Архиепископ, который сидел за других

«Я готов был сдаться на требование следователей, готов был наклеветать на себя и друзей. Но тут на допрос привели владыку Николая». Память священномученика Николая Добронравова 10 октября

Судьба такая – защищать

Сына сельского священника Павла Добронравова назвали Николаем в честь святителя Николая Чудотворца. Святитель известен как защитник несправедливо осужденных, и архиепископ Николай спас жизни многих из тех, кого допрашивали вместе с ним.

Одним из первых мест служения о. Николая было Александровское военное училище Москвы. В 1917 году его молоденьких юнкеров расстреляли большевики. Отцу Николаю пришлось отпевать и хоронить своих студентов и друзей-офицеров.

В своей квартире, где снарядом была разбита стена и окно, о. Николай приютил сразу несколько семей расстрелянных офицеров, которым некуда было пойти, повсюду шли аресты. Было очень тесно, но жена Анна (в девичестве Иванцова-Платонова, дочь известного протоиерея Александр, писателя и богослова), всех устроила.

После закрытия училища отца Николая перевели служить в храм Всех Свя­тых на Ку­лиш­ках. Но в 1921 году умирает матушка Анна. Он принимает монашество, и в скором времени становится епископом Звенигородским, викарием Московской епархии. 

В отношениях с людьми отмечалась его простота, внимательность и доброта.

Одним из первых дел владыки был проект реорганизации приходов так, чтобы действовала приходская благотворительность, например, даровые исполнения за счет всего прихода необходимые людям требы: крещение, отпевание, венчание и т.д.

Пережив пару ссылок на далекий север, владыка Николай, теперь епископ Владимирский, еще тверже отстаивал права православных в новом атеистическом государстве. Один священник из города Владимира свидетельствовал о тех временах: «Шла труд­ная борь­ба с об­нов­лен­че­ством, ко­гда ста­но­ви­лось мод­ным крик­ли­вое и вы­чур­ное пе­ние в церк­ви; твер­до дер­жась пра­во­слав­ной тра­ди­ции, ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай на­стой­чи­во и власт­но бо­рол­ся про­тив че­ло­ве­че­ских вры­ва­ний в свя­тая свя­тых и неред­ко вы­хо­дил по­бе­ди­те­лем в борь­бе за Цер­ковь».

Интриги комиссии по отделению Церкви от государства

Храм Всех Свя­тых на Ку­лиш­ках в 1882 году и современный вид. Фото: wikipedia.org

После кончины Патриарха Тихона (1925) владыка Николай стал одним из ближайших помощников Местоблюстителя патриаршего престола, митрополита Крутицкого Петра (Полянского). В 1925 году единству Русской церкви вновь грозил спровоцированный ОГРУ раскол (названный григорианским по имени инициатора, екатеринбургского архиепископа Григория (Яцковского)).

Архиепископ Григорий добивался того, чтобы Местоблюститель патриаршего престола Петр передал церковное управление церковной коллегии (таким образом фактически упраздняя патриаршество, единую централизованную церковную власть, особенно важную в годы гражданской и церковной смуты).

Предполагая свой арест за «неповиновение», митрополит Петр первым в списке архиереев, которым он выражал абсолютное доверие, поставил имя архиепископа Николая (Добронравова), как исповедника, человека твердых убеждений и опытного иерарха.

11 ноября 1925 года комиссия по проведению Декрета об отделении Церкви от государства приняла решение ускорить процессы раскола в Церкви, для чего предложила арестовать архиереев, особо активно противящихся антицерковной политике. 11, 20 и 30 ноября 1925 года были арестованы одиннадцать архиереев из числа ближайших сподвижников митрополита Петра, и среди них архиепископ Николай, а также многие священники и миряне.

«Выпейте валерьянки и успокойтесь. Я не понимаю звериного рычания»

Слева от Патриарха Тихона — митрополит Макарий, справа — епископ Николай (Добронравов), крайний слева — епископ Арсений (Жадановский), в центре — епископ Феодор (Поздеевский), внизу — архиепископ Иннокентий (Соколов). Фото: vladkan.ru

Священник Сергей Сидоров, арестованный по тому же делу, вспоминал впоследствии: «На первом моем допросе в ноябре 1925 года следователь потребовал от меня выдачи автора одного очень важного документа митрополиту Петру. Я отказался его назвать, и Тучков (секретарь комиссии по проведению Декрета об отделении церкви от государства при ЦК РКП(б). — Прим. ред) потребовал очной ставки моей с архиепископом Николаем.

Помню серую мглу сумерек… хриплый крик Тучкова и нечленораздельный возглас… следователя, который все время целился поверх моей головы в окно маленьким браунингом.

Архиепископ Николай вошел, взглянул… на меня и остановил внимательный взгляд свой на следователе. На владыке была сероватая ряса и зимняя скуфья. Утомленные глаза были холодно-строги. Встав со стула, следователь разразился такими воплями, что звякнули стекла дверей и окон. Высокопреосвященный Николай властно прервал его: “Выпейте валерьянки и успокойтесь. Я не понимаю звериного рычания и буду отвечать вам тогда, когда вы будете говорить по-человечески. И спрячьте вашу игрушку”.

Чудо совершилось. Следователь спрятал револьвер и вежливо стал спрашивать владыку.

Когда рассеялись ужасы сидения в тюрьме, то мне удалось узнать подробности пребывания владыки Николая на Лубянке. Я с ужасом узнал об издевательствах над ним, о его сидении в подвале тюрьмы и о непрестанных ночных допросах. И с тем большей благодарностью я склоняюсь перед величием его духа, благодаря которому владыке удалось спасти многих и сохранить многие церковные тайны. В московской тюрьме особенно ярко выявился его строгий и правдивый лик, смелый лик человека, забывающего о себе и готового к смерти за веру.

Много благодарен я ему лично за свою судьбу. К 8 января 1926 года у меня было двадцать три допроса, всю ночь под 9 января я был почти под непрерывным допросом.

Утомленный и нравственно и физически, я готов был сдаться на требование следователей, готов был наклеветать на себя и друзей.

Пробило четыре часа утра, когда меня вызвали к следователю. Привели архиепископа Николая.

“Я требую, — сказал владыка, — чтобы вы оставили в покое Сидорова. Я его знаю как нервнобольного человека, а вам, — обратился он ко мне, — я запрещаю говорить что бы то ни было следователю властью епископа”.

Меня увели в коридор, я слышал неистовую ругань следователя.

Вряд ли эти мои строки будут прочтены многими, но если… близкие прочтут их, пусть они склонятся перед дивным ликом архиепископа Николая, некогда в застенках ГПУ избавившего меня от самого большого несчастья — от выдачи друзей врагам веры и Церкви».

Священник Сергей Сидоров, а также проходящий по делу Сергей Мансуров, были освобождены, но архиепископа Николая Особым совещанием при Коллегии ОГПУ 21 мая 1926 года приговорили к трем годам ссылки в Сибирь. После окончания ссылки ему было разрешено свободное проживание везде, кроме шести крупных городов, с прикреплением к определенному месту жительства на три года.

В 1932 году срок юридического поражения в правах закончился, и архиепископ Николай поселился в Москве. Подорванное ссылками здоровье не помешало воодушевлять людей на жизнь по совести и взаимовыручку.

«Духовенство должно разъяснять верующим смысл происходящих событий»

В 1937 году по ложным показаниям архиепископ Николай был задержан и отправлен в Бутырскую тюрьму. Фото: vladkan.ru

Во время гонений 1937 года власть ставила своей целью уничтожение большинства священно-церковнослужителей. Были опрошены все, от кого можно было бы получить хотя бы косвенное обвинение в их адрес. 10 ноября 1937 года сотрудники НКВД допросили одного из московских священников, который показал, что знал архиепископа Николая с 1924 года, служа с ним в разных храмах Москвы.

— Архиепископ Николай — один из самых авторитетнейших архиереев Русской Православной Церкви, — рассказывал священник в НКВД. — Будучи долгое время священником Александровского военного училища, он имел большое влияние на юнкеров и до сего времени тесно связан с бывшими военными кругами. Что касается антисоветской деятельности архиепископа, то он неоднократно заявлял, что…

«…Русская Православная Церковь и весь русский народ переживают тяжелое положение исключительно по своей простоте и недальновидности, доверились различным проходимцам, и вот результат, у власти стоит “апокалиптический зверь”, который расправляется с русским народом и духовенством».

Также Добронравов среди окружающих говорил о необходимости защиты Церкви и духовенства, заявляя, что…

«…каждый верующий должен противодействовать мероприятиям советской власти, не допускать закрывать церкви, собирать подписи, подавать жалобы, а самое главное, что духовенство должно разъяснять верующим смысл происходящих событий… что советская власть есть явление временное…».

В 1937 году по ложным показаниям архиепископ Николай был задержан и отправлен в Бутырскую тюрьму. После продолжительных и изнурительных допросов владыку приговорили к расстрелу. 10 декабря 1937 года приговор был приведен в действие. После расстрела архиепископ Николай (Добронравов) был погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

Владыку Николая прославили в лике новомучеников и исповедников Российских в 2000 году.

При подготовке статьи были использованы материалы книги:
Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский). Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка Мос­ков­ской епар­хии. Но­ябрь. Тверь, 2003 год, стр. 264–273.