Правда о войне сержанта Анкудинова. Ленд-лиз и союзники.

 Размещаю несколько глав из воспоминаний Анкудинова Евгения Петровича. Чтобы не путаться со ссылками - начало рассказа о этом человеке вы можете найти в моем профиле. Там же вы найдете и ссылки на его сайт, где есть полный текст писем-хроник. В дальнейшем имею намерение таким же образом (группируя отдельные письма) освещать другие темы. Например, о женщинах на войне, власовцах, военнопленных с обеих сторон и т.п.

Хр-188 
10.08.2007 

Диспетчерский пункт располагался в сильно разрушенном войной командно-диспетчерском здании. Чудом уцелевшая маленькая комнатушка на первом этаже, с пустыми оконными и дверным проемами и бетонным полом. Из "мебели" (сколько помнится) - стол и пара табуреток, "сооруженных" из досок и какого-то металлического хлама. Для сугреву - примитивная "буржуйка". Дежурный персонал - диспетчер и телефонист. Диспетчеры, как я уже упоминал, назначались в наряд из числа рядовых летчиков или штурманов. Телефонисты - девушки из полковой роты связи. Чаще всего мне приходилось дежурить с телефонисткой мл. сержантом Саниной (имени не помню, помню только что ее мать в уже освобожденной Виннице была не то председателем горсовета, не то каким-то начальством областного масштаба. По телефону обеспечивалась связь с нашей полковой наземной радиостанцией, ведущей радиообмен с самолетами и аэродромами, где базировались части дальней авиации, различными службами БАО нашего гарнизона (БАО - батальон аэродромного обеспечения), и со штабом полка. Не скажу, что нагрузка на дежурных была большой. Экипажи, находящиеся в воздухе, предпочитали большинство своих проблем решать со своими наземными службами ("дома лучше, чем в гостях!"). Но иногда все же возникали такие ситуации, что приходилось "покрутиться". Кстати, наш аэродром был "назначен" наряду с другими аэродромами в качестве запасных для американских "летающих крепостей", базировавшихся в Полтаве. И был случай, когда бомбардировщик Б-17 (американский "фортресс"), из группы, совершавшей т. наз. "челночную" операцию, на пути из Англии в Полтаву, намеревался совершить вынужденную посадку на нашем аэродроме. Но, не дотянув до него, приземлился на "брюхо" на пахотное поле, километрах в 30 - 40 от нашей ВПП (взлетно-посадочной полосы), по-просту - "бетонки". Произошло это не в мое дежурство, о чем я, конечно, сожалел. Экипаж при вынужденной посадке не пострадал и был доставлен посланным за ним 5-ти тонным грузовиком (американского производства, марки "Internacional" "интер", как его называли наши шофера, весьма похожий на будущий ЗИС-150). Кузов автомобиля, в отличие от известного грузовика Студебеккер, который массово использовался в наших наземных войсках (все "Катюши" были смонтированы на них, так же в качестве артиллерийских тягачей и как просто грузовики), не был оборудован откидными сидениями. Поэтому, экипаж аварийного Б-17 Стоял на ногах плотной группой. Что поразило, половина экипажа - чернокожие и всех на лицах улыбки "от уха до уха". Вот тогда у меня сильно пошатнулось представление о том, что в Америке "негров бьют!" ( наш популярный довоенный фильм "Цирк"). Кстати, командиром экипажа был русский. Сын эмигрировавших в США во время гражданской войны в России. Судя по всему, он был инженером в какой-то исследовательской фирме, занимавшейся проблемами авиастроения. Боевую работу летчика выполнял по контракту, что для нас было так же удивительно и необычно. Сейчас не помню, на каких условиях заключался контракт - на определенное время или на определенное количество боевых вылетов? Еще один факт, удививший нас. Вторым пилотом был чернокожий (не буду использовать слово "негр", по-скольку оно сейчас в Америке считается оскорбительным, а я отношусь и по сие время к американцам с уважением и с благодарностью за их значительную помощь нам во время войны с нацистами). Интересная беседа произошла между нашими летчиками и технарями с одной стороны и командиром американского Б-17. Очень нам повезло что он был русским и хорошо владел русским. языком. Благодаря этому беседа была интресной и познавательной. Началось с вопросов об условиях службы в американской авиации (вот тут мы и узнали, что у них служат в том числе и на контрактной основе), что платят, как кормят и прочее, в этом же духе. Кстати, летом 44-го года в вечернее время, в наступившей темноте, в районе базировния 21-го авиаполка (при котором формировался наш авиаполк), почти на границе аэродрома (Попельня), упал немецкий дальний бомбардировщик He-111, летевший в наш тыл (вроде бы на город Горький). Катастрофа произошла без участия в ней наших оборонительных средств. Просто, на самолете возникла какая-то неисправность, вызвавшая его падение. При этом, из всего экипажа спасся только летчик, успевший покинуть самолет на парашюте. Сдался нашим, прибывшим на автомашине к месту его падения. Летный состав полка в это время, перед боевым вылетом, ужинал. Так что пленного летчика привезли в столовую. Он еще не успел прийти в себя после катастрофы, а его тут же усадили за стол, официантка подала ему ужин. Сразу же начались расспросы (с использованием с обеих сторон слабенького словарного запаса, мимики и манипуляций руками и на пальцах). Первые вопросы, кроме вопроса о маршруте полета, касались таких тем, как ему наша кормежка - чья лучше: их или наша? Платят ли у них за боевые вылеты? Если да, то сколько? И, наверное, дальнейший ход расспросов продолжился бы в таком же русле. Но, помешали прибывшие "смершевцы". Обругав летчиков за благожелательное отношение к противнику, увезли немецкого летчика с собой. Упомянул здесь о немецком летчике, чтобы немного сказать о характере вопросов, интересовавших наших летчиков, которые задавались представителям авиации союзников или противника, естественно, не претендуя на полноту освещения этой проблемы.
Хр-189 
15.08.2007 

Продолжу о дальнейшем ходе беседы с командиром американского бомбардировщика. Она велась, практически, между нашими летчиками, вернее, авиаторами, поскольку в ней участвовали и собственно представители летного состава, и инженерно-технический персонал, и экипажем Б-17 в лице его командира, свободно владевшего русским языком. Всем, конечно, хотелось пообщаться с союзниками, о которых много слышали (в основном от наших политработников), много видели и пользовались их изделиями (автомобили, самолеты, морские суда, паровозы, вагоны, другая разнообразная техника, продукты питания, обувь, сырье и т.д. и т.д. , всего и не перечесть), а вот "живьем" увидеть и услышать американца, да и не только его, а и других "союзников", совсем мало кому удавалось. Так что "народу" на встрече было порядочно. И тем для разговоров было достаточно. Практически, вопросы задавали мы. У американцев почему-то вопросов к нам не было. Повидимому, им была хорошо известна наша подозрительность ("не болтай, враг подслушивает!") насаждаемая нашими соответствующими службами ("смерш", например). Деликатные ребята, не хотели, повидимому, ставить наших в щекотливое положение! Из всего, о чем шел разговор, наиболее запомнился разговор, вернее, что-то наподобие небольшой лекции командира Б-17, о том как в Америке относятся к реализации различных идей, связанных с созданием новой авиационной техники. Разговор пошел о нашем и американском подходе к практической реализации различных технических идей и предложений в самолетостроении. Американец прежде всего изложил свое видение на данную проблему. Отметив наличие у нас солидной теоретической базы, сославшись при этом на серьезные нарботки наших ученых (Н.Е.Жуковский, С.А.Чаплыгин и др.), он считал, что большим недостатком является слабость нашей экспериментальной базы. Поэтому, у нас очень мало технических реализаций собственных конструктивных идей и большое число заимствования серьезных технических решений со стороны (профили НАСА, кольцо Таунеда и др.). При этом он привел примеры, когда экспериментальная проверка и оценка некоторых идей вела к тому, что их науке приходилось "онаучивать" уже реализованные технические идеи. Обратил при этом внимание на то, что у них принимаются любые идеи со стороны (в том числе от лиц не имеющих никакого отношения к авиации), лишь бы они не были очевидно безрассудными. В качестве примера привел историю создания воздушного винта с серповидными лопастями (вспомнил я об этом тогда, когда увидел такие винты на наших самолетах Ан-2). Идея поступила не от авиационного специалиста. Показалась специалистам интересной. Создали опытный образец. Продули в аэродинамической трубе. Винт имел "тяговые" характеристики, превышающие процентов на 10 такие же характеристики винтов прежних конструкций. Этого оказалось достаточным, чтобы после конструкторской доработки, винт запустить в серию, а науке были предоставлены материалы экспериментальных исследований - для "онаучивания" с целью создания теории и конструкторских расчетов для данного вида воздушных винтов. Общение "союзников" было самым решительным образом прервано появившимеся некстати "смершевцами". Разогнав нашу публику, американский экипаж они забрали и куда-то увезли с собой. По слухам, все, что что было интересным для наших "компентентных" органов, с аварийного Б-17 было снято, а остатки самолета постепенно были растащены местным населением на "хозяйственные" нужды. Во время моих дежурств в качестве диспетчера по перелетам, у меня состоялось весьма интересное знакомство с одним из немецких военнопленных, работавших на расчистке территории аэродрома от разрушенных во время войны зданий и других сооружений. Но для этого необходимы некоторые объяснения. На территории авиагородка, кроме нашего полка и БАО, на половине пути от зданий, где располагались наши общежитие, штаб и другие здания (на границе с городом) и ВПП (взлетно- посадочной полосы) в двух бывших казармах располагался лагерь военнопленных немецкой армии. В нем, по слухам, было не менее 5000 человек. Вот из этого лагеря и работали на аэродроме на расчистке , под наглядом лагерной охраны, группы пленных немцев. Однажды мне случилось поговорить с одним из пленных. Оказалось - в мою бытность в пехоте, когда я служил радистом носимой радиостанции РБ, этот пленный тоже был радистом носимой радиостанции, но с другой, немецкой, стороны и тоже, в пехотной дивизии, Если память мне не изменяет - в 3-ей горно-егерской. Вот уж было о чем нам повспоминать! Частенько в ходе нашего общения звучали фразы: "А помнишь то-то? Во время того-то? А что это было у вас тогда-то и тогда-то?". Вспоминали, какими эпитетами и ругательствами обменивались между собой во времена, когда приходилось связываться друг с другом. Типа таких: "геген цум тойфель, дойче ("русише", если ругательство адресовалось нам) швайн!" или "Гитлер ("Сталин", если в наш адрес) капут!". Дальше таких слов наши обоюдные познания в языках и ограничивались, в большинстве случаев. Примитивно, но, по нашему общему мнению - здорово! В дни моего дежурства, если на аэродроме работала команда военнопленных, в составе которой был мой "визави", я договаривался с конвоирами (за несколько папиросок) и они разрешали ему общаться со мной. Со временем мы, даже, в какой-то мере сдружились. Я подкармливал его хлебом, иногда и чем- нибудь из горчей пищи из нашей столовой.

Часто отдавал ему и свои папиросы (я не курил). По его словам, в лагере была создана группа из активистов комитета "Свободная Германия".
Хр-212 
25.12.2009 

Правда, надо сказать, представление о наших бывших военнопленных как о врагах и изменниках сидело в наших головах и наружу, практически, не "выплескивалось". Внешне общение с ними происходило как с людьми нормальными. Чисто по житейски. Все эти агитпроповские бредни были более уместными где-нибудь на собраниях или на политзанятиях, не более того. Вот так и жили с двойными моралями - официозной и житейской. "Житейская" по большей части превалировала. Но, больше всего удивило не то, что эти "изменники родины" появились так свободно в нашем госпитале, а то как они были обмундированы и что имели при себе. Они полностью, "с головы до ног", были обмундированы в американскую униформу (только без знаков различия) и с собой имели американские же ранцы, чем-то заполненные "под завязку". Вот это (содержимое ранцев) нас больше всего заинтересовало. Армейская "наблюдательность"! Знаем, чем интересоваться! В ранцах у парней (мужиков), кроме различных "причиндалов" бытового назначения (мыло, безопасная бритва и все прочее для этих целей), находилось по нескольку консервных банок довольно солидных размеров (диаметром ок. 80-90 мм и высотой ок. 230 мм, по памяти). Это был "завтрак американского солдата", заменявший штатную горячую пищу (при невозможности ее приготовить). Это для нас было удивительным. Но еще более удивило содержимое банки. Открывалась она последовательно сверху вниз по окружностям корпуса срезанием ослабленных полосок жести с помощью спецального "ключа" из отрезка металлического прутка, на одном конце изогнутого в виде петли, для удобства удерживания в руке, а на другой, слегка расплющенной части, было продольное отверстие для "язычка" полоски. Полоска просто "наматывалась" на ключ и банка в этом месте вскрывалась. На наши просьбы вскрыть одну банку (любопытно все же было посмотреть, что там внутри - в четырех отсеках - находится?), парень сначала отнекивался (хотел, наверное, сохранить как НЗ), но все же сдался - "уговорили"! Так вот - в самом верхнем отсеке находились галеты (штук 4-5), круглые и что-то, в виде "промокашки"- аккратно сложенные листки. Подумалось, что "умные" и "культурные" американцы предусмотрительно позаботились о "подтирочном" материале для известного места пониже спины. Но, к нашему удивлению, это были салфетки для "подтирания" после еды выше расположенного "отверстия" - рта. Подумалось о "вопиющей" изнеженности американских солдат. Надо-же, рукава им мало! В следующем отсеке был куриный фарш, приличная, по нашим меркам, порция. Еще ниже, в объеме около 100-150 мл, находился черный кофе. И, наконец, в пределах следующего отсека была не полоска с насечкой, а насеченный квадратик (примерно, 2Х2 см), вскрывавшийся тем же самым ключом-открывашкой. Из вскрытого отверстия извлекался коротенький шнурок с "пуговкой" на конце. Вытягивание шнурка вызывало экзотермическую реакцию какого-то химического вещества с выделением энергии, достаточной для разогрева кофе. Вот так заботились американцы о своих солдатах! Правда, для нас такие "заботы" были не очень понятными и вызывали только мимолетную зависть. Продолжали гордиться нашей русской "простотой" и непритязательностью к условиям существования. Сказывалось наше рабоче-крестьянское воспитание. В противовес загниваюшему,"капиталистическому" миру. Как-то мы и не заметили того, что эти бывшие военнопленные очень тихо и незаметно исчезли из госпиталя. Не удивляли такого типа происшествия и не обсуждались. Как, говорится, "начальству" было виднее. Может, под маской этих бывших военнопленных, к нам забросили "шпионов"?! ;-))) Хотел на этом и закончить свое "повествование" о моем пребывании в госпитале. Но тут всплыло в памяти одно интересное явление, связанное с тем, как медицина "разоблачала" т. наз. "уклонистов". Удивлением для нас,"служивых", было появление после окончания войны молодых людей, не желавших служить в армии (про предстоящую войну с Японией нам в это время еще ничего не было известно). Процедуру разоблачения притворявшихся инвалидами призывников я наблюдал лично. И не только наблюдал, но и принимал участие, добровольно (проклятая любовь!!) исполняя обязанности санитара. Присутствовал дважды. один раз при разоблачении "глухого" и другой раз - при разоблачении "немого". Приводили их в обоих случаях старшины с парой солдат из охраны. Первым был "глухой". Наш хирург м-р Штейн первым делом поковырялся у него в ушах, задав для проформы пару вопросов. Тот слабеньким, почти плачущим голосом и почти шопотом дал понять Штейну, что ничего не слышит на одно ухо. Но, судя по реакции, врач уже понял, что новобранец притворяется. Взял из рук медсестры камертон, ударил его о край стола и приставил его ножкой к макушке глухого. Спрашивает его: каким ухом тот слышит звук от камертона. Тот, естественно, отвечает, что слышит тем, которое он считает здоровым. Вот тут-то он и попался! Оказывается, пациенту должно казаться, что звук доходит только к дефектному уху. Без лишних разговоров врач пишет в направлении, что пациент здоров и глухоту на одно ухо симулирует. Со вторым притворщиком пришлось повозиться! Видно, готовил себя основательно. Дежурный вопрос врвча: на что жалуется? Тот только мотает головой, давая понять, что он немой и глухой - ничего не слышит и не может говорить. Осмотр врачом (Штейн и в этот раз). Врач провоцирует его внезапными окриками, наблюдая за реакцией. Никакой реакции. Всем уже понятно (по поведению врача), что проверяемый здоров. Но больному жестами предлагают лечь на операционный стол.
Хр-229 
06.06.2010 

Отвечая на его вопрос, предоставил т. наз.. "Боевую характеристику" из полка на меня,"сердешного". Конечно, для таких всяких случаев характеристики, как правило, пишут с явно завышенными оценками деловой (и боевой!) деятельности характеризуемого. Прочитал. Сказал, что он демобилизовался совсем недавно. Воевал в саперных частях, командир саперного батальона. Строил переправы через реки. Обрадовал меня словами, что "фронтовик фронтовика всегда поддержит и поможет, ежели такая помощь будет востребована. Елей (да еще какой!) на мою "истерзаную " душу! Поднимает трубку телефона и командует кому-то из канцелярии, чтобы те исключили из списков одного из принятых и вместо него в список включили Анкудинова Евгения Петровича, т.е. меня.Там по-видимому, завозражали. Директор рявкнул по-армейски и там, виидимо, подчинились его распоряжению. После этого он поинтересовался как скоро меня смогут демобилизовать. Я ответил, что меня обещали в таком случае демобилизовать в течение трех - пяти дней. Его это вполне устраивало, но он будет все же ждать меня 15 дней. На том и порешили. А теперь - необычная информация "кое-о-чем". Дело в том, что прием студентов производился на АРХИТЕКТУРНЫЙ факультет, т.е. на специальность "архитектура", вот только не помню, архитектура гражданского или промышленного по отдельности или и того и того вместе, да это и не так важно, в конце-концов. Поступающие на эту специальность, в качестве одного из основных экзаменов должны сдавать экзамен по рисованию. Поступая по-нормальному, я, пожалуй, его бы и не сдал. И знай бы о том, на какую спецмальность проходил прием, я бы и не стал заходить в этот институт. Да, таким стремительным решением проблемы моего поступления я был, буквально, потрясен. Несколько месяцев серьезно готовился к вступительным экзаменам, извел кучу тетрадей на конспекты и все время мучился сомнениями: поступлю - не поступлю? Особенно боялся завалить иностранный язык. И.тут такая развязка! Потрясение было настолько сильным, что я даже не встретился со своей любовью - Машенькой. Попрощавшись с директором, сразу помчался на вокзал. В поселок Узин, куда незадолго до этого ("эпопеи" с моим поступлением в ВУЗ), был перебазирован наш полк из Умани, я прибыл быстро. Но тут возникли проблемы с моей демобилизацией. На этом я немного прерву свои писания о проблемах с поступлениями в ВУЗ, ибо увлекшись, слегка отклонился от событий достаточно важных, предшествовавших выше упомянутым событиям. В конце марта - начале апреля на наш аэродром в Умани пригнали около сотни (может, и больше) новеньких самолетов- истребителей Китти-Хоук. Пошли слухи, что их, полученных по ленд-лизу. и в связи с окончанием войны, подлежащих возвращению в Америку или приобретению (за валюту, естественно) Советским Союзом, решили просто уничтожить, по-скольку по условиямиям ленд-лиза техника, уничтоженная в результате боевых действий, пользователем не оплачивалась. И, по слухам, доходившим до нас, их, таки, уничтожили, проехавшись трактором по хвостам, выстроенных в линейку, самолетов. Вторым событием в то же время было прибытие в наш полк вновь назначенного заместителем командира полка по летной службе - Ивана Курятника, Героя Советского Союза. Фамилия оригинальная, но не она вызвала наибольший интерес. Больший интерес и любопытство вызвали его "персональный" самолет Б-25 - американский (ленд-лизовский) бомбардировщик и оригинальная надпись вдоль фюзеляжа, выполненная крупными (красными, окантованными "золотом") буквами: ИВАН КУРЯТНИК. Можно себе представить, какие асоциации эта надпись могла породить в голове немецкого пилота: "Иван" - обобщенное название у немцев русского солдата и - "курятник" - ясно, что. Где-то в десятых числах апреля 46-го личный состав нашего полкаэ был погружен на автомашины и перебазирован в поселок Узин, недалеко от Киева. При этом, наши самолеты остались в Умани и их постигла такая же участь (по слухам, дошедшим до нас), как и Китти-Хоуков - их так же, вроде бы, подавили тракторами. Дорога до Узина заняла не больше суток. По прибытии нас разместили в армейских казармах. Не ясно было, что ожидает полк в дальнейшем, на какие самолеты он "пересядет". Сразу по прибытии в Узин я, имея на руках командировочное удостоверение, выписанное еще в Умани, накануне нашего перебазирования, отправился в Киев. О результатах командировки см. выше. Вернулся полный радужных надежд. Однако, тут меня ожидали неприятные известия: командир полка Подоба был неожиданно вызван в Москву. Приказ о моей демобилизации мог подписать только он. О том, как скоро он вернется, никто из оставшегося начальства не знал. Поговаривали, правда, что вернуться он должен скоро. Но такая инфотмация для меня была слабым утешением. Но, ничего не поделаешь - надо ждать. Немного об Узине. Небольшой поселок. Райцентр. Сахарный завод с большими прудами (с рыбой). Военный аэродром и небольшой по размерам (так мне представлялось) авиагородок при нем,в одной (или двух?) казармах и поселили наш полк. Как выглядел аэродром и какие (или ни каких) самолеты там базировались, не могу сказать. Все мои мысли были сосредоточены на демобилизации. Правда, был там начальник гарнизона полковник, командир истребительной авиадивизии, И.А. Зыканов. Но об этой дивизии ничего сообщить не могу. Дальше своей казармы не отлучался и ни о чем, кроме своей демобилизации, не думал.