4 письмо Эвелине

ПИСЬМО IV
МИСТЕР ВИЛЛАРС-ЛЕДИ ГОВАРД Берри Хилл, 12 марта.
Я огорчен, сударыня, своим упрямством и краснею, когда меня обвиняют в эгоизме. Задерживая так долго мою юную подопечную в деревне, я руководствовался не только своими собственными склонностями. Обреченный, по всей вероятности, обладать весьма скромным состоянием, я хотел свести ее взгляды к чему-то внутри него. Ум слишком естественно склонен к удовольствиям, но слишком легко поддается распущенности: я учился защищать ее от их заблуждений, готовя ее ожидать-и презирать их. Но время идет, чтобы опыт и наблюдение заняли место наставления: если я в какой-то мере сделал ее способной использовать одно с осторожностью, а другое с улучшением, я буду радоваться тому, что в значительной степени способствовал ее благополучию. Она теперь в том возрасте, когда счастье жаждет присутствовать,-пусть тогда наслаждается им! Я поручаю ее защите вашей светлости и надеюсь только, что она будет достойна хотя бы половины того добра, которое, как я уверен, она встретит в вашем гостеприимном особняке.
Пока что, сударыня, я охотно подчиняюсь вашему желанию. Доверяя свою подопечную заботам леди Говард, я не испытываю никакого беспокойства из-за ее отсутствия, но что будет с потерей ее общества, поскольку я буду так же уверен в ее безопасности, как если бы она находилась под моей собственной крышей.-Но неужели ваша светлость всерьез намеревается познакомить ее с прелестями лондонской жизни? Позвольте спросить, с какой целью и с какой целью? Молодой ум редко бывает полностью свободен от честолюбия; обуздать его-это первый шаг к удовлетворению, поскольку уменьшить ожидание-значит увеличить наслаждение. Я не предвижу ничего, кроме слишком большого возбуждения ее надежд и ее взглядов, которые естественная живость ее характера сделала бы слишком легкими для осуществления. Все городские знакомые миссис Мирван вращаются в круге светской жизни; это бесхитростное юное создание, обладающее слишком большой красотой, чтобы ускользнуть от внимания, слишком чувствительно, чтобы быть равнодушным к ней; но у нее слишком мало богатства, чтобы люди из светского общества искали ее благопристойно.
Подумайте, мадам, о странной жестокости ее положения. Единственный ребенок богатого баронета, чью особу она никогда не видела, чей характер имеет основания ненавидеть и на чье имя ей запрещено претендовать; поскольку она имеет право законно унаследовать его состояние и поместье, есть ли вероятность, что он будет должным образом владеть ею? И пока он будет упорно отрекаться от своего брака с мисс Эвелин, она никогда, в ущерб чести своей матери, не получит часть своего права в качестве пожертвования от его щедрот.

А что касается имущества мистера Ивлина, то я не сомневаюсь, что мадам Дюваль и ее родственники распорядятся им между собой.
Поэтому кажется, что этот брошенный ребенок, хотя и является законной наследницей двух больших состояний, обязан всеми своими разумными ожиданиями усыновлению и дружбе. И все же ее доход будет таким, что сделает ее счастливой, если она будет расположена к этому в личной жизни, хотя он ни в коем случае не позволит ей наслаждаться роскошью лондонской знатной дамы.
Пусть же мисс Мирван, сударыня, блистает во всем блеске светской жизни, но позвольте моему ребенку по-прежнему наслаждаться удовольствиями скромного уединения с умом, которому неизвестны более возвышенные взгляды.
Я надеюсь, что это рассуждение будет удостоено вашего одобрения; и у меня есть еще один мотив, который имеет для меня некоторый вес: я не хотел бы оскорбить ни одного человека; и, конечно, мадам Дюваль могла бы обвинить меня в несправедливости, если бы я, отказываясь позволить ее внучке прислуживать ей, согласился, чтобы она присоединилась к увеселительной компании в Лондоне.
Отправляя ее в Говард-Гроув, я не испытываю ни малейших угрызений совести, и потому миссис Клинтон, достойнейшая женщина, бывшая ее няня, а теперь моя экономка, будет сопровождать ее туда на следующей неделе.
Хотя я всегда называл ее по имени Анвиль и сообщал по соседству, что ее отец, мой близкий друг, оставил ее на мое попечение, все же я считал необходимым, чтобы она сама была знакома с печальными обстоятельствами, сопутствовавшими ее рождению, ибо, хотя я очень хочу уберечь ее от любопытства и дерзости, скрывая ее имя, семью и историю, все же я не хотел бы, чтобы случай потряс ее нежную натуру рассказом о такой печали.
Вы не должны, сударыня, ожидать слишком многого от моей воспитанницы; она довольно простовата и ничего не знает о свете; и хотя ее образование было лучшим, что я мог дать в этом уединенном месте, до которого Дорчестер, ближайший город, находится в семи милях, все же я не удивлюсь, если вы обнаружите в ней тысячу недостатков, о которых я никогда и не мечтал. Должно быть, она сильно изменилась с тех пор, как в последний раз была в Говард-Гроув. Но я ничего не скажу о ней; я предоставляю ее собственным наблюдениям вашей светлости, о которых я прошу верного родственника.;

и я, дорогая мадам, с большим уважением,

Ваш покорный и самый смиренный Слуга,

АРТУР ВИЛЛАРС.