Отец на фронтах. От Чернигова до Берлина

   Мне трудно писать об отце. Я с ним почти не жил. Даже с роддома нас забирала бабушка – отец в это время служил далеко от дома. В годы военного лихолетья, когда полицаи из Волынского сичевого  куреня расстреляли мою юную маму, мать и отца мне заменяла бабушка – Евгения Львовна Вербицкая-Кулешова. Сразу после освобождения Чернигова мы, сo вторым дедом Николаем Савенко,  сбежали в далёкое Гущинское лесничество на Винничине. Только в 1948, после  гибели деда, отец забрал меня к себе в Чернигов. Но прожил я с ним только 3 года. В 1951 арестовали моего дядю Евгения Вербицкого, написавшего книгу о трёх харьковских окружениях. Теперь уже отец  от украинского МГБ  удрал в Россию, я же сбежал от него к бабушке. Она, а не отец воспитала меня, вывела в Люди. Вновь с отцом я встретился уже в  1992. Бывал у него в Днепропетровске, когда его ещё не выбросили на пенсию. Был и  когда его сделали нищим украинским пенсионером. Последний раз я был у отца, уже почётного гражданина Армавира, в  2001 – возил знакомиться своего младшего сына. Вот о воспоминаниях отца, записанных  моим сыном Андреем, и поведаю Вам.

ДЕТСТВО

   Родился Василий Сиротенко 9.11.1915 в селе Стрижевка под Любаром на Житомирщине. Отец его добровольцем пошёл в армию, имел георгиевский крест за отвагу. За эту награду семье ежемесячно выплачивали по 3 рубля серебром. Как и все, вернулся домой в 1917. Службой у белых, красных и зелёных – Бог миловал. Когда Васе исполнилось 7 лет, отдал его в Стрижевскую начальную школу, которую содержал бывший помещик Фарович. Дополнительно оплатил обучение идишу и ивриту, чтобы его, украинца, не обманывали торговцы-евреи, монополизировавшие местные базары. Самого его,как грамотного,  крестьяне, выбрали в сельсовет. После окончания начальной школы отец послал Васю в Любарскую семилетку, заставил вступить в комсомол. В єто время как раз началась кампания за ликвидацию безграмотности и Вася, по комсомольской путёвке, стал обучать грамоте односельчан. Я сам видел истлевшую справку, в которой говорилось, что за период с 1.09.29 по 30.06.31 он ликвидировал неграмотность у 20 крестьян. За уроки в те времена ему ничего не платили, зато выписали лампу «Летучая мышь» и обеспечивали керосином. За те курсы ликбеза он по комсомольской путёвке попал на месячные учительские курсы в Бердичевское педучилище. Там  учился 12 часов на день. По окончанию курсов подписали на  полные собрания сочинений Ленина и Маркса с Энгельсом, присвоили звание народного учителя и послали преподавать в соседнее село Пышки. Зарплаты в то время ему не платили. Выдавали аванс по 30рублей, на которые отец покупал сала и требухи. Отец коптил сало, мать пекла пироги с фасолью и требухой и  на каждые выходные Вася 27 километров топал в Стрижевку за продовольствием. Жилья ему не предоставили, поочерёдно ночевал у учеников.

   Весною вызвали в сельсовет и сказали, что каждый учитель должен принести в семенной фонд колхоза пуд пшеницы. Потащился Вася с этим к отцу в Стрижевку. Тот на последние деньги купил тот пуд семенной пшеницы. Когда же кончился учебный год, Васе зарплаты так и не заплатили. Кроме тех авансов так ничего и не получил. Обиженный, бросил школу,  и поехал поступать в Киевский университет.

СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

 Экзаменационную комиссию возглавлял сам  Николай Зеров. Хотя Вася и сдал литературу и язык на отлично, но о политэкономии и экономической географии понятия не имел, и завалил эти экзамены. Зеров посоветовал подать документы на рабфак, после которого он сможет поступить в университет. Оставив у него заявление на рабфак, Вася вернулся домой. Неподалеку от Стрижевки в селе Шанцах реорганизовали  в восьмилетку семилетнюю школу. Вася договорился с директором, что будет преподавать в 6-м и одновременно учиться в 8-м классе. Увы, проработал так только 3 месяца. Районо приказало вернуться в  Пышки. Зарплату там опять отказались платить, даже ночевать у учеников запретили. Отказался Вася работать на таких условиях, устроился в школу возле Стрижевки. Опять через месяц районо его уволило. Устроился  начальником районного архива. Но через месяц райком комсомола уволил, как дезертира трудового фронта. И тут, как Божье избавленье, пришёл вызов на учёбу в рабфак, который располагался тогда в Шполе. Поехал на учёбу. Добирался поездом с пересадками, больше суток. В дороге обокрали, остался, в чём был. К счастью, все 8  соучеников были такими же нищими бедолагами. Это был 1932 год. Год беспощадной войны партии с крестьянами – единоличниками.  Крестьяне почти ничего не сеяли. Всё равно ведь активисты – комбедовцы забирали урожай до зёрнышка. В тот год  Вася, впервые увидел трупы на улицах…

   Самого его голод не коснулся. Студенты-рабфаковцы  подрабатывали на прополке и уборке свеклы. За день работы кормили  обедом « от пуза» и давали двухкилограммовую буханку хлеба на  восьмерых, а ещё разрешали уносить в карманах по 2 корня свеклы, которые потом запекали и ели, как лакомство.Устроился Вася и собкором в районную газету. Напечатал несколько статей о жизни колхозников. Увы, тогда, как и нынче, гонорар районки  собкорам не платили. Наконец Васе подфартило. Тогда колхозникам зарплаты не давали, но, в зависимости от выработанных трудодней, выписывали аванс мукой, зерном и сахаром. Всё это надо было разносить по ведомостях, а грамотных людей в колхозах  почти не было. Вот Васе и предложили за каждую такую разноску 1,5 трудодня. Так за лето он заработал целых 150 трудодней. Когда после окончания рабфака он привёз отцу целую подводу пшеницы, радость и гордость в семье были беспримерными! Отец пробил ему хлебное и почётное место секретаря сельсовета, но Вася предпочёл поступать в университет. Николая Зерова уже скосила первые репрессии. Ректором университета назначили Левина. Вася не боялся экзаменов, но его  завалили на физике и химии. Из 20 рабфаковцев завалили 18! Разозлённый Вася собрал у  однокурсников-рабфаковцев свидетельства с отличными оценками рабфака и пробился к ректору, которому заявил: « Знаете, профессор, мы учились на  рабфаке у Ваших доцентов, экзамены сдавали Вашим профессорам, которые оценили наши знания на отлично. Значит, если теперь у нас вышла недоработка, то это и Ваша недоработка и исправлять её нужно нам вместе».

   Левин смутился перспективой общей ответственности и спросил для очистки совести: «Скажите, а кроме учебников Вы что-либо читали?» Вася ответил: « 24 тома Ленина и 4 тома Маркса». На удивлённый вопрос Левина, где он их достал и когда успел прочесть, ответил, что  подписали на учительских курсах, а прочёл вечерами во время учительствования и учёбы на рабфаке. Левин задал ему несколько вопросов по Ленину и Марксу. Один из ответов по Ленину ему показался неверным. Тогда Вася сказал, что это написано в 9 томе Ленина на 122 странице. Левин достал с полки этот том и с удивлением прочёл сказанное Васей на 122 странице. Ректор вызвал председателя приёмной комиссии и приказал зачислить всех рабфаковцев на исторический факультет, где был тогда недобор. Так Вася стал студентом…

   С первых же дней Вася стал оппонентом знаменитого историка - «революциониста» Константина Штепы, который утверждал, что восстания рабов в древнем Риме до тех пор терпели поражения, пока им на помощь не пришли варвары-германцы и не помогли одержать победу. Вася пережил  «Волынянку», когда в 22 году, протестуя против закрытия церквей, крестьяне двинулись вначале на Стрижевку, затем, разогнав милицию, устроили многотысячную демонстрацию в Любаре. Там тоже все выступающие говорили о том, что Польша обещала помощь. Только вместо поляков прикатили чекистские тачанки и разогнали всех пулемётами. Польша и не думала помогать, как и не думали помогать рабам варвары-германцы…

   Из-за того конфликта со Штепой Вася стал внимательно читать учебники и сравнивать их с первоисточниками. Ему, с детства знавшему иврит и идиш, легко давался немецкий. Зная немецкий, обнаружил, что цитаты из Маркса правильно переводятся совсем не так, как они выписаны  в учебниках.

   В 1936 году вышел в свет новый учебник Штепы по средневековью. Его стали в обязательном порядке обсуждать со студентами. Вася заявил, что Штепино утверждение о получении свободы рабами после крушения Римской империи неверно, а сам Штепин учебник слово в слово списан со старого немецкого учебника, причём списан с ошибками. В отместку Штепа устроил показательный экзамен. Только экзамен он не имел права принимать один, а его коллега, профессор Бриджевич поставил Васе «отлично» за то, что Вася ссылался на первоисточники, о которых Штепа даже не слышал, но читал Бриджевич. О результатах экзамена Штепа и Бриджевич объективно доложили на расширенном заседании кафедры. В результате второкурснику Василию Сиротенко предложили читать лекции по истории заочникам из Чернигова. Когда же  он в 1939  с отличием закончил университет, его распределили старшим преподавателем Черниговского пединститута. Я часто достаю ксерок старого, нечёткого фото, где отец сидит четвёртым слева во втором ряду, а над ним стоит моя мама. Кафедра, вместе со студентами состояла всего из 25 человек…

   Во время отпуска Вася махнул в Москву и поступил в заочную аспирантуру университета философии литературы и истории. Профессор Косминский предложил ему тему «Падение Римской империи». Увы,  наукой Васе так и не пришлось заняться. Вспыхнула финская война. Вася был в Чернигове пришлым, не имел связей. Поэтому 15.12.1939 его вызвали в военкомат и  вынудили написать  заявление о добровольном вступлении в ряды РККА. Ему вручили кубики и назначили в оперативный отдел 1-го полка 84 дивизии,  приказав явиться в часть, располагавшуюся тогда в Котах (пригород Чернигова). И в те времена в армии был бардак, ещё почище, чем ныне. По истечении месяца службы, оказалось, что Вася должен служить совсем в другой части. Ему приказали сдать обмундирование и отправиться в ту часть. Вася обратился к комполка и спросил, как отразиться на авторитете РККА вид офицера, гордо голышом марширующего городом? Полковник расхохотался и разрешил оставить форму. На новом месте тут же списали обмундирование, которое он и проносил то всего то месяц, и выдали новое.

   Назначили Васю командиром комендантского взвода, в котором из 30 человек русский знали только 2, включая Васю. Были там, набранные из глухих посёлков мусульмане – киргизы, татары, узбеки, азербайджанцы, туркмены. Коран запрещал им есть свинину, а всё мясное в солдатской кухне было из свинины. Промучился с ними Вася несколько месяцев, а затем написал самому Военкому Щаденко о том, что такая комплектация и подготовка  армии чревата поражением, поэтому он, как добровольно пришедший в РККА, хочет также добровольно из неё уйти.

   Прикатила авторитетнейшая комиссия. Всё написанное Васей подтвердилось. Начальство получило страшнейшие нахлобучки и перемещения. Васе же лично Щаденко  поставил задание – за год превратить взвод в лучший по дивизии. Дали ему в помощь  двух грамотных азиатов. Они таки научили земляков шагистике и русскому языку. Вася же опять стал  преподавать. Дело в том, что в распоряжении Министерства просвещения так и не нашлось свободного специалиста по истории. Ректор института, узнав, что Вася служит в Чернигове, через обком партии обратился к командованию за разрешением Васе читать помимо службы лекции в пединституте. На расширенном бюро обкома, в присутствии армейского руководства и руководства областного НКВД, приняли решение разрешить лейтенанту Сиротенко читать лекции по истории в пединституте, однако при этом обязать его читать лекции и сотрудникам  Яцевского концлагеря, построенного  с привлечением германских специалистов, в котором тогда стажировались офицеры СС (Кстати, лагерь рассчитан был на 80000 человек, при тогашнем населении Чернигова 57000). Так Вася вновь стал читать лекции в пединституте. Его часть перевели в лесной лагерь в 26 км от Чернигова, поэтому Васе, единственному лейтенанту, выделили персональную легковушку, которая возила его на лекции. Тогда же он женился. В начале 1941 его назначили комендантом штаба дивизии, дали в подчинение комендантскую роту. Все говорили о возможной войне с Германией. Вася проштудировал аж 30 учебников немецкого языка и уже разговаривал с немцами Яцевского концлагеря, как  немец…

ВОЙНА

   20 июня 41 он получил приказ собрать на 800  возле штаба всех офицеров дивизии. Перед строем выступил комиссар дивизии и зачитал письмо Берии Сталину о том, что война с Германией невозможна и слухи о ней распространяются провокаторами. Затем, вперёд вывели связанного адъютанта комдива и заявили, что тот сбежал из курорта в Крыму, явился домой и заявил жене, что 22 июня начнётся война с Германией. Та побежала по знакомым и вечером  20 июня город охватила такая паника, что комдив лично вынужден был гасить бунт. За паникёрство и провокационные разговоры адъютанту был вынесен смертный приговор. Сиротенко было приказано тут же, перед строем, привести его в исполнение. Вася откозырял и заявил, что он может только взять паникёра под стражу – комендантский взвод, и он сам не имеют оружия. Тут, к  воспрянувшему духом адъютанту, подскочил особист и привычно выстрелил  в затылок. Комиссар приказал Васе отвезти труп провокатора на мусорную свалку и бросить там. Вася откозырял и приказал своим солдатам поместить пока труп в холодный сарай, откуда и забрала его жена адъютанта утром 23. Тем же утром 23 комиссар вместе с особистом нагрузили личным добром три полуторки и с семьями рванули на Восток. Их поймали  под Чугуевым и привезли в Чернигов, чтобы расстрелять, как  дезертиров…

   23 июня Васе приказали получить оружие и вести роту на Гомель. По дороге. В 25 км от Чернигова встретили весёлую 10 тысячную толпу ЗЕКов, отпущенных из Гомельской тюрьмы. Свободные Зеки ушли на Восток, солдаты на Запад, чтобы уже в районе Пропойска, на 3-й день войны, вступить в бой с немцами. Было это так. Вася получил приказ окопаться у моста и не пропускать никого через нёго. Дивизия неизвестно где. Связистов нет. Прикатил с Запада  на мотоцикле  какой-то замшелый, старенький майор-связист, но он оказался не только из другого полка, но даже из другой армии. Вася заявил, что пропустить его не может и если он не повернёт обратно, то задержит. Майор спорить не стал и укатил обратно. ( Через три года Вася, выполняя задание в глубоком тылу врага, опять встретит этого старенького майора, правда в мундире полковника вермахта, но тогда  тот полковник «не узнает» его).  А ещё через час на шоссе с Востока ворвался броневик. Из него выскочил маленький командир со шпалами в петлицах и заорал: « Я член Военного Совета 21 армии комбриг Тупиков. Приказываю задерживать всех военных, проходящих здесь, а ночью бросить их в наступление на  деревню в 10 км отсюда, захватить её и занять оборону. Явлюсь завтра. Выполните – получите Героя. Не выполните – расстреляю на месте!» Через полчаса прикатил вестовой от комдива с приказанием отступать. Вася рассказал о приказе комбрига. К сожалению, по шоссе никто не двигался, и набирать было некого. Решил атаковать деревню своими силами. В 2 часа ночи напали на немцев. Те спросонок не сопротивлялись. 20 солдат взяли в плен и заняли оборону. Сутки напрасно прождали того Тупикова, затем погрузил свою роту и пленных немцев в отбитые машины и прибыл в штаб дивизии. С теми трофейными грузовиками пришлось отступать до самого Ново-Быкова, где и заняли оборону на левом берегу Днепра, получив приказ задерживать всех, кто приплывёт с той стороны. Задержали какого-то плотного пожилого мужчину, приплывшего с того берега лодкой. Связанного, с кляпом во рту, притащили к Васе. Показали документы, найденные в карманах. Это оказалось удостоверение Депутата Верховного Совета СССР и удостоверение маршала артиллерии. К сожалению, Сиротенко запонил только как его звали – Григорий Иванович. Фамилия вылетела из головы.(Маршал Кулик. Авт.) Маршал похвалил за бдительность, сказал, что добирается из самого Бреста, что крепость ещё держится. Приказал доставить его в штаб, откуда его переправили в Москву…

   Дальше было новое отступление. При  боях под Щорсом тяжело ранили в плечо. Отправили в Харьковский госпиталь «Гигант», где и прооперировали. На 3-й день после операции к городу подступили немцы. Вася не стал ждать эвакуации госпиталя.  Взял у нач. меда регистрационный лист и медицинскую карту. С трудом натянув форму, добрался до вокзала и сел в вагон для раненных  поезда, отправляющегося на Восток. Забравшись в вагон, сразу же потерял сознание и очнулся только в Саранске. Раненых переправили в  сибирский Ачинск. После выздоровления, получил направление в формирующуюся там 2-ю ударную армию адъютантом командира 374 дивизии генерала Летошкина. Вскоре их переправили на Ленинградский фронт. В конце января пошли в наступление через Волхов на Тихвин. Немцы заняли глухую оборону, а командование ежедневно приказывало атаковать противника. Однажды, атака оказалась успешной и, прорвав оборону немцев, в тихвинские болота ворвалась 2  ударная армия  во главе с командармом Клыковым. Увы, немцы большими силами стали их окружать и Летошкин приказал своей дивизии немедленно вернуться на исходные позиции. Клыков побоялся нарушить приказ и остался в котле. Попытки Летошкина прорвать котёл захлёбывались в крови. При одной из таких безнадёжных атак Вася был вновь ранен. Лечился в Боровичском госпитале  в Подмосковье.

   Выздоравливал долго, так что успел прочесть не один десяток книг по истории древнего Рима,  которые приносила по его просьбе знакомая медсестричка из эвакуированной сюда  Ленинградской библиотеки им. Салтыкова. Здесь его настигло письмо о том, что жена расстреляна вместе с заложниками  в Яцевском концлагере…

   После выздоровления ему присвоили капитана и назначили адъютантом нового командующего 2  ударной армии генерала Власова. Вася явился к Летошкину и доложил о назначении. Летошкин пояснил, что для того, чтобы приступить к обязанностям адъютанта Власова, нужно вначале вызволить того из котла. Он подарил Васе свой личный пистолет,  связался с оперативным отделом 59 армии, которому было поручено организовать выход Власова из окружения, и сказал, что направляет к ним капитана Сиротенко для участия в операции. Васе поручили организовать точечный прорыв обороны немцев, придав ему для этого батальон, сформированный из таких же солдат и офицеров,  вернувшихся из госпиталей,  то есть ветеранов-фронтовиков.

   15 июля 1943 Вася, вместе с поддразделением из 13 танков подполковника Шнайдера атаковали противника и ранним утром 16 июля пробили брешь в обороне немцев шириной в 800 метров. Через этот узкий коридор за сутки спаслось из плена более 16000 бойцов. К сожалению, героя обороны Киева, заместителя Мерецкова, героя Советского Союза генерала Власова среди них не было. Опасаясь Сталинского гнева, он сдался немцам…

Увы, тот прорыв сыграл с Васей ехидную шутку. Их со Шнайдером считали героями-освободителями. Присвоили очередные звания, дали по ордену «Красной звезды», ркомендовали и приняли в партию без испытательного срока. Батальон направили на отдых и переформирование, а Васю направили на задание в район Берлина. Остановился он у старого бауэра, бывшего члена ЦК германской компартии, теперь пенсионера. Документы у Васи были, отобранные у пленного офицера-интенданта, занимающегося снабжением частей  вермахта на ленинградском фронте. Не знаю, что делал отец под Берлином, с кем связывался. До сих пор это такая тайна, за которую можно лишиться жизни. Но вот что он мог рассказать. Тот бауэр был уже давно на пенсии. В гестапо его вызывали только пару раз, выяснили, что от коммунистического движения отошёл, в связи с возрастом. Так что дал подписку о лояльности  Дойчланду и его больше не тревожили. А пенсия у него, бывшего врага Рейха, была такая, что и одет, и отлично накормлен был. За то, что сын служил в вермахте, дали в помощь двух украинок-служанок. Вот тех украинок больше всего и опасался Вася. Чтобы выслужиться, запросто могли наябедничать в гестапо. Бауэр же сотрудничать  отказался, но  обещал не выдавать…

   Пробыл Вася там всего 3 недели. Бывшие коммунисты отказались идти на контакт. Зато купил несколько  фашистов из интендантской службы. Вернувшись, получил благодарность командования. Коллеги-офицеры подшучивали над его округлившеюся за такое короткое время фигурой, а командование это вдохновило на стратегическую шутку.

   Васе объявили, что за отличное выполнение правительственного задания он назначается командиром полка ново формирующейся дивизии, ему присвоено внеочередное звание полковника. В тот же день в его распоряжение поступило три ново сформированных батальона с командирами. Было объявлено, что именно с места, где находятся сейчас эти батальоны и начнётся генеральное наступление. Устроили пропускные пункты и доставили 16 передвижных радиостанций. Затем пришло распоряжение о повышении всех в звании на один ранг и назначении Сиротенко командиром ново сформированной дивизии.  От Летошкина привезли ему генеральскую шинель и приказ о присвоении генерал-майора. Ещё через неделю пришла радиограмма о переформировании дивизии в корпус и присвоении Сиротенко звания генерал-лейтенанта. Васины радистки забили весь эфир трескотнёй о том, как растёт их красавчик Вася. Сам Вася уже себя видел в радужных мечтах маршалом, хоть кроме тех 3 батальонов никого так и не поступало…

   Наконец армейская разведка доложила, что напротив участка Сиротенко немцы развернули целую армию и устроили  глубоко эшолированную оборону, ослабив другие участки. Наши ударили в слабом месте и прорвали оборону противника. Васю вызвали в штаб армии и с улыбочкой поблагодарили за отлично проведенный отвлекающий маневр, попросив сдать и генеральскую шинель, и генеральские погоны. Из Волховского котла вышли оставшиеся в живых 4000 бойцов 2-й ударной армии, командование над которой вновь принял Генерал Клыков.

Васе же вернули звание майора и озадачили изучением обстановки в расположении армии. Вася обратил внимание на доклады о том, что над островом Сухо на ладожском озере ежедневно кружат немецкие самолёты- разведчики. Через этот остров проходила  ленинградская «дорога жизни», над которой, по его мнению, возникла угроза. Командарм дал ему лодку и приказал разобраться на месте. Прибыл Вася на остров, а там его никто даже не заметил. Кто рыбу ловит, кто бельё стирает, кто дремлет. Вася устроил тревожный сбор. В гарнизоне острова оказалось  всего 59 бойцов, хотя числилось 90! Три 100 мм. пушки и несколько пулемётов просто стояли на виду, даже не были вырыты траншеи, не говоря уже о проволочном заграждении и минных полях. Вася приказал немедленно вырыть глубокие траншеи и занять круговую оборону, мол, утром немцы вышлют сюда десант. Перепуганные солдаты быстро вырыли траншеи и спрятались в них по огневым точкам, а Вася отправился спать  на маяк. Только засерело, как его разбудил ординарец – к острову приближается   большше десятка немецких плавсредства.

Вася немедленно доложил обстановку в штаб армии, но оттуда ответили, что это ему снится – не Ладоге штормит и никакого десанта не может быть! Вася, в сердцах, обматерил дежурного полковника и приказал командующему артиллерией острова лейтенату Гусеву открыть огонь из всех его трёх пушек, только вражеский десант окажется на расстоянии выстрела. Между тем вражеский десант быстро приближался.Впереди строем фронта шли десантные катера, а за ними — десантные баржи. Через несколько минут вражеские корабли открыли по острову интенсивный огонь из 88-миллиметровых орудий и пулеметов, в результате чего сразу же было сбито антенное устройство радиостанции и Вася уже не мог доклабывать в штаб о действительном ходе событий. К счастью, сторожеввые катера под командованием старшего лейтенанта В. И. Ковалевского и старшего лейтенанта П. К. Каргина, находившиеся в дозоре восточнее и южнее о. Сухо, обнаружили корабли противника и открыли по ним артиллерийский огонь.Они донесли об этом в штаб флотилии. Ковалевский, маневрируя под огнём девяти фашистких судов (это 16 стволов 88-мм пушек, да еще автоматы 20-мм.) , поставил дымзавесу, прикрывая тихоходный  катер Каргина, и продолжая стрельбу по гитлеровцам, сбил самолёт.

Тем временем артиллерийским огнем противника на острове были выведены из строя командный пункт батареи и дальномер-ный пост, были ранены многие его защитники, в том числе командир батареи старший лейтенант И. К. Гусев. Пришлось Васе брать руководство артиллерией на себя. Первыми же залпами были подбиты 3 десантные баржи, а дозорные корабли уничтожили десантный катер и повредили 2 десантных судна.

Около 8 часов появились фашистские самолеты и начали бомбёжку. Сразу после этого катера и надувные лодки подошли к острову и под ружейным огнем  гарнизона начали высадку десанта. Немцам удалось высадить на остров около 50 человек с ручным пулеметом, автоматами и гранатами. Борьба приняла исключительно ожесточенный характер и доходила до рукопашных схваток. Немцы даже захватили две пушки, но в результате организованной Васей  контратаки был отброшены. В 9 часов  наконец, появилась наша авиация и нанесла по вражеским десантным судам разрушительный удар. Видя это, под натиском гарнизона острова противник стал отходить к лодкам и катерам. В 9 ч. 20 м. десант противника был полностью выбит с острова и его флотилия полным ходом направилась на северо-запад. Из 23-х судов, принимавших участие в десанте, было потеряно или повреждено 17, захвачен десантный паром, сбиты 12  самолетов. Наши потери составили 6 самолетов. В гарнизоне и корабельном составе потерь не было.

            Явился Вася в штаб, ожидая награды за эту операцию, да неосмотрительно похвастался перед штабистами, что ту раму видели все, а только он догадался о десанте. Дошло это до командования.  Полковник Абрамович заявил, что немцы никакого десанта не планировали, а его спровоцировал Сиротенко, рытьём тех дурацких траншей, к тому же как он смел обматюкать по радио вышестоящего командира! Абрамовича поддержал комиссар Гринберг, и вместо награды за успешную операцию Вася получил строгий выговор…

   Затем их перебросили на финский фронт и Васе поручили разработать план захвата острова Тайпенсари  при этом  взять участие в проведении операции. Вася проработал над картами двое суток без перерыва, а когда брали остров, споткнулся на бегу за какую-то корягу, упал и…заснул. Проснулся часов через 6. Видит, остров занят, как он и планировал. Решил доложить в штаб. Нашёл лодчонку и поплыл на свой берег. Грёб против ветра и совсем выбился из сил, так что выбирался на берег,  на четвереньках. Видит, неподалеку собралось человек 15 штабистов и о чём-то говорят. Подошёл, прислушался. Кого-то хоронят. Спрашивает у ближайшего – кто погиб? Тот оборачивается, да как завопит – братцы, чего мы ему панихиду поём, он тут живой-здоровый!  Оказывается, он, выскочив на берег, оставил на плотике каску и скатку. Кто-то сказал, что видел, как майора убили, и он упал с плотика. Вот и хоронили  символически его каску и скатку… Обо всём доложили генералу Коровникову. Тот вызвал Васю и,  поразившись его измученному виду, приказал штабистам: «Хватит издеваться над майором Сиротенко. Он талантливый разработчик и должен разрабатывать операции, а не заниматься черновыми работами!»

   Увы, в армейской жизни это осталось только благим пожеланием. Дело происходило на границе с Финляндией. Как раз перед штабом армии находилось огромное минное поле и  прекрасное шоссе, которое могло бы быть отличным плацдармом для наступления. Коровников приказал всем думать о его разминировании. Сидели в своей палатке майор Сиротенко с побратимом капитаном Асцаркиным и думали, как выполнить эту задачу. Сиротенко, как историк вспоминал все, что знал о тралении мин, начиная с Древнего Рима. Асцаркин вначале смеялся над теми тралами. Трал ведь крепится к машине, пока он попадёт на мину, машина взорвётся. Затем стали рассуждать о  скорости взрывов. Спросили у сапёра, когда мина взрывается после нажатия на взрыватель. Оказалось, через 4-5 секунд. Тогда Аспаркин, просто для интереса, стал подсчитывать, а, сколько проедет джип их комдива Галанина за это время. Подсчитал  – 150 метров. Убойная сила осколков на таком расстоянии невелика. Выходит, привязав сзади к джипу колоду, можно безбоязненно протралить шоссе на большой скорости. Доложили Коровникову. Тот выкликнул добровольцев, так как шофёр Галанина  заболел, и вести машину было некому. Вызвался Аспаркин, похваставшись, что когда-то даже брал участие в мотогонках. Конечно, вторым вызвался побратим Сиротенко, хоть и держал тот руль пару раз и то для фото. Протралили таки они шоссе, хотя Аспаркина и ранило в руку осколком сдетонировавшей мины. По разминированному шоссе финские командиры прислали своих парламентариев с предложением: «Зачем нам, русским, убивать друг друга. Наши правители договорятся, как и в 40-м. Давайте лучше дружить». Финны прислали своих сапёров помочь окончательному разминированию минного поля. Сиротенко, который при любой возможности, изучал иностранные языки, попросил разрешения сопровождать их. Финские офицеры оказались чистокровными русаками. Рассказали, что русскому человеку в Финляндии живётся хорошо, есть возможность быстрого карьерного роста, финны относятся доброжелательно. Их главнокомандующий Маннергейм –           бывший генерал русской армии. Стали рассказывать  и о той финской  кампании 40 года…

   Вася не смог удержаться, чтобы не поделиться услышанным с близкими друзьями. К сожалению, тогда культивировалось доносительство. О Васиных разговорах стало известно в Особом Отделе и его занесли в «чёрный список ». На представлении о присвоении ему за то разминирование  очередного звания подполковника появилась виза   «Отклонить».

В ноябре 1944 Васино подразделение передали в подчинение маршала Конева. Из-под Ленинграда эшелоны покатили в Польшу. Ехали через Бердичев, так что Вася отпросился на пару дней навестить родителей. Догнал своих уже в Бресте. Его штаб армии располагался в Кжешуве. В свободное время ходил по городу, по букинистическим магазинам, по библиотекам. Удивлялся обилию мужчин призывного возраста на улицах. Дома штатских мужчин не увидишь. Здесь же полно.  А говорят же, что всех угнали немцы на принудительные работы. После богослужения в костёле познакомился с ксёндзом. Ксёндз рассказал, что их епископ ежегодно получает из Ватикана список книг, которые верующим возбраняется читать. Этот список рассылается во все приходы и ксёндзы с амвона  объявляют верующим, что они не должны читать. В январе ксёндз получил очередной список. В нём были все лауреаты Ленинской и Сталинской премий, были Марк Твен, Анатоль Франс и Бернард Шоу. Ксёндз отказался зачитать этот список с амвона, а епископ его только пожурил за это, но не наказал.

   Комиссару армии Лебедеву донесли о том, что Сиротенко посещает богослужения, общается с ксендзами. Он вызвал к себе Васю и потребовал объяснений. Вася объяснил, что ему, как историку, важно знать, как проводятся  католические богослужения, чем отличается католицизм от православия, поэтому и общается с ксендзами. На первый раз  обошлось.

   Маршал Конев дал задание освободить Краков, не повредив памятников старины. Генерал-лейтенант Коровников дал слово, что выполнит это задание. Но вообще-то главной целью армии был на Краков, а освобождение всего юго-запада Польши. Краков был только началом этой операции, вошедшей в историю, как Висло-Одерская. Оперативный штаб армии приступил к разработке операции в декабре 1944. Планировали начало наступления на февраль 45. Не прошло и недели, как Ставка потребовала перенести операцию на январь – американцев расколошматили в Арденнах, к тому же на январь планировалась Ялтинская конференция, а в Крым из Лондона лучше всего было лететь с посадкой в Кракове, так что его нужно было захватить раньше. В операции  брал участие 1-й украинский фронт, которому была придана 5 танковая армия и казаки-пластуны. В задачу лично Сиротенко входила координация действий артиллерии и авиации с пехотой.

   Перед наступлением на Краков освободили посёлки, расположенные вокруг него. Сиротенко, как представитель оперативного отдела штаба армии, участвовал в освобождении Выдовиц. В городке имелась каменоломня, на которой работали  каторжники и вольнонаёмные. Когда наши заняли посёлок, администрация и охрана сбежали, а  рабочие попрятались по шурфам и стали выползать из схоронов, только когда окончательно затихла пальба. Каменоломню окружили, а  Особый отдел собрал всех в помещении администрации и начал фильтрацию. Сиротенко устроился в  комнате директора каменоломни, со шкафами, набитыми старинными книгами и столами с горами писем, написанных по-английски,  французки,  немецки и на других языках. Вася знал только немецкий, поэтому вышел в коридор и остановил паренька в рясе, спешащего в зал для фильтрации. Он попросил  помочь ему с каталогизацией латинских книг в шкафах и переводом писем. Парнишка расцвёл в улыбке, поняв, что пан-офицер считает его ксёндзом, но сообщил, что он только второкурсник подпольной семинарии. Латынь он знает, но вот языки так и не выучил. Но его лучший друг Карел Войтылла знает все языки романской группы, к тому же го мать русинка, так что пану офицеру будет легко с ним общаться. Он пообещал привести побратима. Вася дал ему своего ординарца, чтобы вывел из каменоломни и привёл того Войтыллу, а сам повалился спать. Где-то через 2 часа ординарец его разбудил. Рядом стоял высокий, худой до прозрачности   парень в рясе. Васе спросонок показалось, что это сам Иисус Христос, настолько проникновенно смотрели в душу  бездонно-тёмные глаза гостя. Вася показал, что парню нужно будет делать, приказал ординарцу хорошо накормить его и проводить домой, чтобы завтра привести обратно. Сам, привычно, завалился спать. Не прошло и часу, как его разбудил автоматчик и сказал, что его приказано доставить в особый отдел. Размещался тот особый отдел в другом здании. Вася спросонок, на холодном ветру, довольно сильно продрог по дороге. Особист решил, что он дрожит от испуга и налетел: «Как ты смел отпустить двух врагов русского народа. Ты что не знаешь постановления Политбюро об изоляции польских офицеров и священников? Да я тебя в рядовые разжалую!»… У Васи дрожь сразу пропала. Дураком он никогда не был. Поэтому приказал автоматчику немедленно удалить  двух гражданских, оказавшихся в комнате, а сам заорал на особиста: «Как ты смеешь  кричать на старшего по званию! Да, я знаю это постановление партбюро. Но знаю и то, что оно с грифом «Строго секретно». Ты же сейчас рассекретил его перед посторонними, возможно поляками. Кого разжалуют в рядовые за это? Семинаристы не священнослужители, фильтрации не подлежат. Нужны они мне, как переводчики, для работы над письмами. Ты, что ли, сможешь перевести эти письма и найти в них нужную информацию?” 

   Кончилось тем, что нескольким семинаристам разрешили помогать  Васе с письмами и книгами, а он обеспечивал их питанием из солдатской кухни. Только не было среди них Карела Войтыллы. Он в это время находился в Кракове в палатах епископа…

   Штурм Кракова начали ночью 18.01.1945. Мосты были взорваны, так что  техника пошла по льду, на который были положены настилы в 2-3 ряда бревен. Сиротенко был на первом танке штурмового батальона, ворвавшегося в Краков. Когда подъехали к центральной электростанции, к  Васе подбежал знакомый семинарист и рассказал, что ночью сюда немцы привезли два  грузовика, полных коробок.  Разгрузили их внутрь, а затем выбирались из здания вон через те два окна. Сиротенко вызвал сапёров и приказал  им забраться в здание через те же окна. Электростанцию разминировали без потерь.

 Немцы выходили из города через коридор в южном направлении, предусмотрительно оставленный им наступающими частями. Уже далеко за городом их встретили танки другой армии. Правда, в городе оставались снайперы, обстреливавшие батальон из окон верхних этажей. В распоряжении штурмового батальона была батарея легких пушек. Комбат Пилипенко умолял Сиротенко воспользоваться ими. Но Вася, от имени Конева, повторил, что артиллерия будет применена только в самом крайнем случае. По его приказу бойцы по  боковым  лестницам забирались на самый верх зданий, проникали в пожарные выходы, затем спускались по внутренним переходам и выбивали снайперов изнутри. Ни одно здание повреждено не было. Потери также были минимальными. В два часа дня полковник оперативного отдела фронта  Иван Сергеевич Катышкин доложил в Ставку – Краков взят целым и невредимым! Взят с минимальными потерями!

   Наступил короткий отдых. Вася Сиротенко предложил офицерам  оперативного отдела штаба армии экскурсию в королевский дворец. Собралось человек 30 и, конечно, особист. Ходили по помещениям дворца, любовались картинами, утварью, посудой. Вышли на огромный балкон в верхнем этаже здания. Как раз напротив балкона располагался прекрасный дворец Краковского епископа с кровлей из витражного стекла. Вокруг пробоин в этой кровле суетились фигуры в рясах, напоминающие издали птиц. У особиста загорелись глаза. С радостным криком ” давно я не охотился!” он сорвал с плеча автомат и, направив его на людей-птиц, нажал курок. Вася еле успел сбить его вверх и направить очередь в небо. Взбесившемуся особисту разъяснил, что после выстрелов по епископскому двору снайперы, которые там могут находиться, легко перестреляют офицеров, находящихся на открытом балконе. Кроме  того, даже немцы не позволяли себе налетов на епископский дворец. Эта стрельба может привести к тому, что поляки из друзей превратятся во врагов  и начнут стрелять нам в спину. Все офицеры поддержали Васю. Особист разозлённо повесил автомат на шею и ушёл. Ксёндз, выполнявший роль гида, бросился целовать руки Васе. Те люди-птицы были семинаристами, ремонтирующими кровлю двора епископа. Был среди них и родной брат этого ксёндза. Был среди них и Карел Войтылла…

   Вскоре после этого Васю вызвали к Коровникову и тот сказал ему, что у комиссара Лебедева лежит рапорт особого отдела, в котором Вася обвиняется в связях с клерикалами и в том, что увёл с фильтрации некого Войтыллу, русского по матери, то-есть предателя Родины. Вася пояснил, что у него есть адреса семинаристов, так что их всегда можно проверить. Что же касается Войтыллы, то мать его не русская, а русинка, а эта национальность никакого отношения к Советскому Союзу не имеет, следовательно,  Родина у Войтыллы другая и он ей не изменял. Должен сказать, что Войтылла просто попал в документы со слов того свого приятеля. Вряд ли он, плотный и сероголубоглазый  Карел был тем худым до прозрачности семинаристом с бездонными  темными глазами. Но вот на крыше епископского дворца он точно был. И Вася таки спас его от  пуль особиста…

   За ту блестяще выполненную  Краковскую операцию Сиротенко не получил  ни ордена ни повышения в звании. На представлении генерал-майора Коровникова, против фамилии Сиротенко, Лебедев написал: „Не заслуживает. Якшается с клерикалами и до этого показал неразборчивость в знакомствах”. Так аукнулись  разговоры с финскими офицерами. После Кракова были ещё сражения и победы. Были задания в тылу врага. Забрасывали его перед  наступлениями  наших войск в Вену, Баден-Баден, замок князей Гогенлоэ и поместья Германа Геринга. Изображал он униатского епископа-раскольника.  Почему-то доказательством того, что он действительно был на светских приёмах, должны были быть похищенные ложечки или вилки, которые он должен был представлять начальнику разветотдела и кадровику. У меня до сих пор хранится чайная ложка с инициалами Германа Геринга. Но что он именно там разведал и почему должен был отчитываться украденным столовым серебром, отец так и не рассказал. Рассказал только, что на приёме у Гогенлоэ его чуть было не раскрыли. Спасла Элеонора Гогенлоэ, сказав, что давно знает этого епископа.

   Победу Василий Сиротенко встретил  в Берлине. Даже  сфотографировался  в знаменитом Берлинском зоопарке.  Часть готовилась к переформированию. В июне штаб армии переехал в Ставрополь, где он был реорганизован в штаб округа.  Хоть генерал-лейтенант Коровников и опекал Сиротенко, но член реввоенсовета категорически отказался брать в штаб округа «клерикала». Да и самому Коровникову в том штабе не нашлось места.  Его назначили начальником отдела кадров маршала Конева. После того, как в Рязани прошло расформирование армии, Сиротенко  поехал в Москву поступать в высшую войсковую Академию им. Фрунзе. В аттестате у него было написано, что он храбро воевал, был инициативен, участвовал в разработке важных военных операций,  был дважды ранен на передовой. При этом в аттестате было сказано: к командной работе не готов, волевыми навыками не владеет. Да иротенко и самому не хотелось командовать. Он честно сказал кадровику, что в ряды высшего командного состава его не тянет. Он, мол, окончил университет  и  чувствует в себе призвание учёного. Он и прибыл то в Академию с целью поступить в адъюнктуру (что-то вроде военной аспирантуры).

   После этого разговора кадровик направил его на медицинскую комиссию. Для войны у Василия было достаточно здоровья. Для адъюнктуры по здоровью не прошёл. Врачи нашли столько острых и хронических заболеваний, что дали ему 2-ю группу инвалидности. Эта группа перекрыла ему путь в Академию. Отправился опять Василий к Коровникову. Тот предложил ему на выбор – должность в штабе Конева или преподавание в Суворовском училище. Конечно, Василий выбрал педагогическую работу. Суворовских училищ тогда было с десяток. В Москве места не было. Сиротенко выбрал Тамбовское. Дело в том, что он недавно женился на той медсестричке, которая выхаживала его в Боровске.  А она было родом из Тамбовщины. Увы, родителей её раскулачили, всех родственников отправили в Сибирь, так что ей Тамбов стал чужим. В общежитии при училище жилы только холостые преподаватели. Пришлось снимать квартиру. Там родилась дочурка, которую в честь княгини Гогенлоэ, спасшей когда-то Василия, назвали Элеонорой(Ларисой). Врачи в Тамбове были хорошие. Когда через 2 года Василий вновь прошёл медкомиссию, все острые болезни были вылечены, однако хронических болячек хватило на подтверждение той же второй группы инвалидности. Следовательно, об Академии не стоило и мечтать…

   Летом Василий поехал на Родину. Погостив в Любаре, заехал и в Чернигов. Тёща с его сыном уехали неизвестно куда и вестей о себе никому не подавали…

УЧИСЬ САМ И УЧИ ДРУГИХ

 Зашёл к ректору пединститута. Там сложилась пикантная ситуация. Кафедрой истории заведовал какой-то полуграмотный аферист. Он украл у научного сотрудника Киево-Печерской Лавры готовую диссертацию и представил её ректорату Черниговского  пединститута, как собственную. Но защищать то её нужно было не в Чернигове, а в Киевском университете. Вот там всё и вскрылось. Ректор сказал Василию, что если он вернётся в Чернигов, то того афериста  отпустят без возбуждения уголовного дела и без скандала, компрометирующего институт…

Василий опять поехал в  Москву к Коровникову. Попросил помочь уволиться  в отставку, можно даже и без пенсии, так как он вернётся к преподавательской деятельности. Коровников напрямую обратился к Коневу и с сентября 1947 Сиротенко был уже зав. кафедрой истории и деканом исторического факультета. В доме, где жил перед войной, жили другие люди. Пединститут ему выбил двухкомнатную квартиру на Пяти Углах, в 10 минутах ходьбы от института.  Дома почти не бывал – всё время сидел в  институте – нужно было и со студентами работать и над кандидатскими минимумами думать. От родственников жены узнал о гибели тестя и координаты тёщи и сына. Забрал их из Гущинского лесничества. Тёща и недели не выжила с новой женой. Перебралась куда-то. Сын тоже больше торчал у соседей, чем дома. Правда, ухитрился размалевать сочинения св. Августина, подаренные Войтыллой. Пришлось применить армейский ремень для воспитания эстетических  взглядов. Жизнь постепенно налаживалась. До ночи работал над книгами и для кандидатских минимумов, и для будущей диссертации. Хоть в институте было всего 3 доцента и на кафедре конкурентов не было, но без  степени не получишь звания. А чтобы защитить кандидатскую степень нужно сдать кандидатские минимумы и подготовить диссертацию. Вот и сидел над книгами ночи напролёт. Настолько был популярен у студентов, что когда он просыпал лекцию на первой паре,  присылали посланца и тот будил Василия.  Но эта идиллия окончилась в 1951 году, когда  брат первой жены, Евгений Вербицкий, отнёс в издательство свой роман о трёх харьковских окружениях.  Он сам был среди тех окруженцев. Вот об их боли, о глупости и тупости командиров и написал тот роман. Но мы и сейчас знаем только о двух  котлах. О том, что немцы нас подловили трижды и сейчас не говорят. В те времена говорить о таком было криминалом. Евгений из издательства не вышел. Исчез где-то в ГУЛАГе…

У всех родственников провели обыски. У Сиротенко обыскали не только его квартиру, но и  всех соседей. Ничего антисоветского не нашли, но придрались к старинным книгам, привезенным им с Германии и Польши. Стали шить дело о мародёрстве. Связано ли это было с результатами обыска, или нет, но неожиданно пришёл приказ о ликвидации исторического факультета при Черниговском пединституте. Друзья, которые у Василия сохранились в МГБ с довоенных времён, посоветовали уехать из Украины. Он прочёл в «Учительской газете», что требуются преподаватели истории в пединституты  Калуги, Кирова, Ленинакана, Нальчика, Самарканда. Послал запросы во все места. Но отовсюду получил ответы, что лекции у них читать нужно на национальном языке. Он хотел выбрать Нальчик, но вот какой язык в той Кабардино-Балкарии, даже не знал. О Кирове знал только, что это место ссылки. Выбрал Калугу и дал в пединститут телеграмму, что хочет принять участие в конкурсе. На тот конкурс их приехало сразу трое. Кроме Василия, приехавшего из провинциального Чернигова, прикатил из Ленинграда доцент Розенбаум, а из  Москвы приехал профессор Штейнберг. Конечно, профессора приняли без всякого конкурса и тут же избрали его зав. кафедрой истории. Но теперь нужен был преподаватель. Решать, кого выбрать предоставили Штейнбергу. Профессор, заявил, что хотя Розенбаум и доцент, и имеет много печатных трудов, но он лично знает Сиротенко ещё до войны. Кроме того, он сам еврей, если выберет еврея, то в институте назреют антисемитские настроения. Он выбирает Сиротенко. Оскорблённый Розенбаум поехал в Министерство  с обвинением еврея Штейнберга в антисемитизме и с просьбой назначить его, а не Сиротенко. Из Министерства приехала грозная комиссия. Все члены комиссии были евреи. Как никак, рассматривался вопрос об антисемитизме. Вызвали на комиссию Штейнберга. Он потребовал, чтобы одновременно вызвали Розенбаума и Сиротенко. Когда все собрались вместе, заговорил на иврите. Члены комиссии с грехом пополам (они говорили преимущественно на идише), понимали, что говорит Штейнберг. А вот Розенбаум не знал ни иврита, ни идиша и только моргал глазами. Сиротенко с детства знал идиш и иврит. Он принял участие в разговоре. Профессор обратился к комиссии: « Как вы можете обвинять меня, еврея, в антисемитизме за то, что я предпочёл взять известного мне Сиротенко, фронтовика-орденоносца, а не еврея Розенбаума. Да какой же он еврей, если родного языка не знает. Почему неостепенённый украинец Сиротенко знает оба наши языка, а еврей, доцент Розенбаум кроме русского не знает никакого?» Комиссия вернулась в Москву с решением утвердить выбор Штейнберга и ректора – принять Сиротенко, а не Розенбаума!

 А дальше продолжалась Жизнь, которую прервала война. Но об этом dы можете прочесть в моей книге"Забытые имена". Издательство Лулу(США)2011 ISBN 978-1-4477-0682-3