Джугашвилофилия. Сталинизм сегодня

Разоблачения конца восьмидесятых прервались в девяносто первом году. Нет, книги еще выходили, собирались какие-то конференции, писались статьи, ставились какие-то памятники – но общество уже не резонировало. Почему – догадаться не составит труда. Рухнула страна, вместе с ней рухнуло и общество. Произошло двойное обрушение нормативности – кардинально изменилась правовая база и вместе с ней полностью девальвировалась система морально-этических ценностей, по которым жило три поколения людей. То что раньше было хорошо – стало плохо и наоборот. Но главное – почти полностью деградировала система сдерживаюших факторов, которые обеспечивали приемлемое поведение большинства членов общества. Общественное мнение больше ничего не значило – на замечание теперь подростки отвечали матом, а то и ударом в лицо. Если раньше пьяницу можно было урезонить угрозой «положить партбилет на стол» то теперь партбилетов не было, как и зарплат. В Казани подростковые группировки метелили и грабили взрослых на улице. Произошла стремительная криминальная мобилизация общества, уровень преступности возрос в разы, по некоторым составам в десятки, а то и сотни раз.
Все это сопровождалось резким падением жизненного уровня населения, массовым закрытием предприятий, потерей сбережений, галопирующей инфляцией, откровенной политической деградацией. Понятно, что в таких условиях люди потеряли всяческое желание копаться в прошлом страны – когда жрать нечего сегодня, как то не до прошлого.
При этом, при попытке создать многопартийную и плюралистическую политическую систему, Россия наткнулась на проблемы, созданные Сталиным – и они не решены до сих пор. Вообще, даже сегодняшняя (2021 год) расстановка сил в российской политике, являющаяся между прочим одной из причин, почему Россия никак не может найти точки соприкосновения с Западом – проистекает именно из сталинского времени. Поясню, что я имею в виду.
На Западе традиционная расстановка политических сил выглядит следующим образом. На правом фланге стоят правые консерваторы, которые выступают за
- Ограничение роли государства, большие свободы
- Патриотизм, консерватизм и национализм
- Низкие налоги
На левом фланге стоят социал-демократические или даже коммунистические силы, которые ратуют за
- Усиление роли государства и общества, ограничение капитализма
- Защиту меньшинств, интернационализм и социальный прогресс во всех видах
- Высокие налоги и высокий уровень социальной поддержки слабых
Ну и есть самые разные партии центра.
Однако у нас все не так. Классических социал-демократов у нас нет, но есть коммунисты, но это по меркам Запада очень странные коммунисты. Социальную и антикапиталистическую риторику они сочетают с империализмом, махровым домостроевским семейным консерватизмом, гомофобией, ксенофобией и часто антисемитизмом. Вроде как они должны защищать слабых, но у нас почему то слабость трактуется только как бедность, меньшинства наши левые не только не защищают, но и готовы пересажать к черту. В семьях советских коммунистов царит махровый домострой с рукоприкладством и им не стыдно. Маленьких, но гордых наши коммунисты тоже не защищают – травма распада СССР дает о себе знать. Бурчат – расстреливали мало. Вообще, российский (постсоветский) коммунизм отличается нетерпимостью во всех смыслах.
На правом фланге у нас вроде как консерваторы, но консерваторы странные. Во-первых – у них нет ни грамма патриотизма, национализма и даже гордости за свою страну. Которую они называют «Рашка». Гордость за свою страну они оставляют левым, считая, что вся история России – один беспросветный мрак. С другой стороны – на Западе правое движение держится на христианских и семейных ценностях – но не у нас. У нас в числе правых (не ультраправых) кого только нет, и гомосеки, и разрушители семей… короче открыто и глубоко аморальные люди. Что еще интереснее – богатых немного, в основном там грантополучатели из-за рубежа, которые правые постольку - поскольку. Ну и всем им очень комфортно в оппозиции, причем не парламентской. Ни за что отвечать не надо.
Ну и третья партия – центра – у нас это и не партия вовсе. Это профсоюз чиновников, постоянно мимикрирующий – либеральное крыло КПСС-НДР-ЕР. Они не правые и не левые, у них свои интересы, цели и задачи.
И та и другая «могучие кучки» наши – прямиком из сталинского времени. Наш, советский коммунизм – это чисто сталинское изобретение. Сталин изменил изначальный «ленинский» коммунизм с Радеками, Пятницкими, Куусиненами и Коминтернами, последних немножко расстреляв и пересажав. Марксистскую риторику общинной справедливости, понятную и близкую русским крестьянам – Сталин объединил с понятной крестьянам же идеологией домостроя, ксенофобией и черносотенством. Если в двадцатые люди жили секс-комуннами, а в отношениях молодых пропагандировалась теория «стакана воды», то в сталинском коммунизме семья – святыня, а сбежавшего от исполнения супружеского долга мужа возвращали через партком. Еще до войны, например, парторганизация – разбиралась с тем, с какой женой жить тогда генералу Георгию Жукову. На смену людям с непонятными фамилиями и происхождением на ответственных постах пришли простые и понятные русские и украинцы. В среде чекистов педерастов и наркоманов сменили на бабников и алкоголиков. Во внешней политике на смену романтике всемирной революции пришло построение коммунизма в одной отдельной взятой стране. Сегодняшняя ксенофобия – родом оттуда же, Ленин например, ксенофобом не был и видел активное участие Запада в делах СССР.
Сталин умер, осудили сталинизм – но понимание левой и правой идеи в России – осталось таким же, каким и было, оно не преодолено. КПСС, а за ней и КПРФ стоят на откорректированных, но все же изначально сталинских идеологических позициях. С другой стороны – наши правые происходят совсем не оттуда, откуда происходят правые в западных странах. Если на Западе правые происходят либо из христианских общин, либо просто это люди, владеющие или собственностью, или бизнесом и намеренные защищать свое право жить как они хотят и как можно меньше платить налогов – то у нас правые происходят из той же нищеты, что и все, из диссидентствующей интеллигенции, преклоняющейся перед Западом. Потому нашим правым неведом ни патриотизм (они считают историю России сплошным злом), ни моральные ценности (у интеллигентов с моралью худо, хорошо только с морализаторством), ни даже разум и здравый смысл (ничего нормального в сфере экономической науки наши правые так и не родили). Зато наши правые так и до сих пор (30 лет как нет СССР) за редкими исключениями, не могут уяснить простейшей вещи – только богатство рождает свободу. Нищий не сможет, да и не пожелает практиковать любые политические права, какие бы ему не дали – он гораздо охотнее отдаст их за скромный, но гарантированный паек. Наши правые до сих пор носят в себе болезнь русской интеллигенции – их почти двухсотлетнее презрение и ненависть к мещанству. Хотя мещанство – это и есть тот средний класс на котором держится Запад, и появления которого русская интеллигенция так старалась не допустить.
Однако, в девяностые годы было мало тех кто преклонялся перед Сталиным и перед коммунизмом вообще. Причина – результаты их правления были перед носом и болезненный опыт стояния в очередях со страхом что все закончится до тебя – пока еще не был забыт.
Девяностые и нулевые годы – это годы болезненного перерождения и последующего взлета страны. Были с нуля созданы целые отрасли, страну покрыли сети сотовой связи, интернета, магазинов, автосалонов, нормальных заправок – всего того что в СССР просто не было или было, но такое… Для людей стало нормой не жить тремя поколениями в одной хрущобе, иметь домик на садовом участке или дом в деревне (в СССР было нельзя), ездить на машине, причем пусть дешевой, но иномарке. Короче говоря, появился пусть скромный (а каким ему еще быть, если до него четыре поколения так и не смогли передать следующему хоть какое то наследство – то есть четыре поколения живущих так и не смогли ничего накопить, проживая все что есть и жили при этом плохо!) средний класс. И вот тут встали новые, весьма болезненные вопросы из следующего уровня пирамиды Маслоу.
Вопрос идентичности. Кто мы? Русские или советские? Почему нас так не любят соседи, почему нас не принимает Запад?
Вопрос доверия. Из передряги девяностых мы вышли обществом, где было полностью разрушено даже базовое доверие друг к другу. Мы общество, где каждый так и норовил кинуть каждого чтобы выжить. Мы единственное в мире общество, где в базовый лексикон вошло короткое, но емкое слово «лох» - и глагол «кинуть», ставший очень распространенным. У нас были разрушены все базовые ячейки социума. Семья – мало ли случаев, когда сын убивал отца, дочь сдавала мать или бабку в дом престарелых ради квартиры. У нас за семьдесят лет рухнула крестьянская община и так и не восстановился церковный приход – но и советские ячейки первичных парторганизаций канули в лету.
Вопрос истории. Неужели и впрямь все было так плохо? А ведь честного разговора о полученном нами историческом наследии – нет и поныне. Одни все с порога отвергают. Другие – больны джугафилией или царефилией. И как жить?
Наконец, базовый вопрос русского социума. Вопрос справедливости.
Он стоял всегда. Вопрос как жить, без стыда смотря другим в глаза. Романовская Россия во многом рухнула потому что не смогла ни решить его, ни даже поставить его – как не смогла и объединить понимание справедливости разных наций и социальных групп. Коммунисты про справедливость говорили много, и все в итоге обернулось страшной бедой, унижением и разрухой – но они хотя бы этот вопрос открыто поставили. Разное понимание справедливости привело к страшной гражданской войне – но судя по восьмидесятым и девяностым, да и сегодняшнему дню – этот вопрос так и не был решен. Вопрос о том, каково должно быть соотношение между частным и общим – стоит до сих пор. При Сталине частного практически не стало, сталинизм провозглашал, что каждый по первому требованию должен отдать все что у него есть, включая жизнь и честь. Сейчас противоположная ситуация – общество развалилось и практически не контролирует индивида. Системы общественных норм, морали, репутации – либо не существует, либо они слишком слабы. Вот и прорывается это уродливыми вещами. То ребенка сбили, а потом выясняется, что ребенок был пьян. То кто-то стреляет из окна по шумящей компании – потому что никаких иных способов урезонить шумящих нет, да и самим шумящим плевать, что они людям спать не дают.
Интеллигенция была разрушена и унижена в девяностые, вопросы эти поставить не смогла. Власть – их ставить просто не захотела. Но общество начало ставить их само – и снова возникла тень усатого вождя…
Частично – джугафилию спровоцировала сама власть. После того, как потерпела крах попытка создать национальную идею, ориентированную на будущее (что трагично) начали искать ориентиры в прошлом. Выяснилось, что практически единственное, что нас объединяет, а не разделяет – память о победе в ВОВ. Вот ее и решили сделать «гражданским культом» со всеми вытекающими. Вытекающими – резко например, свернулось обсуждение, а почему победили с таким трудом и такими жертвами. И совсем не обсудили вопрос, как дезертирство с поля боя в 1917 году связано с нападением на нас в 1941 году и двадцатью шестью миллионами жертв. Сразу встал вопрос, под чьим руководством мы победили. Ответ – под руководством Сталина…
Но вопрос сталинизма поднимался и до культа ВОВ. Работяги приклеивали портрет Сталина к стеклу машины еще при Брежневе.
Исходная проблема, почему русское общество оказалось столь глухо к правде о миллионах расстрелянных и загубленных в ГУЛАГе – кроется в том, что в России так и не появилось национального чувства. Ни здорового, ни нездорового – никакого. Мы так и не выползли из ловушки классового сознания, для нас богатый человек – это буржуй, а не свой, пусть его и зовут даже Иванов Иван Иванович. Потому – общество в большинстве не чувствует боль потерь, не чувствует совершенного зла – это не нас сажали, пытали и расстреливали (при том что именно нас, это наших дедов и прадедов сажали, пытали и расстреливали). При коммунистическом режиме на это наложился опыт длительного существования в бедноте (благородной бедность не бывает, бедность всегда разрушает личность и дает дорогу злу) и грызни за скудный ресурс. Когда говорят, что нас испортил квартирный вопрос – это правда…
На все на это наложились травмы девяностых. Вопрос даже не столько в итогах приватизации – хотя и в них тоже. Ностальгией по СССР страдают люди, которые в девяностые пешком под стол ходили – их то как задела несправедливая приватизация? Тут думаю, целый комплекс вопросов.
- слабость социальных лифтов. При Сталине можно было в сорок стать наркомом, правда какой ценой и надолго ли? Но и в целом СССР предоставлял куда больше возможностей… бесплатное высшее образование, распределение, продвижение по партийной и комсомольской линии, борьба с семейственностью.

Сейчас, по сути, произошло максимально возможное обособление и окукливание правящей страты, и сын генерала обязательно станет если не генералом, то удачливым бизнером на госзаказах.
- слабость систем социальной поддержки. Действенных – просто мало.
- наконец, отказ и государства, и правящего класса общества от обсуждения вопроса справедливости. Это сознательная позиция, и позиция преступная. Новая элита общества, понимая, что в обществе противостояние – вместо обсуждения и поиска компромиссного решения, покупает недвижимость за границей и перевозит туда детей. То есть, они понимают, что их действия могут привести к социальному взрыву - но им плевать, они тут оставаться не собираются. И обосновывают они это тем, что с этим быдлом все равно ничего хорошего не построить. Эта позиция преступна, надо сказать прямо.
Вообще, ренессанс сталинизма начался с ренессанса знаний о ВОВ, а тот в свою очередь был связан с дискуссией, развернувшейся после массового перевода и опубликования ранее запрещенных книг о ВОВ написанных на Западе, в том числе «Ледокола» Виктора Суворова. Кстати, версию Ледокола я считаю несостоятельной. Понятно, что Сталин рассматривал самые разные варианты действий с учетом нарастания агрессивности Германии – но он все-таки понимал, что РККА слабее. Хотя бы потому, что акт приемки дел в наркомате от Ворошилова – он читал, и истинную картину себе представлял. Так что Сталин почти наверняка не решился бы на первый удар, а предпочел бы тянуть время чтобы дать время и промышленности и армии.
Но затем – вопрос ВОВ перерос в вопрос СССР как такового и особенно вопроса политической власти в СССР. Тут еще как нельзя «кстати» подошел модный тренд на «попаданческую» литературу, которая по-моему нигде не приобрела такой популярности, как у нас.
В чем суть «попаданчества». Автор переносит главного героя (обычно, после гибели в нашем мире, удара по голове, попадания в автоаварию) в прошлое, где тот и начинает действовать, иногда за счет послезнания, иногда за счет проявившихся у него чудо-навыков, и начинает исправлять историю. Обычно, если речь идет о временах 30-х – 40 х годов (кстати, это самое популярное время, половина попаданцев валятся именно туда) – то рано или поздно попаданец попадает на прием к Сталину. И выходит оттуда живым и с огромными полномочиями – хотя чтобы писать такое, надо сильно не понимать, происходившего тогда. Сталин был параноиком и пришедшему попаданцу просто не поверил бы. И скорее всего, приказал бы расстрелять.
На всякий случай.
Вообще, сама идея попаданчества – она нездоровая. Я владею английским, знаком с литературой которую пишут про 2МВ там в оригинале – так вот, там и в помине нет тех массовых попыток изменить историю путем попадания в прошлое, какое есть у нас. Там историю не пытаются поменять. Ее изучают и делают выводы. То что происходит у нас – свидетельство того что общество больно.
Я кстати прекрасно понимаю исходный мотив «попаданий». Все, в том числе и джугафилы понимают, что в тридцатые и сороковые годы прошли для нас по одному из самых худших вариантов, русский народ понес страшные демографические потери и в общем-то надорвался. Это понимал и Сталин, о том свидетельствуют его слова «не такой победы заслуживал русский народ!». Попаданцы, попадая в прошлое, пытаются исправить то, что в реальности исправить нельзя – решить те же проблемы, но с меньшими жертвами и потерями, в том числе за счет сверхспособностей и послезнания. И это все подменяет честный и очень неприятный разговор об истинных причинах произошедшей с нами катастрофы. Например, мы везде трубим о том, что Запад нас предавал – а как насчет разговора о том как мы предали Запад? Что произошло в 1917 году? Это ведь прямое предательство, дезертирство с поля боя, братание с врагом. Те солдатики, которые бежали домой в надежде получить кусок земли – не они ли были первопричиной всего, что произошло с нами потом? И не надо говорить о вине властей – это не власть браталась с немцами на нейтральной полосе, а самый что ни на есть народ. И это не власть дезертировала, а народ. И это не власть бушевала на площадях и требовала мира прямо сейчас – а народ. Если бы мы выдержали и вместе с союзниками предприняли бы общее наступление весной 1917 года – то летом был бы уже мир. Причем Германия была бы разгромлена и поставлена под контроль, и то что произошло в 1941 году просто не могло произойти. Но где попаданцы в 1917 год, которые пытаются предотвратить позорный и грязный тыловой мятеж февраля? Их нету, то есть народ считает произошедшее в 1917 году добром и не пытается это все переигрывать. Никто не пытается переиграть события 1917 года, собрать учредительное собрание и принять конституцию – то есть и октябрьский переворот добро! Но что самое удивительное – никто не пытается смоделировать реальность, в которой не было гражданской войны. Есть пара попаданческих книг, где выигрывают то белые, то красные – но попытки предотвратить гражданскую войну – в русской литературе просто нет! А ведь погибло более семи миллионов человек, что в несколько раз превышает потери при 1МВ, два миллиона эмигрировали. Откололись огромные территории, часть вернули силой, часть не вернули вовсе – но именно тогдашние расколы сработали в 1991 году. Несметное количество людей было сорвано с родных мест, стали беженцами, потеряли все, что у них было. Уровень промышленного производства к концу гражданской войны составлял 20 % от довоенного, а в некоторых отраслях – 5 %. По сути именно тогда народ получил опыт массовой жестокости, который преследует нас и поныне. Раскол общества так же не преодолен и поныне. Мы до сих пор являемся тем самым обществом, в котором произошла гражданская война, мы до сих пор делимся на тех, кто убивал и тех, кого убивали. Общество негласно, но надежно делится на «буржуев», которых надо «экспроприировать» и «посмотри, какой народ! Это же быдло!». Злая карикатура Шарикова – соседствует с не менее злой карикатурой буржуя из журнала «смехач» двадцатых годов.
Интересно и то, что никто из авторов даже не рассматривает возможность поражения сталинской группы в Политбюро и прихода к власти либо леваков Троцкого, либо ленинцев Бухарина – а Бухарин был к позднему Ленину намного ближе, чем Сталин. Тридцатые и сороковые годы – это Сталин и только Сталин – и ничего иного.
Почему в тридцатые годы Запад должен был всерьез полагаться на СССР после позора и бегства 1917 года? Почему он должен был всерьез рассматривать нас как надежного союзника?
Направление мыслей попаданческих авторов – рисует совсем не художественную, а самую что ни на есть документальную картину умонастроений нашей народной толщи (если бы авторы писали не то что хочет народ, эту макулатуру не покупали бы).
- Разрушение государства во время войны с внешним врагом во имя решения нерешенных социальных задач – допустимая и возможная вещь. Как не крути – но выходит так.
- Выборы и конституция, а равно и компромисс нам и поныне не нужны. Что сработало в 1917 году? Толпа снесла неугодную власть, помыкалась-помыкалась, потом снесла еще один режим – и вручила себя третьей по счету власти, откровенно популистской, в обмен на обещания и без малейших гарантий выполнения. Большевистская власть отличалась от двух предыдущих тем, что сразу и без малейших колебаний начала убивать. Но никакой рефлексии наш горький опыт почему то не вызывает.
- Гражданская война – удивительно, но она кажется меньшим злом по сравнению с… чем? С реставрацией? С учредительным собранием? Как то не прижилась в наших буйных головах мысль о том, что гражданская война есть результат прежде всего полного и мгновенного отказа большевиков от любых компромиссов и взятие ими власти целиком. В Германии даже крайние радикалы – спартаковцы – были нацелены вручить власть учредительному собранию. У нас оно было разогнано через сутки после сбора – и?
- Смерть Ленина – почему то нет альтернативок, что если бы Ленин пожил подольше. Нет альтернативок по продолжению НЭПа. То есть, колхоз есть гуд, и плевать, что тут же голод начался. Нет альтернативок по развитию экономики на концессиях, как предлагал Ленин, нет… да вообще ничего в этом направлении нет.
- Вопрос тридцатых – все сосредоточено на более качественной подготовке к войне, но практически никто не думает о том, как не допустить фюрера к власти. А ведь это тоже была ошибка Сталина, который социал-демократов ненавидел больше чем нацистов. И большая ошибка считать, что Веймарская республика была нежизнеспособна, а приход нацистов к власти неизбежен. Скорее наоборот, приход нацистов к власти был чудовищной случайностью.
Короче говоря – магистральное направление мысли – все то же самое, включая колхозы и ГУЛАГ, но только лучше, не допуская ошибок.
Наряду с адской смесью попаданчества – встречается и «классическая историческая» литература – но и там акценты расставлены весьма своеобразно. Вопрос даже не в очернении, историческая литература и не должна очернять. Вопрос – в заданности раз и навсегда магистральной линии нашей истории и отказ рассматривать и даже упоминать иные варианты. Те кто боролся с диктатурой, те кто предлагал иные варианты – по-прежнему остаются в тени умолчания.
В итоге мы имеем то что имеем. История и литература – продуцируют тысячи и тысячи неосталинистов. Умолчания, пополам с откровенным бредом – создают уникального по степени наивности и несбыточности ожиданий человека – молодца. Если поговорить плотно с современным неосталинистом – то начинаешь понимать, что этот человек подсознательно считает, что современный уровень свобод и благосостояния – можно объединить с более эгалитарным и справедливым обществом «по-сталински». Он не знает, и что удивительно – и не хочет знать про голод, нищету, лишения, войну, он считает это чем-то, что не было объективным следствием проводимой политики, а тем что можно обойти и избежать. Неосталинист подсознательно считает, что в построенном «по-сталински» государстве он сохранит все права и возможности, включая пользование интернетом, выезд за границу, личный автомобиль, своя жилплощадь – но при этом обретет более высокий уровень социальной мобильности и справедливости, а так же найдет управу на оборзевших «этих», прежде всего чиновников. Конечно, это потрясающий уровень наивности и гражданской незрелости, грозящий обернуться большой бедой.
Отдельно хочу поговорить про чиновников и прошедший через поколения миф о том что «при Сталине чиновников расстреливали».
В демократических обществах – существует как законный, так и политический контроль деятельности чиновников. У нас есть законный, но нет политического. Что это значит? Нет института репутации и нет устоявшихся политических партий. Политик, что-то натворивший - не выкидывается из политики, а просто ждет следующего цикла. Политические партии чаще всего выстраиваются по принципу личной преданности вождю, и их полно – не взяли в одну, пойду в другую. А ориентация на политиков – технократов – как раз и исключает из уравнения вопросы справедливости и общественной морали. Отсюда и «вас рожать никто не заставлял». Как то читал статью русского эмигранта, в котором тот говорит о принципиальной разнице между депутатами Думы и Бундестага. В Бундестаге практически не найти бывших и действующих бизнесменов, военных, спортсменов – люди в депутаты идут из разных фондов, социальных и благотворительных программ – то есть в депутаты идут люди, которые изначально ориентированы на помощь людям и сочувствие. По-моему это важно.
Так или иначе – наш пробел в контроле политиков порождает «Сталина на вас нет!» и чаяния о суровом, но справедливом вожде, который «наведет порядок». Расстрелами. При этом игнорируется тот факт, что в других обществах проблема то решена, причем без Сталина и расстрелов. Во-вторых – сталинисты никак не уяснят, что именно сталинский режим создал сегодняшнюю касту чиновников с ее круговой порукой. Постоянная смертельная опасность – создала среди чиновников настоятельную необходимость объединяться, создала чувство единства и общности интересов, выработала навыки приспособленчества и выживания, способность колебаться вместе с генеральной линией партии (то есть полную безнравственность). Сталина нет – но со всем этим мы имеем дело прямо сейчас.
Наконец, явный рецидив сталинизма – бьет наотмашь по любым нашим попыткам установить нормальные отношения как с нашими соседями, так и с Западом. Проповедуя сталинизм, даже если это не является официальной государственной политикой - мы загоняем себя в историческую помойку, выкидываем себя из настоящего времени. Копаясь в этой исторической помойке – мы не живем настоящей жизнью и лишаем себя будущего.