Марксизм после Маркса

На модерации Отложенный

Маркс не создал теории политического перехода от капиталистического к пролетарскому управлению обществом. Русский революционер и теоретик народничества, считавший государство главным угнетателем и антиподом гражданского общества а религию видом «коллективного сумасшествия» М.А. Бакунин спорил с Марксом, и особенно в вопросах, касающихся диктатуры пролетариата. «Никакая диктатура не может иметь другие цели, кроме увековечивания себя... она способна породить, воспитать в народе только рабство», – говорил Бакунин. С его точки зрения, диктатура пролетариата вообще неосуществима, поскольку любая диктатура это власть немногочисленной и привилегированной группы людей.

К сожалению Бакунин выступал за полное разрушение государства, и не зная о деятельности ультра революционера и террориста Нечаева рассылал его письма в Россию, после чего там происходили аресты их получателей. Бакунин был подвергнут Марксом критике в работе «Альянс в России». (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., Т. 22). которая была опубликована в России в 1928 году, да и читали её редкие историки, для большевиков текст был неудобен, для остальных недоступен. А что касается идеи о постепенном отмирании государства, то оно если в будущем и осуществимо, то в результате совершенствования подлинно правового государства и гражданского общества.

В «Немецкой идеологии» - этой квинтэссенции теории марксизма, Маркс и Энгельс отвергали саму возможность социалистической революции в отсталых странах, в том числе и в России: «Коммунизм эмпирически возможен только как действие господствующих народов, произведенное «сразу», одновременно, что предполагает универсальное развитие производительной силы и связанного с ним мирового общения… Пролетариат может существовать, следовательно, только во всемирно-историческом смысле, подобно тому как коммунизм — его деяние — вообще возможен лишь как «всемирно историческое» существование» [К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. Том 3, с. 33-34]   

К сожалению, значительное влияние на Маркса оказал Гегель. Только у Гегеля война между нациями является средством исторических свершений, у Маркса - борьба между классами. У Гегеля пестуется историческая миссия арийской нации, у Маркса – плюс «историческая миссия всемирного пролетариата». У Гегеля мировая «поступь истории» находит свою вершину в германской нации и прусском государстве, у Маркса она ее находит в победе пролетариата и бесклассовом обществе. У того и другого – историцизм (вера в незыблемые законы истории) и холизм (всеохватность, всецелостность). Только у Гегеля поступь Абсолютного Духа через развертывание существующих в потусторонних небесах понятий, а у Маркса – материалистическая поступь истории через развертывание производственно-экономической деятельности и классовой борьбы.

Привнесение в философию гегелевской «борьбы противоположностей» и «раздвоения единого» как источника развития открывало путь к спекулятивно-метафизическим построениям. В реальном же мире источником развития являются взаимоДействия, а не противоРечия.

Маркс оценивал частную собственность как источник и основу эксплуатации рабочих так как прибавочный продукт присваивается капиталистом, и считал, что, став общественной она перестанет быть источником эксплуатации. И он прав, утверждая, что монополистическая государственная собственность не является общественной, а является доведенной до абсолюта и абсурда частной собственностью, где собственник не персонифицирован, обезличен, но корпоративен и вполне конкретен. (А зачастую и коррумпирован, добавил бы наш современник).

Никто до Маркса не видел так ясно связи между собственностью и властью. Бюрократическое государство - это «всеобщий капиталист», эксплуататорская административно-командная система, которая распределяет блага не по вкладу человека в успех экономики, не по труду, а по занимаемой должности. Капиталист может разориться, пишет Маркс, – чиновник нет. И потому безответственен. Казарменный социализм основан на принципе «производить как можно больше и потреблять как можно меньше» при «всеобщем обобществлении и всеобщей регламентации». Где «во главе всего, в качестве высшего руководителя, безымянный и никому неизвестный «наш комитет».

(К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 18 с.414.)

Но ведь это похоже на портрет тоталитарной экономической системы! В которой не общественная, а именно монополистическая ( неважно олтгархтческая или государственная) собственность господствует и формирует нравственность поколений. В СССР она и стала почвой для переплавки власти чиновников в их же капиталистическую собственность, зачастую и с сохранением власти. Появились олигархи, но инерция советской экономической системы сохраняется. Президент России Путин в ноябре 2006 года говорил о необходимости разделить власть и деньги: «Хотите служить государству – живите на зарплату, хотите зарабатывать деньги – идите в бизнес». Вряд ли это получилось…

Казарменный социализм достигался бы, считают Маркс и Энгельс, «вероломством, ложью, страхом, насилием и безнравственностью». Это «грубый и непродуманный коммунизм – лишь иллюзорное отрицание частной собственности, а на деле лишь отрицание личности человека», лишь завершение зависти и нивелирования. А что такое «упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился, но даже не дорос до нее». (Соч. Т. 42. С.114 – 115).

Обратите внимание: не дорос! Значит и до частной собственности надо ещё дорасти, пройти ее, и только потом думать о социалистических преобразованиях.

Анализ казарменного социализма не только рисует тоталитарный режим, но и позволяет лучше понять противоречия в учении самого Маркса. Приняв идею положительного гуманизма, раскритиковав современный ему капитализм, Маркс в то же время для достижения гуманизма рекомендовал отнюдь не гуманные средства. Противоречия между средствами и целью (хотя и сказано «средства должны быть достойны величия цели») разделили марксизм и либерально-демократическое движение в Европе. Оказалось, что осуществление революции не привело к избавлению от отчуждения. В тоталитарном государстве и отчуждение тотально.

Выводы:

По Марксу вся предыдущая история это, в сущности, история развития частной собственности, это «предыстория», «царство естественной необходимости». Коммунизм же в целом есть переходная историческая эпоха сознательного преодоления частной собственности и «производство новой формы общения», это «царство осознанной необходимости». И только после завершения эпохи коммунизма наступает эпоха гуманизма, «царство свободы», где уже не будет ни труда, ни частной собственности, будут преодолены основы отчуждения личности, и «свободное развитие каждого (станет) условием свободного развития всех». - Мечта!

Но история пошла не по Марксу, пролетарские революции не состоялись, а в России получилась не диктатура пролетариата а диктатура НАД пролетариатом. Если удастся избежать глобальной катастрофы то путь к созданию общества «положительного гуманизма» будет далёк и долог. Попытки его насильственного осуществления неизменно приводили к тоталитарным режимам, способствующих не преодолению частной собственности, а вполне по Бакунински доводящих ее до бюрократического монополизма с последующей коррупцией, экономической и нравственной деградацией и не имеющим ничего общего с исходными идеалами Маркса. Капитализм же тем временем оседлал научно-технический прогресс и быстро менялся. Численно сокращался и качественно менялся рабочий класс. Тот капитализм, о котором писали Маркс и Энгельс, тот прозябающий в нищете пролетариат и то общество исчезли.

Закончить тему на оптимистичесой ноте не получается… Социальные европейские реформы оказались далеко не в гармонии с замедленной планетарной исторической эволюцией. Нарастающий наплыв беженцев из бедных стран Африки и Азии потревожил относительно благополучную Европу. В посткапитализме началось «производство самой формы общения», преодоление отчуждения, но добавились новые проблемы общества массового потребления… В какой-то мере современное постиндустриальное технотронное общество пытается отвечать на вызовы переходной эпохи, но это плохо получается. Одно ясно: самонадеянный рационализм насильственной переделки мира оказался не состоятельным.