Causeur (Франция): Солженицын и мы

В 1978 году в своей знаменитой гарвардской речи Солженицын объяснил причины упадка Запада: отсутствие духовности и упадок мужества. Спустя сорок лет его выступление остается чрезвычайно актуальным, и Западу, как никогда раньше, кажется, что ему не хватает мужества.

<address class="article-header__author-name author">Дидье Дериме (Didier Desrimais)</address>

Виюне 1978 года Александр Солженицын, уже два года живущий в Соединенных Штатах два, был приглашен для выступления в Гарвардский университет («Об упадке мужества). Пока профессора и студенты ждали дифирамбов Западу, диссидент рассказал о четырех истинах „свободному миру": «Нет, я не могу рекомендовать ваше общество как идеал для преобразования нашего». По мнению Солженицына, если коммунизм отнял у человека всю его «внутреннюю жизнь», то Запад, по-другому, но делает то же самое. Сорок лет спустя эту речь можно рассматривать как пророческий текст.

Полностью мобилизованные на то, чтобы жить в комфортной атмосфере „коммерческого базара", озабоченные этим единственным поиском фиктивного счастья далекого от содействия [их] свободному духовному развитию», жители Запада стали слабыми. В то же время, когда рушатся духовность, искусство, поиск истины и стремление к жизни сообща, исторически свойственной христианам, «когда вся жизнь пронизана отношениями юридическими, создаётся атмосфера душевной посредственности, омертвляющая лучшие взлёты человека». Солженицын слышит, как раздаются протестные возгласы отдельных групп, для которых общее благо не имеет значения, а имеет значение только абсолютное право своего «я»: «Защита прав личности доведена до той крайности, что уже становится беззащитным само общество от иных личностей». Текущие требования подрывных группировок приводят к захвату власти жаждущим мести меньшинством. Желание каждого «я» трансформируется уже в требование: общество в целом должно подчиняться индивидуальным требованиям, рискуя оказаться реакционным и отсталым. Отсутствие мужества и слепота западных элит, которые принимали, а иногда и предвосхищали и легализововали требования меньшинств, сопровождаются пугающей двуличностью, когда дело доходит до того, чтобы принимать законы, наиболее разрушительные для нашей цивилизации, как это произошло совсем недавно с так называемым законом о биоэтике во Франции.

Извращенная пресса

Солженицын критикует прессу (и СМИ в целом): будучи пропагандистом, она извращает, по его словам, общественное мнение. И ещё одна неожиданность для человека, пришедшего с тоталитарного Востока, с его строгой унификацией прессы: у западной прессы в целом тоже обнаруживается общее направление симпатий (ветер века), общепризнанные допустимые границы суждений, а может быть и общекорпоративные интересы, и всё это вместе действует не соревновательно, а унифицированно.

Пятьдесят лет спустя в Соединенных Штатах демократические газеты ведут погоню за своими колонками и увольняют журналистов, которые выражали смело свои мысли и отказывались становиться на колени перед новыми диверсифицированными или прогрессистскими причудами. Во Франции мы видим бдительную левую прессу, распространяющую хорошие и плохие точки зрения и требующую цензуры определенных новостных каналов, некоторых обозревателей или журналов, которые думают иначе.

В середине своего выступления Солженицын покоряет свою аудиторию: «Западная система в ее нынешнем, духовно-истощённом виде не представляется заманчивой.

Даже перечисленные мной особенности вашей жизни приводят в крайнее огорчение». Западный человек, ошеломленный рекламой и телевидением, никоим образом не может, по его словам, считать себя выше человека из Восточной Европы, более смелым, «более глубоким и интересным», чем человек вне западного лагеря. Отмечая загнивание так называемых социальных канализационных сетей, снижение уровня образования, которое занимается только формированием «граждан мира», защитников окружающей среды и «дегенератов», юридическое оформление и политизацию всех жизненных актов, самоуничтожение Европы, что бы Солженицын подумал о нашем сегодняшнем мире? Наверное, он увидел бы самую катастрофическое осуществление своих высказываний и своих страхов.

Предательство элиты и коллективная трусость

Если «коммунистический строй мог так устоять и укрепиться на Востоке, то прежде всего потому, что его рьяно поддерживали буквально массы западной интеллигенции», совершенно справедливо напоминает Солженицын. Во Франции не было недостатка в фальсификаторах тоталитарных коммунистических режимов. Сегодня у нее нет недостатка в демагогах, готовых объединиться в худшем, чтобы под видом радикальной трансформации мира, готовящей наступление гипотетического рая на земле, надлежащим образом занять несколько должностей в политических, университетских или медийных кругах.

Культура отмены, подрывные, деколониалистские и «расистские» движения, исламизация все более обширных территорий в Европе и неоднократные теракты — вот опасность, которая непосредственно нам угрожает. «И перед лицом этой опасности — как же, с такими историческими ценностями за спиной, с таким уровнем достигнутой свободы и как будто преданности ей, — настолько потерять волю к защите?!»

К сожалению, да, это возможно, кто-то скажет: «правящий слой и доминирующий интеллектуальный слой», с радостью рухнули на ложе псевдогуманистических идеологий глобалистского открытого общества; в то время как западный человек, отвлеченный Netflix, ошеломленный телепередачами и рекламой, обласканный государством, с пустой головой из-за новых прогрессистских догм, удобно устраивается в «негодовании», ничем не рискуя.

Помним ли мы реакцию после терактов, обрушившихся на Францию в 2015 году? Затем фраза «У тебя не будет моей ненависти» конкурировала с призывами создать человеческую цепь под лозунгом #рукавруке или разместить плюшевых мишек и рисунки в местах терактов. После «Батаклана» журнал «Пуэн» призывал: «Все на улицу! Французы создают «новое сопротивление». Артисты «Комеди франсез» пустили в ход грозное оружие — убийственный лозунг #theatrelovelife. Тогда наши враги поняли, с кем имеют дело. «Упадок мужества — это, пожалуй, то, что сегодня больше всего поражает незнакомца на Западе», — заявил Солженицын в 1978 году. Веря в традиционные силы жизни, искусства, мысли и духовности, которые позволяют нам «покинуть жизнь существом более высоким, чем начинал ее», он надеется, что Запад сделает скачок. К сожалению, ситуация стала только хуже. Полвека спустя, кто может утверждать, что войны, которые ведутся против нас, различного рода претензии к исламизму не рискуют «окончательно похоронить западную цивилизацию»?