Общественные настроения в России, подобно маятнику, могут вновь качнуться в сторону социализма

На модерации Отложенный

 

Приближается очередная годовщина Февральской революции. При всех отличиях прошедшего и настоящего времени есть между тем нечто общее, что роднит всех российских самодержцев, как бы они ни назывались. Это представление о природе власти, которая все так же почитается священной. А такая категория, как народный выбор, для них по-прежнему является чем-то малозначительным.

Конечно, в начале XX века все было проще. Статья 4-я Основных государственных законов 1906 года гласила: «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает». Таким образом, ни о каком выборе власти, на который народ, согласно известной теории, имеет естественное право, тогда даже речи не шло. Хотя, вероятно, молчаливо подразумевалось, что в таком качестве можно рассматривать призвание варягов на княжение в 862 году и избрание на царство Михаила Федоровича Романова в 1613 году.

Затем под давлением революционных событий 1905–1907 годов, несмотря на правительственные репрессии, началось быстрое изменение общественных воззрений на происхождение власти и прерогативы монарха. Реакционеры, впрочем, требовали возврата к исконному самодержавию, консерваторы хотели оставить все как есть, либералы ратовали за настоящую конституцию и полноценный парламент, социалисты сражались за демократическую республику. Тем временем верховная власть упорствовала в своих заблуждениях, так что раздираемая противоречиями Российская империя шла к революции.


Однако революционный взрыв в конце февраля 1917 года, что называется, застал всех врасплох. Разнообразные черносотенцы, казалось бы, опора трона и государя, куда-то попрятались, а озверевший народ, еще недавно считавшийся верноподданным, перебил добрую часть петроградских полицейских и жандармов. Царское самодержавие, как его называли русские социалисты, пало и, само собой разумеется, возник вопрос о форме правления. 

Временное правительство, как хорошо известно, полагало, что его основная задача состоит в том, чтобы довести страну до Учредительного собрания. А уже члены этого представительного органа, опираясь на волю избирателей, должны были определить государственное устройство России. Надо заметить, что Петросовет, в котором поначалу преобладали меньшевики и эсеры, был согласен с этой политической программой. Поэтому в данном случае, безусловно, можно было бы определенно говорить об историческом выборе народа.

Между тем партийный состав Учредительного собрания позволяет предположить, что страна пошла бы по социалистическому пути развития. Но, не исключено, дело обошлось бы без кровавых эксцессов госсоциализма, который построили узурпаторы власти — большевики, затем ставшие, по сути, новыми самодержцами.

Впрочем, на следующие семьдесят четыре года весьма спорное положение о «социалистическом выборе» советского народа стало аксиомой. Во всяком случае, последний генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев публично настаивал на этом до самого конца СССР.

В постсоветской России возобладало мнение (особенно в первые годы), что народ выбрал демократию и рыночную экономику. Было даже такое политическое объединение — «Выбор России», стоявшее на праволиберальных позициях и поддерживавшее Бориса Ельцина. При этом надо сказать, что эта первая «партия власти» объединила идейных единомышленников, а не беспринципных искателей выгоды, как повелось впоследствии.


Тем не менее с неолиберализмом как-то не задалось. Может, оттого, что эта модель развития к тому времени уже исчерпала свои исторические возможности. Но, что более вероятно, потому, что экономическая политика, проводившаяся в стране, фактически уничтожила демократический электорат, состоявший преимущественно из гуманитарной и научно-технической интеллигенции. Приватизация, бесспорно, помогла справиться с «красными директорами», однако, вопреки ожиданиям главных реформаторов, не поспособствовала утверждению демократии в России. 

Более того, эти экономические новации и политические ошибки Ельцина, по-видимому, и породили «феномен Путина». Это уже позднее многие поймут, что демократия, пусть и несовершенная, полностью исчезла, а вместо нее в очередной раз установилась самодержавная власть. Но лучше от этого не стало, поскольку авторитарное государство фактически отказалось от своих социальных обязательств. Ведь даже начавшаяся пандемия коронавируса, как откровенно поведал Антон Силуанов, еще не повод «растратить» деньги из Фонда национального благосостояния.

И это уже даже не традиционный монетаризм, подпорченный кремлевским госкапитализмом, а, пожалуй, самый настоящий социальный дарвинизм. Особенно нехорошо все это выглядит на фоне действий, предпринимаемых Вашингтоном. Например, российское правительство собирается помочь бизнесу, выделив ему 150–200 млрд рублей, что совсем немного даже по отечественным меркам. В то время как администрация США намерена потратить $1,9 трлн на помощь американцам, чтобы смягчить последствия COVID-19. При этом Джо Байден постоянно утверждает, что его цель — полная занятость в Соединенных Штатах.

Вот уж действительно парадокс современности: традиционно консервативная Америка все левеет, а Россия, возглавляемая бывшими членами КПСС, все правеет. В общем, в российском случае маятник истории, надо думать, в недалеком будущем качнется в обратную сторону. И тогда не стоит удивляться, если на этот раз исторический выбор народа будет самым что ни на есть социалистическим.

Роман Трунов