Верхний причал

ГЛАВА I
        Кто-то попросил сигары. Мы говорили долго, и разговор начал томиться; табачный дым проник в тяжелые занавески, вино проникло в те мозги, которые могли стать тяжелыми, и уже было совершенно очевидно, что, если кто-нибудь не сделает что-нибудь, чтобы разбудить наш угнетенный дух, встреча скоро придет к своему естественному состоянию. заключение, и мы, гости, побыстрее отправимся домой в постель и, конечно же, спать. Никто не сказал ничего примечательного; может быть, никто не мог сказать ничего примечательного. Джонс рассказал нам все подробности своего последнего охотничьего приключения в Йоркшире. Мистер Томпкинс из Бостона подробно объяснил те рабочие принципы, благодаря должному и тщательному соблюдению которых железная дорога Атчисон, Топика и Санта-Фе не только расширила свою территорию, усилила свое ведомственное влияние и не умерла от голода. их до смерти до дня фактических родов, но, кроме того, в течение многих лет успешно обманывая пассажиров, купивших билеты, ложным убеждением, что вышеупомянутая корпорация действительно способна перевезти человеческую жизнь, не уничтожая ее. Синьор Томбола пытался убедить нас аргументами, против которых мы не потрудились возражать, что единство его страны никоим образом не похоже на среднюю современную торпеду, тщательно спланированную, сконструированную со всем умением величайших европейских арсеналов, но когда построенный, предназначенный для того, чтобы его немощные руки направили в регион, где он, несомненно, должен взорваться, невидимый, бесстрашный и неслыханный, в беспредельные пустоши политического хаоса.

Нет необходимости вдаваться в подробности. Разговор принял такие масштабы, которые наскучили бы Прометею на его скале, что привело бы Тантал в замешательство и побудило бы Иксиона искать расслабления в простых, но поучительных диалогах герра Оллендорфа, вместо того, чтобы подчиняться большему злу - слушать к нашему разговору. Мы просидели за столом несколько часов; нам было скучно, мы устали, и никто не подавал признаков движения.

Кто-то потребовал сигары. Все мы инстинктивно посмотрели на говорящего. Брисбен был мужчиной тридцати пяти лет и отличался теми дарами, которые привлекали в основном внимание мужчин. Он был сильным человеком. Внешние пропорции его фигуры не представляли ничего необычного для обычного глаза, хотя его размер был примерно средним. Он был немного выше шести футов ростом и умеренно широк в плечах; он не казался толстым, но, с другой стороны, определенно не был худым; его маленькая голова поддерживалась сильной и жилистой шеей; его широкие мускулистые руки, казалось, обладали особым умением ломать грецкие орехи без помощи обычного крекера, и, увидев его в профиль, нельзя было не отметить необычайную ширину его рукавов и необычную толщину его груди. Он был одним из тех людей, которых люди обычно называют обманщиками; то есть, хотя он выглядел чрезвычайно сильным, на самом деле он был намного сильнее, чем выглядел. О его чертах мне нечего сказать. У него маленькая голова, тонкие волосы, голубые глаза, большой нос, маленькие усы и квадратная челюсть. Все знают Брисбен, и когда он просил сигару, все смотрели на него.

«Это очень необычная вещь, - сказал Брисбен.

Все замолчали. Голос Брисбена был негромким, но обладал особым качеством проницательного общего разговора и резал его, как нож. Все слушали. Брисбен, заметив, что он привлек их всеобщее внимание, невозмутимо закурил сигару.


«Это очень необычно, - продолжил он, - эта вещь о привидениях. Люди всегда спрашивают, видел ли кто-нибудь привидение. Я видел».

«Чушь! Что, ты? Ты не хочешь сказать, Брисбен? Ну, для человека его интеллекта!»

Примечательное заявление Брисбена было встречено хором восклицаний. Все потребовали сигары, и дворецкий Стаббс внезапно появился из глубины ниоткуда со свежей бутылкой сухого шампанского. Ситуация была спасена; Брисбен собирался рассказать историю.

- Я старый моряк, - сказал Брисбен, - и, поскольку мне приходится довольно часто пересекать Атлантику, у меня есть свои фавориты. У большинства мужчин есть свои фавориты. Я видел человека, который три четверти часа ждал в баре на Бродвее конкретную машину, которая ему понравилась. Я считаю, что бармен зарабатывал не менее трети своей жизни на предпочтениях этого человека. У меня есть привычка ждать определенных кораблей, когда мне придется пересечь этот утиный пруд.

Возможно, это предубеждение, но меня никогда не обманывали в хорошем отрывке, кроме одного раза в жизни. Я это очень хорошо помню; Было теплое июньское утро, и чиновники таможни, которые слонялись в ожидании парохода, уже поднимающегося из карантина, выглядели особенно туманными и задумчивыми. У меня было не так много багажа - никогда. Я смешался с толпой пассажиры, носильщики и официозные люди в голубых халатах и медных пуговицах, которые, казалось, вырастали, как грибы, с палубы пришвартованного парохода, чтобы навязывать свои ненужные услуги независимому пассажиру. Я часто с определенным интересом замечал спонтанную эволюцию этих товарищей. Когда вы приедете, их там нет; через пять минут после того, как пилот скомандовал "Вперёд!" они, или, по крайней мере, их синие пальто и медные пуговицы, исчезли с палубы и трапа так же полностью, как если бы они были отправлены в тот шкафчик, который традиция единодушно приписывает Дэви Джонсу. Но в момент начала они там, чисто выбритые, в синем покрытии и жаждущие денег. Я поспешил на борт. Kamtschatka был один из моих любимых кораблей. Я говорю, что была, потому что ее категорически больше нет. Я не могу представить себе никакого побуждения, которое могло бы побудить меня совершить еще одно путешествие в ней. Да, я знаю, что вы собираетесь сказать. Она необычайно чиста на ходу на корме, у нее достаточно блефа на носу, чтобы она оставалась сухой, а нижние койки в большинстве своем двойные. У нее много достоинств, но я больше не буду переступать через нее. Извините за отступление. Я сел на борт. Я приветствовал стюарда, красный нос и более рыжие усы которого были мне знакомы.

«Сто пять, нижняя полка», - сказал я деловым тоном, свойственным мужчинам, которые думают  не больше того, чтобы пересечь Атлантику, чем выпить коктейль из виски в Дельмонико в центре города.

Управляющий взял мою сумку, шинель и коврик. Я никогда не забуду выражение его лица. Не то чтобы он побледнел. Самые выдающиеся богословы утверждают, что даже чудеса не могут изменить ход природы. Я без колебаний могу сказать, что он не побледнел; но по его выражению лица я решил, что он собирается либо пролить слезы, либо чихнуть, либо уронить мой чемодан. Поскольку в последней были две бутылки особенно хорошего старого хереса, подаренные мне для путешествия моим старым другом Сниггинсоном ван Пикинсом, я очень нервничал. Но управляющий ничего из этого не сделал.

"Ну, я !"- сказал он тихим голосом и пошел впереди.

Я предположил, что мой Гермес, когда он вел меня в нижние области, немного выпил грог, но я промолчал и последовал за ним. 105 находился по левому борту, хорошо на корме. В каюте не было ничего примечательного. Нижняя полка, как и большинство на Камчатке , была двухместной. Места было много; был обычный стиральный аппарат, рассчитанный на то, чтобы передать представление о роскоши в сознание североамериканского индейца; были обычные неэффективные стойки из коричневого дерева, в которые легче повесить зонт большего размера, чем обычная коммерческая зубная щетка. На непривлекательных матрасах были аккуратно сложены одеяла, которые великий современный юморист удачно сравнил с холодными гречишными лепешками. Вопрос полотенец был оставлен полностью на усмотрение. Стеклянные графины были наполнены прозрачной жидкостью со слабым коричневым оттенком, но от которой до ноздрей доходил менее слабый, но не более приятный запах, как далекие воспоминания морской болезни о маслянистых механизмах. Шторы грустного цвета наполовину закрывали верхнюю полку. Тусклый июньский дневной свет слабо освещал маленькую пустынную сцену. Фу! как я ненавижу эту каюту!

Стюард поставил мои капканы и посмотрел на меня так, словно хотел уйти - вероятно, в поисках большего количества пассажиров и большего гонорара. Всегда полезно начинать с этих чиновников, и я, соответственно, дал ему определенные монеты тут же.

«Я постараюсь устроить тебе все, что смогу», - заметил он, кладя монеты в карман. Тем не менее в его голосе была сомнительная интонация, которая меня удивила. Возможно, его размер гонорара увеличился, и он не был удовлетворен; но в целом я был склонен думать, что, как он сам выразился, он был «лучше для стакана». Однако я был неправ и поступил с этим человеком несправедливо.

Вячеслав Толстов

Повесть из книги "Блуждающие призраки" Ф. Мэрион Кроуфорд(1865-1909)США