Киев во власти ЧК: август 1919-го - заложники, смертники, шпионы

• <abbr class="datetime">Apr. 3rd, 2021 at 8:00 AM</abbr>

Август 1919 г. стал для киевлян серьезным испытанием. Многие из числа интеллигенции были взяты в заложники и увезены из Киева. Расстрелы в ЧК стали настоящим конвейером смерти – так большевики отыгрывались на беззащитных обывателях за поражения на фронтах.

Зачастую лишь бегство могло спасти человека от неминуемой гибели. В этих непростых условиях агентура ВСЮР продолжала свою работу, готовясь к захвату города Добровольческой армией

«На реки Вавилонские…»

В последние недели и дни пребывания большевиков в Киеве взятие заложников, и до этого часто практиковавшееся, приобрело поистине грандиозный масштаб. Киевская студентка пишет:

«Угроза более страшная, чем обыски, это аресты заложников. Уже чека полна заложников, которых расстреляют или, в лучшем случае, увезут в Москву».

Таким способом советское руководство, во-первых, получало в свое распоряжение ценных специалистов. Во-вторых, последние не оставлялись наступающему неприятелю. К тому же заложники служили прекрасным «обменным фондом». Как говорится в докладе Красного Креста, «большевики смотрят на заложников как на военную добычу, которую можно при случае обменять на деньги или на арестованных большевиков. Если обмен не удается, заложников убивают».

Эвакуация больно била и по вывозимым, и по остающимся.

«В городе распространялись слухи о предстоящем увозе целого ряда категорий интеллигенции – инженеров, профессоров, адвокатов, врачей… «Обычаи» гражданской войны, по-видимому, допускали, чтобы население… было оставлено без медицинской помощи. Какие-то чрезвычайные коллегии… намечали по спискам врачей …и публиковали их имена в «Известиях». Обреченные должны были в два-три дня сняться с мест и ехать куда-то вдаль», – вспоминал А. Гольденвейзер.

Вывоз начался незадолго до сдачи Киева.

«Первую парию Угаров набрал по своему усмотрению… Им не дали даже проститься с близкими. Вечером состоялся приговор, а утром их отправили на пароход, окружили стражей, которая стреляла в каждого, кто пытался подойти, и отправили дальше. Всего в первой партии заложников было отправлено 183 человека. Большинство было без средств», – сообщает Красный Крест.

Заложники на барже

Затем из города вывезли еще две партии людей. «Во второй было 27 человек, главным образом богатых людей, крупных помещиков… Их тоже собрали в дорогу так быстро, что с трудом удалось оповестить родных, достать необходимые в дорогу вещи, приготовить на 10 дней пищу…

Наконец, в третьей партии увезли последних 30 человек. Тут были инженеры, к которым относились более бережливо… Щадили также и заложников-немцев, которых рассчитывали обменять на Радека».

Правда, здесь чекисты действовали с оглядкой, не прибегая к откровенному физическому насилию.

«После отправки первой… партии заложников в Киеве… все-таки начался какой-то протест… Это делалось получастными путями. В городе придавали большое значение волнению в еврейских кругах, которые будто бы имели известное влияние на комиссаров», – вспоминали сестры милосердия.

Сестры милосердия

Но и сами они рисковали. «Под конец, когда началась эвакуация, коменданты откровенно говорили им:

– Мы увезем вас с собой. Вас нельзя оставить, вы слишком много знаете. Часть нас останется в Киеве, будем вести конспиративную работу против Деникина. Вы почти всех нас знаете в лицо. Вас надо или увезти, или отправить в Штаб Духонина», т. е. расстрелять.

И это были не пустые угрозы – чрезвычайка в последние недели словно сорвалась с цепи».

Машина смерти

Август был, пожалуй, самым кровавым месяцем 1919 г. в Киеве. Почти в каждом номере тогдашних газет печатались списки расстрелянных по решению Революционного трибунала. Формулировки приговоров были дичайшие: «в порядке красного террора», «в ответ на расстрелы рабочих Деникиным и Петлюрой» и т. п. В действительности же это была просто месть за неудачи Красной армии на фронтах.

Председатель Революционного трибунала, карикатура времен гражданской войны

Население оцепенело от небывалого ужаса.  Киевская студентка передает тогдашнюю атмосферу:

«В течение недели я переходила от надежды к отчаянию, но теперь видно, что они уходят. Город имеет страшный вид. Все мертво, заколочено, только солдаты бегут по улицам и стреляют в воздух… Утро было ужасно: в газете список… расстрелянных в прошлую ночь. Есть знакомые фамилии».

А. Гольденвейзер так описывает происходившее: «В подвалах чрезвычайки набрались сотни сидельцев. И над ними была учинена кровавая расправа. Однажды утром газеты вышли с бесконечно-длинным, столбца в два, списком расстрелянных. Их было, кажется, 127 человек… Коллегия чрезвычайки… решила для острастки произвести массовый расстрел и выбрала по списку заключенных всех, против кого можно было выставить хоть что-нибудь компрометирующее… Действительное число расстрелянных не ограничивалось опубликованным в газетах списком. В самый последний день пред уходом большевиков в ЧК расстреливали уже без всякого учета и контроля».

Сестры милосердия свидетельствуют, что хотя расстрелы всегда практиковались чуть ли не ежедневно – в последние недели августа началась настоящая бойня. Больше всего казней «было произведено во ВУкрЧК и в гараже ГубЧК. Отдельно стояли Лукьяновская тюрьма и концентрационный лагерь… Хотя огромное большинство людей, попавших в тайники киевских чрезвычаек, не имело никакой связи с деникинской армией, но это подозрение тяготело над всеми ними».

Жертвы красного террора

В лагере с 13 августа стала работать комиссия по разгрузке тюрем.

«Никаких предварительных протоколов, никакого судебного дела… революционные следователи не имели перед собой. В их руках была только личная карточка арестованного… Человек 80 было выпущено на свободу… Большинство было осуждено на смерть», – сообщает Красный Крест.

Постепенно ликвидировались и другие места заключения. Дольше всех продолжал работу Особый отдел при ВУЧК. Но скоро и он был «очищен»:

«В понедельник сестра раздала… 80 обедов… В среду уже никого из арестованных в особом отделе не было. Сменилась стража. Никто ничего не знал о судьбе… заключенных. Нельзя было понять, кто жив, кто убит».

Свидетели последних расстрелов позднее сообщили общественности о трагедии на ул.

Садовой, 15. «Была вырыта огромная общая могила в саду дома Бродского… Арестованных, совершенно раздетых, выводили по 10 человек, ставили на край ямы и из винтовок расстреливали… Так как торопились, нервничали, были возбуждены, то стреляли плохо, беспорядочно. Многие падали недобитыми. Валились прямо с края в яму, живые и мертвые… Солдаты утром говорили, что всего застрелено в ту ночь 139 человек. Это были солдаты из особого корпуса при ЧК… Солдаты были возмущены, возбуждены и не скрывали своего омерзения».

Еще около 70 человек расстреляли в уездной ЧК на ул. Елизаветинской; столько же в «китайской чрезвычайке»; более 50 в железнодорожной ЧК. Скольких казнили в других подразделениях – точных данных нет.

Бойцы «китайской чрезвычайки»

В этих условиях перед киевлянами встала лишь одна задача – выжить.

Спасение – в бегстве

Не решаясь на открытое сопротивление палачам, обыватели противостояли репрессивной машине как могли.

«Некоторые люди, напр., старик Б., месяцами не выходят из дому. Но в том-то беда, что «они» приходят в дом, «они» не хотят, чтобы кто-нибудь хоть одну минуту жил и дышал спокойно», – пишет киевская студентка.

Красный патруль проверяет документы

У некоторых появилась мания преследования подобно душевнобольным:

«Многие не ночуют дома. Иные совсем не приходят домой. Я., возвращаясь домой, слезает с извозчика за углом, потом, озираясь, подходит к собственным дверям: он все боится засады».

Кто-то, напротив, с отчаянной лихостью бравировал своей «несоветскостью». Как вспоминал инженер-путеец, «было удивительно, что спасало меня от ареста и расстрела… Одни объясняли тем, что у меня не было личных врагов, которые бы на меня донесли…, другие объясняли тем, что я… жил, …не имея почти никакой обстановки…; третьи приписывали это моей смелости и пренебрежению опасностей… Ходил я по городу франтом в путейской летней форме, причем часто сзади меня раздавались возгласы: «Вот разгуливает проклятый петлюровец». Пока не справишься с нервами – дрожь в таких случаях пробегала по коже. Тогда быть петлюровцем было весьма опасно, их ловили и расправлялись жестоко».

Но основным средством спасения стало бегство. Часть киевлян ринулась за город – жители окрестных сел стали охотно помогать таким беглецам. «Если б мы в прошлом году так прятались, нас бы в один день переловили… В прошлом году… ведь белогвардейцу близко к деревне подойти нельзя было – убьют. Особенно под Киевом… А теперь – живу я второй месяц с рыбаками на Днепре. Что ж вы думаете, не понимают они, что ли, черти, кто я такой? И – глазом не моргнут, еще стараются незаметно всякие любезности оказывать… Это за то, что я от большевиков убегаю – значит, хороший человек», – рассказывал собеседник Ю. Рапопорта.

Другой его знакомый прятался… в центре Киева: «Есть… на одной из главных улиц замечательная усадьба; тянется она в глубину чуть не на версту…: многоэтажные дома, дворы, садики, маленькие деревянные домики, проходы какие-то, сараи и в конце – выход на дальнюю боковую улицу; и живет в этой усадьбе тысяч пять народу.

Вот в одном из этих домов на квартире у сестры Михаш «засел» с февраля месяца. О прописке он не думал, на мобилизации он не откликался, а декреты читал только для развлечения».

Найти таких «уклонистов» чекистам удавалось далеко не всегда – и в их «частом бредне» зияли огромные дыры.

Подполье накануне избавления

Неоценимым подарком для жертв красного террора стала неимоверная безалаберность и бестолковость карателей. Инженер-путеец писал: «К счастью для всех, коим угрожали расстрелы, …у большевиков не было связи между отдельными ЧК, что давало возможность спасаться, переезжая из одного города в другой… Вообще сыск и осведомленность ЧК были слабы, работали главным образом по доносам либо захватывали добычу при облавах, сплошных обысках целых кварталов, а иногда мобилизовались все силы для одновременной облавы во всем городе. При таких обысках часто спасали людей смелость и самообладание».

Сбоями в аппарате ЧК успешно пользовалась враждебная большевикам агентура. Работу деникинского подполья описывает Ю. К. Рапопорт. Так, резидент Альфа «три недели по городу лисьи петли писал, – каждую ночь на новом месте. Наконец, сдался и «вышел в запас» – превратился в дачника…

Алеша дал мне адрес главного начальства. Правда, не самого главного – над ним был еще один полковник. Но полковник бегал целыми днями со скрипкой в руках (он числился учеником консерватории), встречал сотни лиц, вел переговоры, словом, делал высшую политику».

Рапопорта свели с агентом ВСЮР «5-45». Квартиру последнего охраняли жившие здесь же две курсистки, постоянно наблюдавшие за окрестностями. В самом же помещении кипела напряженная работа по подготовке последних сводок для конспиративного штаба: сведения шифровались и переносились на папиросную бумагу. Здесь же писались листовки. Параллельно готовился первый номер газеты, которую планировалось выпустить после ухода большевиков.

Перед белогвардейской агентурой во второй половине августа встала проблема отправки донесений:

«Нужно было найти курьера… Конечно, у нас была где-то особая курьерская часть, специалисты, десятки раз переходившие фронт. Но теперь, в эти последние, сумасшедшие дни, все спуталось и расстроилось. Приходилось искать кого-нибудь со стороны».

Такой человек нашелся – знакомый Ю. Рапопорта: «Мне удалось устроить Михаша санитаром в летучку, идущую на фронт. Там он улучит момент – и окажется по ту сторону фронта. А может быть, и делать для этого ничего не придется. Что-то, когда я вел переговоры со старшим врачом, очень у него была лукавая улыбочка».

Листовка Добровольческой армии, 1919 г.

Следующий курьер стал последним: «Он просто пешком вышел из города, и пошел на юг: так уж близко стало. Это был старый человек, с длинной седой бородой; всю жизнь он просидел чиновником в банке. Но у него было два сына в армии, и он надеялся, что они на этом фронте.

Пошел он как нищий, с шарманкой, в длинном рваном балахоне. Прямо в подкладку балахона и вшили большие листы бумаги с пишущей машинки: зашифровать и обработать не успели».

Доклад агента ВСЮР о проделанной работе в тылу большевиков, 1919 г., фото из архивов СБУ

А через несколько дней над киевскими улицами стала рваться шрапнель: две враждебные армии подошли к Киеву с востока и запада, чтобы вышвырнуть большевиков из города.

—

Опубликовано в издании Большой Киев