Cталин -это Чингисхан с телефоном

Откуда взялась эпидемия постсоветской ностальгии, как страх мутировал в национальные травмы и фобии, почему оттепель неизбежна. Интервью с историком Евгением Добренко.



«Выбить зубы», «Борьба за историю», «образ врага», «войны памяти» — язык всегда яснее всего проявляет подсознание общества, так что неудивительно, что продолжением агрессивной риторики милитаризированной власти становятся поправки в Конституцию об «исторической правде», а человека за шутку о войне сажают на пять лет в тюрьму. Как миф о войне создал новую советскую нацию и почему ее травмы и фобии наследовало постсоветское пространство? Для чего политики используют культуру? Почему Россия от забвения прошлого перешла к одержимости историей, сконцентрированной вокруг Сталина, — обсуждаем с известным историком культуры, профессором Шеффилдского университета (Великобритания) Евгением Добренко.

Профессор Евгений Добренко

— Когда я прочитала ваш двухтомник «Поздний сталинизм. Эстетика политики»», выпущенный чутким к общественным настроениям издательством «НЛО», я стала лучше понимать, почему сейчас так силен интерес к сталинской эпохе. Вообразить, что людям нравятся ее зверства, все-таки трудно, а вот то, что вы рассказываете про поздний сталинизм, многое объясняет. Чем этот период так важен и почему именно он вас заинтересовал?

— Есть много причин, одна из главных состоит в том, что эта эпоха находилась в тени куда более бурных и потому интересных для историков эпох —

революционной (1920-е),

эпохи террора (1930-е)

и оттепели (1956 — 1964).


 

Но я считаю, что самые важные эпохи — это когда ничего не происходит. Извержение вулкана — явление кратковременное, вулканообразование — процесс длительный. Такие эпохи, когда что-то долго тянется, форматируют массовое сознание. Для того чтобы иметь долгосрочный эффект, последствия эпохи перемен должны пройти этап стабилизации, когда революционная волна оседает и люди приспосабливаются к жизни в новых условиях. Конечно, не 30-е годы с жестокой коллективизацией, надрывом первых пятилеток и Большим террором, а

поздний сталинизм с его победным пафосом, помпезностью, самовозвеличиванием остался тем идеальным образом, к которому до сих пор обращена постсоветская ностальгия.

— Но из этой ностальгии вырастают вполне актуальные комплексы — антилиберализм, антизападничество, антимодернизм.

— Они не столько вырастают из нее, сколько, напротив, ее вызывают. Дело в том, что под внешней бесконфликтностью послевоенной эпохи вызревало то, что определило историческое сознание советской, а потом и постсоветской нации на десятилетия вперед. Событие, в котором нация проявила себя в полной мере, — это победа в войне. Но произошло это не в 1945 году. Для того чтобы победа в войне превратилась в триумф режима, понадобились годы, в течение которых был создан миф о войне и советском величии, о всепобеждающем вожде и величайшем государстве, о зависти Запада и русской национальной исключительности, об обидах, об украденной славе, о мессианстве. Из этого действительно произросли многие нынешние комплексы.

— Почему Сталин жестко формировал именно такую нацию?

— Он принял страну, населенную людьми, потерявшими свою историю и национальную идентичность. Если до войны внешний мир почти отсутствовал в советском воображаемом, то новый статус сверхдержавы требовал активной внешней политики, нуждавшейся в производстве угрозы и представлении Запада как ее источника. Сталин всеми способами оказывал давление на массовое сознание, поскольку именно массовое сознание формирует политическую культуру.

И что еще важнее — менталитет. Поэтому,

когда мне говорят, что Путин — это плохо, я спрашиваю: «А вы можете себе представить, чтобы в этой стране президентом был Вацлав Гавел? Или Ангела Меркель?» Это невозможно себе представить.

Потому что лидер, у которого есть гуманистические установки и либеральная повестка, в сознании населения — лузер. Горбачев — прекрасный пример. В сознании большинства он слабак, который развалил, допустил, не удержал… Менталитет нации определяет запрос на определенный тип политического лидера. Сталин сознательно формировал советскую нацию, но и сама эта нация формировала определенный режим под себя.

В либеральную оттепель она просто начинает разваливаться, и страна опять входит в эпоху такой подморозки, в которой только и может существовать тот режим, который соответствует массовому запросу.

— Почему же тогда начинаются оттепели?

— Оттепель неизбежна после холодов. Совершенно ясно, что после Путина начнется оттепель. Не оттого, что придет какой-то либерал — либералов там нет, им просто неоткуда взяться. Придет человек такого же плана, но, хочется надеяться, менее заскорузлый, менее закомплексованный, более молодой и современный.

Оттепели в России начинаются не от либерализма правителей, а потому, что страна не может двигаться, находясь в экономическом и технологическом тупике. Она теряет свои технологические, а значит, и военные преимущества, что опасно в глазах режима. И поэтому режим вынужден идти на модернизацию.

— Сталинские пятилетки с ГУЛАГом — это тоже модернизация?

— Бухарин называл Сталина «Чингисхан с телефоном». То есть, с одной стороны, восточный деспот, злобный, коварный и т.д., а с другой — вполне себе современный демагог, нахватавшийся марксистской терминологии, которой прекрасно манипулировал.

Рассказывая о XX веке, всегда говорю студентам одну вещь, которую они себе плохо представляют. Они считают, что революция в России случилась в 1917 году, но

русская революция продлилась полвека. Началась 9 января 1905 года, закончилась 25 февраля 1956-го, в день секретного доклада Хрущева.

Что такое революция? Революция — это форма гражданской войны. Что такое сталинизм? Сталинизм — это гражданская война, принявшая определенные институциональные рамки. То есть Сталин построил систему, в которой гражданская война была формой существования. Потому что ГУЛАГ — это форма гражданской войны, коллективизация — кто сегодня вспоминает про голодомор на Украине или про то, что две трети населения Казахстана откочевало в Китай от голода во время коллективизации? — это форма гражданской войны.

Потом индустриализация, шедшая через бараки, где жили миллионы голодных крестьян, бежавших из деревень в города от голода. Затем эпоха Большого террора. После этого страна ввалилась во Вторую мировую войну с дикими жертвами, с разрушенной экономикой и т.д. А в 1946 году начинается холодная война… Три поколения людей жили в состоянии насилия и террора. Какого лидера могла иметь такая страна? Сталин не был чертом из табакерки, он был логичным, закономерным продуктом этой перманентной войны.

— Была ли у него хоть какая-то своя философия?

— У Сталина никакой собственной философии не было, у него были свои представления о марксизме. Конечно, он ничего не понимал в нем по сути. Марксизм — это глубоко антигосударственное западное учение. Его основная идея — в отмирании государства и космополитизме.

Маркс — это такой хиппак XIX века, марксизм стремился разорвать буржуазное сковывающее начало. Сталину, крестьянину по своей ментальности, это было глубоко чуждо.