Александр Ширвиндт: Опять брюзжу!

«На Западе – сплошь перепуганные страны, которые никогда не имели настоящих катаклизмов. А Россия так жила всю жизнь: то чума, то революция, то голодуха», – размышляет актёр и режиссёр Александр Ширвиндт.

По-настоящему сегодня волнует другое. Сколько раз человечки ёрничали об очередном несостояв­шемся конце света. Опять проскочили мимо апокалипсиса. Дохихикались. А ведь сигналы были.

Сменили зиму. Кто-то наблюдательный мог бы заметить, что в лесу исчезли пирамиды муравейников. Эти мудрые труженики, очевидно, испугались грозящих перемен и куда-то передислоцировали своё вековое общежитие. Просыпаются давно умершие вулканы и гейзеры, соседние галактики всё чаще бросают в нас камни в виде астероидов. И вот на тебе – пандемия.

Эх, обнулить бы эту сраную цивилизацию и попробовать бы всё сначала, слившись в экстазе в пещерах.

Ровно 200 лет назад «Наше всё» писал в заметке «Холера»: «Вдруг 2 декабря получаю в Михайловском известие, что в Москве холера. Я тотчас собрался в дорогу и поскакал. Проехав 20 вёрст, ямщик мой останавливается: «Застава!» Несколько мужиков с дубинами охраняют переправу через какую-то речку с повелением никого не пускать. Я им сказал, что, вероятно, карантин. И в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета». Так что нам не привыкать.

Те, которым кажется, что эпицентр заразы прошёл, махнули рукой на запреты. На планете перепуганные страны, которые никогда в жизни не имели настоящих глобальных катаклизмов. А Россия только так и существовала всю жизнь: то чума, то революция, то голодуха. И ничего, живём!

Страх – вещь скорее физиологическая, чем умозрительная. Страх убивает эмоцию, силу желаний, страх убивает необходимость. Если страшно, ничего не интересно. В страхе никогда ничего не совершишь, кроме глупостей.

Но у нас в стране есть своё эмбриональное, как бы сказать поинтеллигентнее, российское глобальное п…дуйство (это не я сказал, а Вяземский. Ему можно). Благодаря ему мы столько веков в порядке. Сейчас опять остались одни в мире незакрытые, вот отбиваемся от нападок. Почему? Да потому, что мы всё равно лучше всех!

Кроме страха есть глупост­ь, скупость и злость – три параметра, которые не должны существовать на этой выдохшейся планетке. Но они цветут со страшной силой.

Ещё одна беда – все, от президента до гениальных студентов, гордятся сегодня искусственным интеллектом. А я мечтаю об интеллекте натуральном. Но ужас в том, что чем шикарнее будет роботопромышленность и искусственный интеллект, тем больше будет становиться непонятным, зачем вообще эти животные-человечки живут.

Детей теперь делают из пробирок. Было, правда, когда-то Непорочное Зачатие. Но тогда это считалось Чудом. А теперь – норма. Робот рисует картины, пишет рассказы, вообще всё делает интереснее. Барби надувная потакает всем низменным инстинктам, всё совершает без ответных просьб.

Вообще, если со стороны на картинку нашего мира посмотреть, становится даже не смешно.

Человеколюбие может возникнуть только тогда, когда человеки любят друг друга. А чтобы любить друг друга, надо общаться по всем вариантам, дружить, любить, совокупляться, пить. И всё это делать не через айфоны и эсэмэски.

Люди совершенно забыли про глаза. А ведь глаза – очень важный орган для этого животного. Уже глаза в глаза мы не смотрим. Раньше по телефону хотя бы говорили, сейчас новая мода – текст писать.

Кто-то делает робкие попытки ограничивать детей, пытается запрещать брать телефоны в школу, бить их розгами, если больше 10 минут сидит в компьютере. Но это всё уже утопия. Всё равно для малыша сегодня лучший подарок – новая модель айфона, а не трёхколёсный велосипед.

Благополучия в этой стране никогда не было, но сейчас с точки зрения быта, еды и транспорта стало сытно. Но дефицит – двигатель прогресса и личности. Нужно всё время что-то хотеть. Я сначала хотел велосипед, потом – мотоцикл, потом – машину. И всё это я имел, но через огромные муки, требования, усилия.

Мне мопед купили родители, я жутко учился, они сказали: «Отнимем». Начал учиться. Первую машину я купил в складчину с родителями, списанную «Победу». Тогда я получил свой первый гонорар, снявшись в картине «Она вас любит». МХАТу выделили несколько «Волг» для первачей, и актёр Станицын продал мне свою старую «Победу».

Покойный Андрюша Миронов, несчастный, не дожил до этого разврата, а он всю жизнь мечтал иметь человеческое, цивилизованное существование. Но ему приходилось доставать всё из-под полы, какой-нибудь «Грюндиг» – при его-то страсти к музыке! – или машину.

Я в своё время на «Победе» проездил 7 лет, она была старая, любила лежать на боку. Я катался на ней постоянно, с пьяными коллегами – Смоктуновским, Козаковым, Ефремовым – пёрся ночью во Внуково в единст­венный ночной ресторан, куда в тёмное время суток слеталась подвыпить вся богема.

А теперь, когда мне Лёня Ярмольник дал на «Победе» покататься, я проехал 10 метров – и вспотел. Гидравлики нет, руль не поворачивается, тормоза не нажимаются…

Привыкаем мы к лёгкому, а трудности забываем.

А Эйнштейнов, Ландау, Бродских что-то не видно. Даже мелодия ушла из музыки. А ведь в стране, которая шагала в ногу при этих всех кошмарах ­ГУЛАГа, существовали Дунаевский, Гайдай, Рязанов, Данелия, которые создали мелодию оптимизма и улыбку страны.

Опять брюзжу!

Но где-то в мире одиноко бродит потенциальный миллионер Григорий Перельман. При нём мама, бутылка молока, батон хлеба и доказанная гипотеза Пуанкаре.

Людишки над ним хихикают, мечтая о долголетии, а сами при этом не могут и двух дней прожить так, чтобы не было стыдно.

Художественный руководитель Московского академического театра Сатиры Александр Ширвиндт.