Как Зельдовича на насос обменяли...

Все ребята моего поколения были неисправимыми романтиками. Сразу же после школы подались к «продажным девкам капитализма» – в кибернетику, генетику, социологию. Кого пустили, те и прорвались.

И многие из моих вчерашних школьных друзей работали в академическом Институте технической кибернетики, а я, грешный, — рядом, в Доме печати.
Институт этот был не совсем секретным, и я при случае забегал к своим товарищам. Мне показывали роботов – механических людей, и это было любопытно, когда железный дядька выполнял первое испытание: разливал бутылку на троих.

Потом его совершенствовали, и он мог разлить бутылку на количество присутствующих.
Это называлось степенями свободы.

Я спросил, для чего нужны такие игрушки.

Мне популярно объяснили, что это вовсе не игрушки, а эти автоматы уже работают в кузнечных цехах тракторного и автомобильного заводов и являются ударниками коммунистического труда: не опаздывают на работу, не боятся шума и грохота, а главное – не пьянствуют, в отличие от нас.

А перед зданием Института стоял памятник забронзовевшему человеку с тремя геройскими звездами.

Надпись на пьедестале гласила, что это  Яков Борисович Зельдович.  
И всё. 

 – Товарищ айсберг что-то не весь на поверхности, – сказал я, указывая на памятник живущему человеку. – Он, видимо имеет отношение к вашей работе? – Он ко всему имеет отношение, но ты этим делом не интересуйся, а, то заинтересуются тобой. Тебе это надо? Положено по статусу устанавливать бюсты дважды героям, а он – трижды. И совершенно засекреченный, – просветил меня друг. 

Оказывается, Зельдович был самым засекреченным академиком Советского Союза. Он никогда не ездил за границу, хотя владел несколькими европейскими языками. Когда ему разрешили публиковать свои научные статьи в академических журналах, многие учёные на Западе, восхищаясь ими, считали, что Яков Зельдович – коллективный псевдоним большой группы советских учёных.

И как только узнали, что это не псевдоним, а человек, его провозгласили гениальным… астрономом, он был избран почётным членом Национальной академии наук США, Королевского астрономического общества Великобритании и ещё десятка национальных академий мира, был награжден золотыми медалями Общества астрономов Тихоокеанского побережья и Королевского общества.  

Но астрофизика – это было для него только хобби. Проблемой звёзд и галактик он занимался в свободное от работы время. Более того, вы будете смеяться, но гениальный физик никогда не имел диплома о высшем образовании, это «медицинский факт».

Сфера его исследований, сопровождавшаяся открытиями – химическая физика, физическая химия, теория горения, астрофизика и космология, физика ударных волн и детонации, физика атомного ядра и элементарных частиц.

Проще говоря, Яков Зельдович – главный теоретик термоядерного оружия. 
Они были неразлучны в работе – Андрей Сахаров, Юлий Харитон и Яков Зельдович.
На троих у них девять золотых геройских звёзд, у каждого по Ленинской премии и множество премий государственных. При этом ни Сахаров, ни Зельдович не состояли в «светлых рядах» партии.

Впрочем, пойдём по хронологии.  

Яков Борисович Зельдович родился в Минске 8 марта 1914 года. А через несколько месяцев началась Первая мировая война. Белоруссия – это такое место, через которое перекатывались, как волны, все войны. Поэтому его родители – отец, известный в городе юрист, и мать – переводчица, уехали в Санкт-Петербург.

Яша подрос, окончил школу, но из-за потока бурной энергии, которая исходила из него, систематически учиться не мог. Он сразу же устроился лаборантом в Институт механической обработки полезных ископаемых.
Юный лаборант хотел постичь всё.

А директор института Абрам Федорович Иоффе вундеркиндов терпеть не мог. И он обменял юного Зельдовича на… масляный насос, от которого тогда было больше проку.

 Зельдович стал лаборантом Института химической физики.  Одновременно занимался на заочном отделении физмата Ленинградского университета, но там ему не понравилось, и он стал посещать лекции физмата Политехнического института, который тоже бросил.

Диплома о высшем образовании у него не было никогда. Он занимался самостоятельно и только тем, что его интересовало. Тем более, что в институте работало немало классных специалистов.  Зельдович их буквально «доставал» своими расспросами.

Теорией занимался непрерывно и настойчиво, и не только физика и химия его интересовали, но и иностранные языки. Какое-то необъяснимое чувство тянуло его к интеллигентным  людям.  

Нелегким был хлеб начинающего учёного. Работа и учёба поглощали всё время. В условиях разрухи, вызванной революцией и гражданской войной, тысячи таких, как он, юношей работали самозабвенно, оставляя на сон несколько часов.  Это сейчас новоявленные черносотенцы пишут в своих книгах о том, что «пока мы работали, поднимая хозяйство страны, евреи кинулись в институты отсиживаться и зарабатывать себе легкий хлеб».
Всё было как раз наоборот. Несмотря на то, что формально у Зельдовича не было диплома о высшем образовании, его зачислили в аспирантуру Института химической физики. Живой и подвижный, как ртуть, он взрывался новыми идеями, которые били из него фонтаном. Он обладал необъяснимым талантом на пальцах показать экспериментаторам теорию, а теоретикам объяснить суть эксперимента, ставил перед ними задачи, всегда мог разобраться в нестыковках между теорией и практикой.

Диапазон его познаний удивлял коллег: в физике он был неограничен.  «Яшка- гений!» – говорил о нём Игорь Курчатов.

Когда институты объединили и на их базе создали Физико-технический институт во главе с академиком Абрамом Иоффе, крутой директор пригласил парня, которого он в своё время обменял на масляный насос, к себе в группу. 
В 1936 году Зельдович защитил кандидатскую, а через три года — докторскую диссертации.

Потом он говорил: «Да будут благословенны те времена, когда ВАК (Высшая аттестационная комиссия) давал разрешение на защиту учёных степеней лицам, не имеющим высшего образования!».

Он вернулся в группу академика Иоффе как раз в тот момент, когда английским физиком Джеймсом Чедвиком был открыт нейтрон. Родилась физика нейтронов – ядерная физика.

Совместно с Юлием Харитоном в 1939-1941 годах Зельдович разработал теорию цепных ядерных реакций. Сегодня это выглядит смешно и странно, но тогда работы по делению атомного ядра считались внеплановыми, ими занимались, как теперь говорят, «на общественных началах», ничего за это не получая.

И когда молодым учёным потребовалось пятьсот рублей на исследования, им было отказано. А ведь речь шла о теории деления изотопов. Тем не менее, молодые доктора наук работали. Физикой деления атомного ядра они занимались по вечерам, а в основное рабочее время – теорией горения газовых смесей, теорией теплового распространения пламени.

Началась Вторая мировая война. Физико-технический институт Иоффе был эвакуирован в Казань. Здесь перед Яковом Зельдовичем была поставлена задача создания нового оружия – ракетного.

И он его сделал так быстро, что удивил многих. Он рассчитал внутреннюю баллистику реактивного снаряда «Катюша».

И уже осенью 1941 года под Оршей батарея залпового огня впервые вышла на боевые позиции и нанесла поразивший противника удар. До конца войны гитлеровцам так и не удалось разгадать тайну снаряда, придуманного Зельдовичем.

 После этого лабораторию Якова Зельдовича перевели в Москву, где создавался коллектив молодых физиков во главе с Игорем Курчатовым. Он вспоминал позже, что «большая новая техника создавалась в лучших традициях большой науки».

Это сказано о городе Сарове – сверхсекретном «Арзамасе-16». Там работали над термоядерным оружием. Зельдович рассчитывал ударные волны, их структуру и оптические свойства. Всё это было окружено железобетонным бункером секретности.

Ещё преодолевались тяжелейшие последствия войны, когда по личному указанию Сталина в сверхсекретном центре, которым стал город Саров, получивший кодовое имя «Арзамас-16», над созданием термоядерного оружия стали параллельно работать две группы лучших физиков страны.

Все делалось под недремлющим оком Лаврентия Берия.
Группы имели кодовые неофициальные наименования – одна называлась «Израиль», вторая – «Египет».

Их работу координировал Игорь Курчатов, а его заместителями были Борис Ванников и Ефим Славский.

«Израилем» руководил Юлий Борисович Харитон. В неё входили Яков Зельдович, Исаак Кикоин, Лев Ландау, Я.Б. Гинзбург, В.Л. Гинзбург, А.Д. Сахаров, М.П. Бронштейн, Д.И. Франк-Каменецкий, Л.В. Альтшуллер, А.Б. Мигдал.

Математическое обеспечение осуществлял А.О. Гельфанд, теоретические расчеты реакторов вёл И.Я. Поламарчук, а заводом по производству плутония руководил Ефим Славский.

Была создана специальная группа рентгенологов Вениамиана Цукермана и Льва Альтшуллера, которая разработала методику исследования процессов взрыва ядерных зарядов.

 В одной группе с ними были профессора Зинаида Азарх и Анна Гельман. Корпус бомбы и её технологическую оснастку для производства разрабатывал Владимир Турбинер. Работой исследовательского атомного реактора руководил академик Исаак Алиханов. Академик В.И. Векслер руководил созданием первых в СССР синхрофазотронов.

Параллельно шли работы и в совсекретном КБ в Сухуми под руководством А. Забабахина, куда вскоре после войны привезли из атомных центров разгромленной Германии немецких физиков.

Работали и разведчики. В американский проект «Манхэттен» по созданию атомной бомбы, в котором работали евреи Ферми, Оппенгеймер и великий Альберт Эйнштейн, были внедрены агенты КГБ. Атомные секреты передали советским шпионам Клаус Фукс, агент Гарри Голд, супруги Розенберг, механик Дэвид Грингласс – брат казнённой Этель Розенберг. 

Советскую резидентуру по похищению тайн американской бомбы возглавлял Герой Советского Союза Семён Кремер. Полностью похитить разработку практически невозможно – это вагон документации, и не один. Но советские учёные не были новичками и дилетантами. Данные разведки не могли быть использованы без всесторонней проверки и перерасчётов.

Между тем жизнь в «Арзамасе-16» била ключом. Яков Зельдович носился по секретному городу на мотоцикле, чтобы ветер бил в лицо. Несмотря на то, что у него была своя «Победа» (подарок товарища Сталина) и «Волга» (подарок советского правительства). Он всегда был молодым. Увлекался женщинами, ибо как никто ценил женскую красоту и обаяние. Несмотря на то, что у него в Москве была семья, он вдруг влюбился в машинистку, которая напечатала ему эротический рассказ Алексея Толстого.  

Потом у него начался роман с расконвоированной заключённой, которая сидела за «длинный язык». Это была московская художница и архитектор Шурочка Ширяева. Она расписывала в «Арзамасе-16» театр, стены и потолки в домах чекистских надсмотрщиков. И Яков забрал её к себе в «членохранилище» – так назывались коттеджи, в которых жили действительные члены и члены-корреспонденты Академии наук.
Но чекисты арестовали Ширяеву и выдворили её на вечное поселение в Магадан, где она в квартире, на полу которой был лёд, родила ему дочь… 

От разных женщин у Зельдовича было пятеро детей. И всех их он содержал и мечтал о том, чтобы собрать их вместе. Об этом написал в своих мемуарах Андрей Дмитриевич Сахаров.

Они умели работать, умели и веселиться. Когда Якова Зельдовича избрали академиком АН СССР, ему на «мальчишнике» вручили академическую шапочку с надписью «Академия наук» и …плавки с надписью «Действительный член».

«Работа с Курчатовым и Харитоном дала мне очень многое, – писал в своих воспоминаниях Яков Борисович. – Но главным было внутреннее ощущение того, что выполнен долг перед страной и народом. Это дало мне определённое моральное право заниматься впоследствии такими проблемами, как частицы и ...астрономия, без оглядки на практическую их ценность»…
Он чурался политики и предлагал А.Д. Сахарову заняться какой-либо политкорректной наукой – астрофизикой, например. Раньше других он понял, что они сотворили, даже раньше Сахарова, и обзывал термоядерную бомбу нехорошими словами. 

«Через несколько часов после испытания ядерной бомбы он сказал мне: «Изделие – говно». В какой-то мере Я.Б. оказался прав, хотя его правда вышла нам всем боком. Меня тогда его слова покоробили, – пишет А.Д. Сахаров, – они показались мне бравадой, вызовом судьбе, почти кощунством».

…Каждый день, шагая на работу, я всегда мысленно здоровался с бронзовым Яковом Зельдовичем, памятник которому был сооружен ещё при жизни академика.
Его именем названа малая планета – астероид номер 11438. Он дожил до горбачевской перестройки и умер в конце 1987 года.

И только сейчас раскрываются подробности жизни удивительных творцов атомного века. Яков Зельдович писал: «Открытие деления урана и принципиальной возможности цепной реакции урана предопределило судьбу века и мою».

Владимир Левин, «МЗ»