…

Еще он текст дьяконских молитв выучить никак не мог. Есть такие люди. Вроде бы не глупые, но память — как решето. А если волнуются, то забывают, даже как их самих зовут.

Выйдет на амвон дьякон Димитрий, провозгласит старательно, как дома отрепетировал: «Паки-паки» и заикаться начнет, теряется, глазами хлопает. Уже сорокоуст после дьяконской хиротонии к концу подходит, а он все буксует.

Однажды на службе в очередной раз вышел на амвон, рот открыл и «заело» его. Тут бабушка какая-то на весь храм:

— Что ж ты за двоечник такой! Больше месяца служишь, а все свои «Паки-паки» выучить не можешь.

По храму прокатилось хихиканье, отец Димитрий по традиции стал пунцовым, а самого его еще долго называли дьяконом-двоечником. И «паки-паки» эти припоминали. Пока иереем не стал.

Благодать с благолепием

Есть у него и другое прозвище. Отец Купидон. Из-за очередного случая.

Рассказывала я недавно историю об их совместных приключениях с Володькой — похоронным агентом. И как владыка Феофилакт благословил отца Димитрия больше венчать и младенчиков крестить.

Батюшка — человек послушный, дисциплинированный.

Изо всех сил старался благословение исполнять. Из кожи вон лез. Только вот беда — на приходе у него в основном бабушки древние обитали. Об амурных делах и деторождении давно уже не помышляли.

Если раз за месяц кого покрестит и раз в квартал обвенчает, и то хорошо.

Но однажды случилось чудо. Повалили вдруг к нему в храм девы юные и дамы бальзаковского возраста. Да и просто граждане.

Фото: patriarchia.ru

— Никак владыка Феофилакт молится, не забывает меня! — подумал отец Димитрий.

И возвеселился!

Записок стало море, батюшка аж читать уставал, молебны. Радуется не нарадуется. Отчеты в епархию шлет:

«Исполняю, владыка, Ваше благословение. За неделю три пары венчал. Четырех младенчиков крестил и одного пубертатного отрока. Родители с милицией привели, последняя надежда. Когда такое было-то?! Все Вашими святыми молитвами!»

Облачение новое заказал и размечтался, что колокольню, наконец, достроит. И будет праздничный перезвон на всю округу литься. Народ услышит, к обедне поспешит. Благодать с благолепием…

Да чего только он не сделает! Просфоренку свою, воскресную школу, трапезную для бездомных и нуждающихся. Дело-то богоугодное. А может, святой источник где у него забьет от радости, что так у них все хорошо и православно. Тогда и купель выстроит мраморную. С ангелами по бокам. И поедет к нему православный народ со всей святой Руси. Рай, да и только…

«Душа дебета просит»

Но даже посреди этих сладких мечтаний смущало отца Димитрия одно странное обстоятельство. Все эти неожиданно нагрянувшие фемины заказывали молебны только Божией Матери «Неувядаемый Цвет». А у них даже иконы такой в храме отродясь не было.

Батюшка свою особенность влипать во что попало знал, заволновался:

— Нет ли и тут какого подвоха?

Наблюдать начал, дедукцию с индукцией включил. Расследование привело его в церковную лавку, которой заведовала его верная прихожанка Варвара Георгиевна. Была она уже в почтенных летах, но ум сохранила светлый. Даже чересчур. Что всех и подвело.

«Триста лет тому назад», в своем мирском прошлом работала она бухгалтером и на допотопных деревянных счетах виртуозно сводила дебет с кредитом. И любила это дело больше жизни.

Уйдя на пенсию и уверовав, Варвара Георгиевна так и не смогла расстаться с финансовой страстью, притащила в храм свои огромные счеты и, погромыхав ими, попросила отца Димитрия устроить ее если не в бухгалтерию, то хотя бы в лавку:

— Душа дебета просит. Даже во сне считаю… Благословите, батюшка.

Жалостливый отец Димитрий и благословил. Мучается же бабушка.

Богиня молодости и любви

Варвара Георгиевна тоже жалостливая была. Изболелось у нее сердце, что бедствует приход. Думала она, думала, как в беде этой помочь. И придумала:

— Нужен тонкий православный маркетинговый ход!

Чересчур светлый ум подсказал старушке ход стопроцентный, безошибочный, православнее не бывает.

Была у нее соседка, Люсьен. Видная женщина, статная, телом не обделенная. В самом соку — лет за сорок. Лучший возраст. И опыт бесценный женский имеется, и красота еще не поблекла (не без потустороннего вмешательства, конечно), и квартирка отдельная, и готовит, как богиня. Одна только беда. Замуж хотела, а все никак не складывалось.

— Помогу я тебе, Люська, век благодарить будешь, — сказала ей тем же вечером Варвара Георгиевна. — Есть у нас в храме икона чудотворная «Неувядаемый Цвет» (бабушка о ней недавно где-то прочитала). А по-простому — Богиня молодости и любви. В алтаре висит, батюшка ее никогда не выносит, так что даже не спрашивай у него. Слишком сильная икона, благодатью всех близстоящих с ног сшибает. Если ей молебен отслужить — вовек не увянешь и не состаришься. На смертном одре цвести будешь. И женихи в штабеля перед тобой уложатся.

Утром Люсьен уже стояла в храме, слушала, что там батюшка «поет», и умоляюще взирала в сторону алтаря. Где скрытая от людских глаз сильная икона уже, наверное, посылала свои благодатные флюиды потенциальным Люськиным женихам.

Не обманула Варвару Георгиевну предпринимательская интуиция. Быстро слухи по городку разнеслись. Батюшка благодатный завелся, молитвой сильной обладает «на молодость и любовь». Кто хочет простого женского счастья, пожалуйте к нему. Все и пожаловали.

Отец Димитрий как все это узнал, так и содрогнулся. Где ж это видано — батюшка Купидон. Пошлый водевиль какой-то. Строго-настрого запретил Варваре Георгиевне тонкие маркетинговые ходы применять. Но поздно уже было… Валит к нему в храм и валит за любовью народ.

— Истосковалася я вся, батюшка, замуж хочу. Блондина бы мне метр восемьдесят с квартирой и машиной. Где заказы оставлять?

И не верили, что ему «сие неподвластно»…

— Сколько заплатить, батюшка? Вы только скажите.

«Грешен я, владыка, грешен»

…По традиции кто-то владыке Феофилакту донес. Мол, «отец Димитрий невесть кем себя возомнил, амурные дела вершит. На пару с какой-то богиней молодости и любви».

Батюшка даже дожидаться не стал, когда владыка его вызовет. Сам примчался:

— Грешен я, владыка, грешен. Даже не знаю, как так получилось. Но меры принял.

Каждый день служу в храме молебны Божией Матери «Прибавление ума». Народ, правда, редеет, непопулярный молебен…

Владыка Феофилакт, как всегда, ворчал по-стариковски:

— Отец Димитрий, отец Димитрий… Тихо было до тебя, спокойно… Ну смотри, чтобы в самый последний раз.

Как водится, со временем забываться все стало. Но кто-нибудь нет-нет да и назовет отца Димитрия отцом Купидоном. А он и не обижается.

Сам батюшка очень старается, чтобы все у него на приходе было хорошо и канонично. Но в разные истории так и попадает. Любит, видимо, его Господь. Испытывает. О его приключениях я еще не раз расскажу.