Россия вошла в зону политической турбулентности, или Три красных лампочки для Кремля

Для Кремля сейчас складывается крайне скверная ситуация

Кремль пытается делать хорошую мину при плохой игре: «Вот сейчас будут многие говорить, что на незаконные акции вышло много людей. Нет, вышло мало людей, много людей голосуют за Путина», — бодренько отрапортовал пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, пытаясь показать, что никакой проблемы в прошедших 23 января митингах по всей стране власть не видит.

Но проблема есть. И проблема очень серьезная: пожалуй, в воздухе действительно запахло переменами. Политическая ситуация в России — нет, не входит — она вошла в зону турбулентности.

Что указывает на это?

Во-первых, оппонируя г-ну пресс-секретарю, обратим внимание на то, что численность в данном случае — это далеко не главный показатель, хотя она не такая уж и маленькая (звучат разные оценки — от 110 до 250 тысяч). Скорее, прошедшие митинги следует трактовать в том русле, что потенциально в народе сконцентрирован большой заряд негатива и недовольства властью (оно и понятно: чего стоит только одно повышение пенсионного возраста!) и состав участников может существенно расшириться уже в самом ближайшем будущем: «Сегодняшние акции показали, что недовольство будет копиться и дальше, что в стране очень много людей, которые считают, что Россия развивается в неправильном направлении и зашла в тупик. Количество вышедших на улицу не должно вводить в заблуждение. Сейчас не лучшее время для митингов — зима, непогода, коронавирус и атомизация. Но то, что даже во Владивостоке, где вертикаль власти жестко выстроена, выходит 3−5 тысяч человек, говорит о том, что помимо этих людей есть еще много сочувствующих, которые хотели бы выйти, но не вышли», — совершенно верно отмечает глава политической экспертной группы Константин Калачев.

Во-вторых, почему еще массовость в данном случае не является главным критерием? Вспомним не так давно проведенную конституционную «недореформу» с квазиреферендумом: что, не было тех, кто против «путинских поправок»? Таких насчитывалось немало. Но акций протеста не было, поскольку действовал «недокарантинный режим» (причем противоречащий Конституции!), который блокировал всякую протестную активность. И субботние митинги в этом смысле — это слом психологического барьера, ведь ограничительные меры и запрет на массовые мероприятия никто не отменял! Это очень важный момент, который нельзя недооценивать, потому что теперь «ковидные ограничения» уже не будут сдерживающим фактором. Это — первая красная лампочка для Кремля.

В-третьих, это существенная — а для России и вовсе небывалая с 90-х! — радикализация: в ряде крупных городов (Санкт-Петербург, Екатеринбург, Владивосток) протестующие прорывали кольца ОМОНа, граждане вступали в стычки с представителями правоохранительных органов, отбивали задержанных (в первый же российский протест накал вышел таким, какого в той же Белоруссии достиг только через несколько недель, притом что в братской республике, с точки зрения политтехнологии, общество было уже «разогрето» и как следует «накачано» протестной повесткой!). Так что здесь можно говорить еще об одном сломанном «табу» — неприкосновенности стражей порядка. Да, были какие-то незначительные прецеденты, когда в силовиков летели пластиковые стаканчики, но чтобы граждане вступали в рукопашную с омоновцами (про снежки, которыми их просто закидывали, вообще промолчим) — это нонсенс. Что говорит о том, что теперь это переходит в разряд нормы: время мирных протестов, похоже, кануло в Лету. Это — вторая красная лампочка для Кремля.

В-четвертых, это качественное изменение географии протеста. Если раньше на митинги выходили лишь москвичи да питерцы, то теперь флаг перехватили регионы, которые показали очень серьезный настрой. И вот это смещение протеста на периферию свидетельствует о том, что предел народного терпения подходит к концу. А провинция, не будем забывать, всегда была наиболее лояльным власти электоратом. И это — третья красная лампочка.

В-пятых, несмотря на все старания пропагандистов показать, что протестующие — это кучка подростков, социология показывает, что все немного не так.

Школьники были редкими гостями. Основной костяк составили люди от 18 и до 35 лет — те, кто либо не застал «лихие 90-е», либо пребывал в оных в весьма «нежном возрасте». Что говорит о полном крахе молодежной политики и неэффективности работы кремлевских политтехнологов, старательно запугивающих отсылками к прошлому и иностранному вмешательству.

В-шестых, вся эта протестная масса собралась под знаменами Навального, притом что многие его, Навального, не поддерживают. И вот это — феноменально! «Вчера экспертов активно спрашивали о том, вышли ли люди протестовать „против Путина“ или они пришли поддержать Навального. Вопрос этот — прежде действительно актуальный — в последнее время начал терять смысл. Первое становится сейчас синонимом второго. Стараниями властей Навальный уверенно превращается в этакого „антипутина“. Число людей, которые одновременно выступают против обоих, зримо уменьшается. Всё дрейфует в сторону простой дихотомии: если ты не одобряешь действия Путина — ты автоматически переходишь в ряды сторонников Навального», — констатирует политолог Аббас Галлямов.

И что ведь самое интересное, Кремль такую оппозицию «Путин — Навальный» создал собственными руками, старательно вычищая политическую поляну до качества «медицинской стерильности». Примеры? Пожалуйста: Анатолий Быков, Николай Платошкин, Сергей Удальцов и прочие, прочие. Никому ведь не дали войти в спектр системной оппозиции. Почему? Потому что считали опасными. А Навального изначально опасным не считали — он был договороспособен и даже полезен власти: ни для кого не секрет, что все расследования оппозиционера строились на сливах, которые ему предоставляла та или иная «кремлевская башня», чтобы информационно пнуть своих соперников на политическом поле. И конъюнктура дошла до того, что Навальный (можно сказать, что власть его трепетно выпестовала) стал среди несистемщиков самым медийно крупным, а после недавних событий — еще и гонимым (то есть власть как бы признала, что он угроза) оппозиционером всея Руси, став зримым воплощением идеи «антипутинизма», поскольку получается, что если ты против власти, то ты — за Навального.

И, в-седьмых, это отсутствие адекватного ответа Кремля (с чего мы, собственно, и начинали): власть не желает вступать в диалог с народом, ориентируясь на метод силового подавления и, по всей видимости, связывая протестную активность именно с именем «берлинского пациента», который в данном случае выступил только в качестве триггера (правда, отдадим ему должное, качественно подготовив свой выход на сцену).

Но ведь и это не все: не будем забывать, что Европарламент уже призвал Евросоюз ввести санкции, включая и персональные против ближнего круга Владимира Владимировича, из-за дела Навального. И если их действительно введут, то это очень отразится на настроениях российских элит, предпочитающих хранить свои основные активы за рубежом, которые явственно почувствуют, что теперь их благополучие в любой момент может оказаться под угрозой.

Но что там ЕС! Уже и г-н Байден заинтересовался делом Навального: по словам пресс-секретаря Белого дома Джен Псаки, новый американский «президент поручил разведсообществу провести полную оценку использования Россией химического оружия против лидера оппозиции Алексея Навального», что в свою очередь ляжет в виде обоснования для ввода новых санкций.

Таким образом, для Кремля складывается крайне скверная ситуация (и на внутреннем, и на внешнем уровнях), из которой уже нет положительных для него выходов: система как минимум нуждается в переформатировании, но пойдет ли на это власть?

Почему-то складывается такое впечатление, что нет, не пойдет, пытаясь и дальше «останавливать время» (политика «консервации»), но сделать это даже в среднесрочной перспективе, судя по митингам 23 января и по трем красным лампочкам, представляется уже маловероятным.

Алексей Мошков