Сила воли

Крики «бис» и «браво», буря оваций. На арене цирка — любимец публики — галантный атлет, испанец Альфредо Торос. Он в блестящем трико, сильные руки и ноги обнаже­ны. Раскланявшись на все стороны, атлет гордо выпрямляет­ся. На смуглой ладони, невесть откуда взявшись, сверкнул доллар, заиграл под лучами прожекторов. С подкупающей улыбкой артист показывает ослепительный кружочек почтенной публике: господам в смокингах, дамам в мехах и скромным обитателям верхних рядов. Завсегдатаи радостно улыбаются в предвкушении чуда. Из незнакомых нашлись, как обычно, добровольцы удостовериться в целости монеты. Сегодня среди них семидесятилетняя тощая старуха из первого ряда. «У нас в Филадельфии такие фокусы не проходят», — заяви­ла она. . . После успешно продемонстрированных силовых но­меров с гирями предстоял сенсационный — ломание монеты.

Альфредо ломал доллары, чего греха таить, слегка под­пиленные. Разве он виноват, что ненасытная публика по­стоянно требует что-нибудь сногшибательное?! А он перевез через океан семью не для того, чтобы здесь прозябать, в этом мире, бездушном и алчном. Постоянную работу в Мад­риде было найти нелегко, и Альфредо поступил в «шапито» ■— тореадором. Бесконечные поездки по провинциям, полуни­щая жизнь — измученная Франком Испания без особого вос­торга взирала на весело разукрашенные полотняные купола их балаганов. Горстка смельчаков прорвалась во Францию. В интернациональной труппе испанцы с тем же успехом ко­лесили по освобожденным от фашизма странам, пока наконец не решились оставить послевоенную Европу ради земли обе­тованной — Америки. Он убеждал тогда свою милую Хуану, что Америка — рай для талантов. Но и здесь, в Мекке та­лантов, их ждала та же полунищета. И только этот, приду­манный им номер, обеспечил ему постоянное место в рес­пектабельном бостонском цирке на 44-й стрит. Счастье улыб­нулось им. Альфредо знал твердо: счастье это в кредит — кон­тракт был подписан на два года.

Проницательный взгляд испанца обежал застывшие в ожи­дании лица в притихших рядах. Альфредо ждал Хуану. Она придет, обязательно придет! Только уложит спать младшень­кую. . . В директорской ложе взгляд артиста скрестился с цепкими, колючими глазами обрюзгшего хозяина цирка. На какое-то мгновение Торос ощутил холодок внутри, будто за­глянул в пропасть. Молнией промелькнули в сознании собы­тия минувшего дня.

В душный полдень на арене было легко после массажа и холодного душа. Податливыми и послушными, как всегда, были гири. Он наслаждался, манипулируя ими, вызывал восхищение любопытных в зале. Но вот из первого ряда поднялись и прошли на арену двое. Этот кретин директор и другой, пышный брюнет из дирекции цирка. Альфредо до сих пор чувствовал на себе его неприятный мутный взгляд. Директор с ехидным смешком, который вызвал жгучее желание ударить, вручил ему новенький доллар — настоящий, непод пиленный.

—   Нам бы хотелось половинки носить на груди, — про­цедил хозяин, не вынимая из губ душистой сигары. — Талис­ман, — пояснил он, стряхивая с малиновой жилетки краем глаза увиденную пылинку.

—   И да сгинут дурные предчувствия! — глядя прямо в глаза, изрек тип из дирекции. Оба испытующе уставились на

Альфредо, шумно отдуваясь после недлинного перехода из зала.

С ним не церемонились.

Кто-то знал тайну головокружи­тельного успеха и предал. Неужели он оплошал при подмене монеты? На нем трико с тайниками, в которых препарирован­ные доллары ждут своего часа. Даже Хуана, близкий, родной человек, не знала об этом.

Альфредо никогда не подводил семьи. И на этот раз все обошлось. Одураченные боссы в немом изумлении поочеред­но вертели в руках половинки разорванного сверкающего доллара. Они не заметили подлога и потрясенные, насколько позволяли им сытые желудки, тяжело дыша убрались.

И вот он снова блистает на арене, бывший тореадор. В руках его погулявший по рядам доллар, проверенный той прожженной филадельфийкой даже на зуб. Сейчас он его подменит. . . И вдруг Торос замечает нескрываемое зло­радство на лице, в лихорадочном блеске подлых глаз старой леди. Подвох? Что делать? Возмездие за обманы? «Спокой­но! — властно вмешивается здравый рассудок. — Вспомни бои с быком на потеху толпе, сколько раз ты побеждал! Должен, обязан сломать доллар по-настоящему во имя чести, семьи, Хуаны!»

До рези в глазах всмотрелся артист в безобидный кру­жок металла—источник радости и горя. Так и есть: метка! Альфредо успокоился: теперь он точно знал, что манипуля­ция не пройдет. Доллар — искуситель душ человеческих — злорадствует, показалось ему, предвкушая коварную победу.

Жгучая, одурманивающая ненависть к монете и злость на самого себя за многократные подлоги поднялись в нем волной бешенства. Что потеряли они с Хуаной здесь, на чуж­бине?! Неясное желание начать новую, разумную жизнь за­рождалось в душе Альфредо. Кто заставил его совершать сделку с совестью? Этот вот доллар, эти вот напыщенные толстяки в ложах и подобные им — имущий класс, который хорошо платит, когда его хорошо развлекают. Он всего лишь артист, он не может никого лишить наглого права покупать человека, но в его силах продемонстрировать, что можно по­бедить власть денег. Вот он, смысл работы атлета! Альфредо  Торос не желает больше дурачить легковерных. Сейчас он с наслаждением и яростью сломает этот доллар и — хребет раба в самом себе! В честном поединке сокрушит власть всемогущего господина. Коронный номер выходит за рамки циркового!