Как я учился виноделию.

Опубликовать эту заметку меня побудил Александр, выразивший сомнение в правдивости байки Эрнста Павловича.

Александр прав, не всему можно верить. Но какое значение имеет точность деталей... Главное дух времени. Ведь не зря одной из лучших книг о наполеоновских войнах являются "воспоминания" бригадира Жеррара, лучшей сабли пятого Конфлонского гусарского полка, написанные Конан-Дойлем.

За эту историю я вам ручаюсь. Если и приврал, то чуть-чуть. А записал ее только затем, чтобы выразить свою признательность судьбе за встречи с хорошими людьми.

Как я учился виноделию.

Осень. Время винограда и вина. В этом году в первый раз сам сделал вино. Сам собирал виноград, давил его руками, отжимал, тоже руками, сливал и т.д. Получилось немного, литров сто. Не себе, правда, но все-таки. Как сказали употребители, получилось. Пьют даже люди, которым не позволяет здоровье, такое легкое.

Но основы успеха были заложены давным-давно, когда я работал в школе, в Одессе.

Приехал я к своему заврайоно. Звали его Николай Диордиевич. Не знаю, может болгарин. Повел он меня к себе домой. Двор и дом он не стал показывать. А повел сразу в беседку, предмет гордости. Беседка и впрямь радовала глаз. Ограждали ее цветные, стеклянные витражи, сделанные собственноручно хозяином. Красивый стол, удобные сидения. И венец всего - два крана, выходящие прямо из стола. Пока хозяин накрывал на стол, я задумчиво смотрел на эти блестящие штуковины. 
Заметив мое любопытство, Николай Диордиевич, довольно сказал:"Тебе понравится". Усевшись, он пододвинул два бокала к краникам и спросил:"Красное?Белое?" "Белое,"- ответил я. Он нажал на кнопку и из крана полилось Шардоне. "А я Каберне выпью,"- сказал Николай Диордиевич.
В подвале, расположенном под беседкой, на стеклянных стенках которой женщины собирали виноград, стояли две бочки. С моторчиками, которые и качали вино наверх при нажатии кнопочки.

"Слушай, - сказал Диордиевич, - а поедем к моему другу, председателю колхоза. У него хорошее вино, заодно и познакомишься с виноделием. Ба-а-альшой специалист".
Отказывать начальству неудобно. Поехали. 

В большом председательском доме нас, оказывается, ждали. Жарились шашлыки, на столе стояла брынза, зелень и тарелки с варениками. С картошкой.
Познакомились, сели. Председатель стал потчевать. 
Больше всего разговоров было о вине, которым председатель заслуженно гордился. К бочкам он ходил сам. При этом посудой служило обычное эмалированное ведро. "В таком нельзя," - объяснил он.
После чего задумчиво сказал: "Выпей ведро-два, но зачем напиваться..." Что мы и сделали…
К двенадцати часам были опробованы все сорта. Председатель сходил за «Изабеллой», но попробовать этот сорт уже не получилось. Все вдруг захотели спать, видно выбились из сил.
Утром я проснулся от шума во дворе. Точнее, это был не шум, а «плач Ярославны». Я вышел во двор и увидел, что посреди него лежит бычок председателя, а над ним рыдает его жена. То есть жена не бычка, а председателя. Мда…
Председатель нервно ходил тут же. Рядом стоял Николай Диордиевич. Грустно оглянувшись, он спросил меня: «Валера, а где ведро «Изабеллы»?» Я показал на опрокинутое ведро возле сарая. И тут Николай Диордиевич быстро подошел к ведру, поднял, осмотрел и так же быстро направился к бычку. Подойдя к нему, он наклонился и ткнул его вилкой. Бычок встрепенулся и поднял голову.
«Он пьян,» - сказал Диордиевич, - добрался, сволочь до нашего вина.»
Все зашумели и председатель, взяв ведро, тут же направился в погреб. Радость то какая!
Мы пошли к столу в предвкушении «Изабеллы». 
Скоро из погреба появился председатель и бодро направился к нам. Но не тут-то было…
Наперерез к нему бросился бычок.

Бычок хоть и молодой, юноша, но уже крупненький. Председатель с ведром спрятался в сарае. Но эта рогатая тварь, что то на него затаила. Бычок отошел и разбежавшись, бросился на ворота сарая. Раздался треск. Ворота выдержали первый удар. Бычок отошел для следующей попытки. Жена председателя побежала к нему, но бычок, не обращая на нее внимания, снова бросился на ворота.
Раздался жуткий треск. Стало ясно, что ворота долго не выдержат. Жена председателя подбежала к нам: «Что это с ним?!»
«Голова болит, - сказал Николай Диордиевич, - похмелье у него, он же ведро «Изабеллы» выпил. А виноват Степаныч. Он так думает, вот и сердится.»
В это время председатель вылез на крышу сарая и спрыгнул с нее. Бычок увидел его и направился в его сторону. Председатель стал ретироваться. По мере его отступления, бычок набирал скорость. Председатель резво перемахнул через забор и побежал по улице. Бычок смел забор и бросился за ним. Вскоре они скрылись в облаках пыли.
«Пошли, Валера, возьмем вина и пойдем его спасать,» - сказал Николай Диордиевич.

Он зашел в сарай, где и обнаружил ведро "Изабеллы" аккуратно спрятанное за станком.
Но вместо спасения Степаныча направился к столу.
"Нина! Принеси нам жаренной картошки", - сказал он председателевой жене. - "Садись, Валера, позавтракаем".
"А как же председатель?", - растерянно спросил я.
"Успеем," - ответил спокойно мой начальник, - "нечего коров Изабеллой поить. Он бы еще своим свиньям для аппетита коньяк наливал. Пусть теперь побегает".
Нина принесла сковороду картошки. "Снидайте, будь ласка, - запыхавшись, сказала она, - побижу, подывлюсь, як там мий чоловик".
Николай Диордиевич поставил на стол ведро и зачерпнул ковш "Изабеллы". Я с некоторым содроганием посмотрел на ведро, свалившее прошлым вечером с ног быка. Что же с нами будет?
Мы не торопясь позавтракали, попробовали вино. После чего Николай Диордиевич сказал: "Хорошее вино у Степаныча. Жаль, если его бык забодает, пошли выручать".
Не успели мы выйти на улицу, как к нам подошли местные мужики и сказали: "Что с Васькой случилось, не понятно... Такой бычок спокойный. А тут...".
"Где они?" - спросил Диордиевич деловито.
"За коровником," - сказал один из мужиков, - "голова знав, куды бегти".
Решительным шагом мой начальник направился к коровнику. За ним засеменили местный мужики. Обернувшись на ходу, Николай Диордиевич бросил мне: "Валера, захвати, пожалуйста, ведро, это надолго".
Подойдя к столу, я обнаружил на нем еще и тарелку творога с чесноком и зеленым луком. Это уж для меня. Прихватив все это богатство, я припустил за процессией.
Председатель действительно знал, куда бежать.
За коровником располагалась куча навоза. Даже не куча, а гора. Настоящий Эверест. Метров пять высотой. Вот на этой куче, почти у самой вершины, и восседал наш гостеприимный хозяин. Внизу, нервно помахивая хвостом, стоял бычок. Иногда он поднимал голову и издавал тяжкое мычание. Поодаль расположилась толпа благодарных зрителей. Здесь были дежурные доярки, старухи и, конечно, толпа сельских ребятишек. Тихо обсуждали сложившуюся ситуацию. Зная крутой нрав председателя, все старательно скрывали ухмылки за маской тревожной озабоченности. Но временами кто-нибудь да отворачивался, пытаясь скрыть рвавшийся наружу смех.
У подножия, по колено в навозе, стояла жена председателя с авоськой в руках. Я вопросительно оглянулся. «Пирожки она ему принесла, - прыснула какая-то девушка, - кто знает, сколько ему там сидеть придется».
Мы с Диордиевичем отошли в сторонку, сели рядом с ведром и стали наблюдать.
«Чего они ждут?» - спросил я.
«Пастуха, - ответил мой начальник, - остальные бояться. Кто знает, что у него в голове».
Лежа на траве, мы наблюдали бестолковую суету заместителя Степаныча, безуспешные попытки Нины подняться по рыхлому навозу к председателю, возню ребятишек. В центре этого водоворота были неподвижные фигуры двух главных действующих лиц, бычка Васьки и его злополучного хозяина.
Мы с Диордиевичем успели оприходовать солидную часть принесенных с собой припасов, когда на сцене появился колхозный пастух. Судя по внешнему виду, состояние у него было не намного лучше, чем у бычка.
Пастух подошел к Ваське, потрепал его по холке и, взяв за цепь, попытался повести его за собой. Не тут-то было. Бычок и не шелохнулся. Минут пять пастух суетился вокруг него, толкал, тянул, что-то шептал на ухо. Бесполезно. Бычок не обращал ни на него, ни на окружающую кучу навоза толпу никакого внимания. В его налитых кровью глазах не отражались ни небо, ни пастух, ни зеленая трава. В них отражалась только находившаяся на куче навоза фигура Иуды. Человека, которому он верил и который вверг его в пучину непонятных, но от того не менее мучительных страданий.
Повозившись с бычком, пастух махнул рукой и сказал: «Надо воды принести, может это поможет».
Тут он заметил нас и стал смещаться в нашу сторону. Подойдя к нам, он сказал: «Позычьте на пару минут ведро, воды принести». Но увидев содержимое ведра, тяжело вздохнул. Николай Диордиевич зачерпнул полную кружку и подал ее пастуху. После чего к нам присоединились и другие мужики, до того стоявшие в сторонке.
На кратком совещании – вино быстро закончилось – было решено бычка не трогать, а забить железный штырь, привязать к нему Ваську и увести председателя.
Что вскоре и было сделано.
Окончание нашего визита было несколько скомкано. Понимая, что председателю надо прийти в себя после столь бурных переживаний, мы стали собираться. Когда мы усаживались в машину, к нам подошли наши гостеприимные хозяева и смущенно сказали: «Приезжайте через пару недель и не на один день. Чему за пару дней можно научиться…»
Председательский шофер отвез меня в Одессу, Николая Диордиевича домой. Экзаменационные заботы заслонили и отодвинули в сторону воспоминания о приятной поездке.
У меня начался отпуск. Я отсыпался и целыми днями читал.
Как-то ночью мне приснилось, что в квартиру звонят. Сонный я открыл дверь. На пороге стоял Николай Диордиевич.
«Собирайся. – решительно сказал он. – Степаныч ждет. Я в машине». И стал спускаться по лестнице.
«Валера! – раздался голос снизу, - Ваську пришлось продать. Не простил он. Так что нам никто не помешает».