СЛОВО К ПАМЯТИ О ВОЙНЕ

Для вспоминаемой мною Великой Войны явно или неявно были характерны три лозунга:

"Любой ценою!", "Война все спишет!" и"Машки нарожают!"           

Первый лозунг  освящал любые людские потери - главное успех в продвижении вперед,  а скольких жизней он будет стоить -  плевать.

            Это воспето в песнях, это ярко демонстрируется в музеях, картинах, панорамах и книгах,  это пропагандируется. Примеры преступных действий  генералов,  которые знакомы мне и по личному опыту и из уст очевидцев:  последние дни защитников Севастополя, брошенных своими сбежавшими адмиралами;  прохоровское танковое сражение, при подготовке которого и красные и фашистские генералы не  обеспокоились  проведением  разведки,  вследствие  чего в один день сгубили многие десятки тысяч солдат и офицеров с обеих сторон; бесчеловечный штурм Сапун-горы под Севастополем;  судьба десанта под Озерейкой и "Малая земля"; и многое, многое другое, в том числе и первые дни войны.

            Пожалуй главными идеологами этого лозунга были  И.В.Сталин  и Г.К.Жуков, они во всяком случае. В результате не было ни поименного учета солдат,  ни поименного учета потерь.  Если сейчас сделать запрос в архив министерства обороны,  где и когда служил красноармеец N., то никто не сможет ответить. Ответ можно получить лишь на вопрос,  служил ли N. в таком то полку, такой то дивизии, и когда. Если данных,  где служил,  у вас нет, или вы забыли номера частей, то тщетны ваши усилия.

            Чаще всего  впустую  оказывались усилия вдов,  детей и внуков героев битв проследить судьбу или найти могилу дорогого им человека. Поиски зависели от степени милосердности, честности и добросовестности чиновников. Вот примеры из моей практики:

            Я обратился  в  центральный  архив минобороны с просьбою указать, в какой воинской части сражался и погиб мой брат.  Я  указал населенный пункт,  где  сражался  брат в последний день его жизни; высоту, на которой он погиб; время гибели; номер полевой почты воинской части, приславшей сообщение о его смерти. Мне казалось, что при таких исчерпывающих данных архиву нетрудно найти ответ на  мой вопрос. Но я глубоко заблуждался.  Ответ я получил, но это был издевательски ложный ответ.  Названные мне дивизия и полк, в которых якобы служил и погиб в бою мой брат,  не сражались в том месте и в то время,

            Я послал  новый запрос:  когда красноармеец такой-то служил в такой-то дивизии и полку? Ответ - он в них не служил. Таковы ответы одного  и  того же учреждения.  Таково отношение военноархивных чиновников к запросу родственника погибшего воина.

            Так где же служил мой брат?

            Я написал письмо маршалу,  командовавшему в тот день тем сражением, и во многом повинном  в  громадных  потерях  того  дня,  с просьбой помочь  в поисках.  Мне любезно ответил адъютант маршала, скрепивший письмо подписью своего шефа,  в  котором  желалось  мне всего  лучшего и обещалась помощь.  Но лозунг "любой ценой" крепко впаялся в их кровь,  а потому они и пальцем не  пошевелили,  чтобы сделать что-то реальное.

            Я же стал искать ветеранов неведомой мне дивизии,  где служил мой брат, воинов, сражавшихся вместе с моим братом. Это куда труднее, чем искать в архиве. И мне повезло, в музее в Курске я встретил сына воина,  погибшего вместе с моим братом. Он получил аналогичный ответ, тот же полк, той же дивизии, не воевавшей в тех местах. Теперь уже мы искали вдвоем,  и мы нашли живых участников тех боев. От них мы узнали: дивизия, номер которой нам сообщили, отличилась в Сталинграде,  в боях в котором она потеряла большую часть своего личного состава.  За героизм и стойкость ее воинов ей присвоили  наименование  гвардейской  и  дали  другой номер (по списку гвардейских соединений).  Новую дивизию  практически  сформировали заново, влив в нее массу новых людей, и оставив от старой ее героические традиции и старые номера полевых почт.

            Чиновники, кои писали нам ответы,  не стали глядеть ни на что иное, кроме номеров полевых почт. Так мы, брат и сын погибших воинов, получили  издевательски  лживые ответы - ни мой брат,  ни его отец не могли служить в указанной чиновниками дивизии, поскольку к тому времени она уже не существовала, ее исключили из  списков соединений Красной Армии.

            И второй пример. Мой отец прослужил в Красной Армии с 1918 по 1946 год,  в котором,  наконец,  его, инвалида войны, отпустили со службы.  Инвалидность  отец  получил в 1944 году,  но был оставлен служить.  Тогда,  в 1944 году, при оформлении его инвалидных документов,  писарь сообщил отцу,  что в его деле есть ошибка,  и если отец хочет,  чтобы писарь ее исправил,  то он просит заплатить ему не очень то и большую сумму. Возмущенный отец послал писаря к черту и ничего не заплатил.

            А задуматься надо бы было! Как же так? писарь может самостоятельно что-то изменить! значит и вписать может?

            Да!

при  существовавших тогда,  да я думаю и существующих теперь, порядках писарь может много.  В моих документах есть  только то, что вписал писарь,  если он что-то утаил, исказил или прибавил, то это и осталось в выданных мне при демобилизации бумагах и сидит в них до сей поры, как непреложная истина.

            Когда отец  получил  демобилизационные документы,  то вдруг с изумлением увидел,  что он, оказывается, служил в Красной Армии не с 1918,  а лишь с лета 1932 года. Такое укорочение срока службы не повлияло на  размер пенсии,  но налагало на него некоторую обузу он должен был ежегодно ездить на комиссию в областной центр вместе с безногими,  безрукими и прочими пожизненными инвалидами, для совершенно формальной переписки документов,  ибо нога не вырастет  и мозговые повреждения не восстановятся. Это сильно удручало его. Он писал и писал по инстанциям,  с просьбой восстановить ему стаж,  и так до той поры, когда наконец дело отца не наткнулось на добросовестного чиновника, который и нашел, где была в 1932 году допущена ошибка в отцовых документах.

            Такая же чехарда творилась и с розысками родных, потерявшихся в вулканах войны.  Газеты,  которые например в Австрии были широко использованы для этих целей, не были включены в поиск, его передали милиции,  развернувшей медлительный и слабо эффективный в сложных случаях процесс,  в котором все зависело от добросовестности и инициативы чиновника.  В результате поиск длился многие годы,  и в сложных случаях заканчивался ничем. Мой двоюродный брат исчез совсем - в списках убитых его нет, в списках пропавших без вести нет, и нигде нет.  Дом, где он жил, разбит. Его брат и сестра раскиданы по разным городам. И все близкие родственники в том же положении ведь и мой дом разбит, и я не живу на старом месте. Писать ему некуда. А он, возможно жив!

            Продолжением практики "любой ценой" были дьявольские  приказы 270 от 16.08.41 и 227 от 30.07.42,  обвинявшие виновными в неуспехах не маршалов,  бездарно воевавших, а солдат, стоявших насмерть. По  этим  приказам все пленные огульно объявлялись изменниками,  а большинство солдат - трусами.  А в эту категорию с большою вероятностью могли попасть летчики,  разведчики, стойкие бойцы арьергардов.

            Отсутствие учета потерь привела к тому, что после войны власти государства так и не смогли назвать цифру наших боевых  потерь. Она росла год от года, пока не выросла до совершенно абсурдных величин.

            Этот же лозунг - любой ценою - привел и к варварской практике бросания  без  погребения своих павших в боях воинов.  Удивительно, из карманов  павших  изымались документы,  но для чего?  Чтобы их, вместе с хранившимися солдатом фотографиями и  другими  ценнейшими для него,  а значит и для его родных,  бумагами, переслать родным? Как бы не так!  - их сжигали. Ничего из вещей погибшего не пересылалось родным солдата для памяти. Ничего!!! Это ли не кощунство?

            Такова "вечная память", рожденная практикой "любой ценой".

            Второй лозунг - "Война все спишет!" - был взвихрен сталинскими:  директивой от 29 июня и выступлением по радио 3 июля 1941 года, гласившими:  " все имущество,  которое не может быть вывезено, должно, безусловно, уничтожаться". Сколько же было уничтожено всего?

            В Ленинграде,  по воле Жданова,  в сентябре  1941  года  были уничтожены продукты питания.

            Все дорогое лично мне было уничтожено не немцами,  а  нашими: сметен  с  лика земли гордость советской военной техники Сещинский аэродром, а вместе с ним, дом, в котором я жил, школа, где я учился,  ДКА с библиотекой, спортзалами, и прочими залами, где я занимался спортом,  брал книги,  учился танцевать, смотрел спектакли и концерты, сожжены все магазины,  где я покупал товары и книги, все склады,  где лежали продукты питания,  бани,  куда я ходил мыться. Часть этого было уничтожено при нашем отступлении, но окончательно все было добито нашей авиацией всего за три месяца до освобождения тех мест нашими войсками.

            В городе Клинцы Брянской области,  где похоронены мои отец  и мать, за два месяца до освобождения, наша авиация разбила центр города с самой крупной в городе школой и тонкосуконную фабрику. Разбили наши! и перед своим освобождением города! Война все спишет! И действительно списала!

            Компенсацией и дополнением к практике "любой ценой"  стал  не воспеваемый, потайной и кощунственный лозунг "Машки  нарожают".

            Однако драконовские действия двух первых  практик  привели  к 1944 году к положению, затрудняющему исполнение третьей практики "Машки нарожают".  Женщины отощали и измучились на работах.  Число мужчин в тылу,  да и вообще в стране,  резко убавилось. Были почти ликвидированы отпуска солдат домой к женам,  даже на краткосрочную побывку,  даже выздоравливающих после ранения.  От кого же рожать? От случайных связей?  Это затруднялось не только недоеданием, но и народными традициями,  и обычаями. Чтобы облегчить это, в 1944 году, вышел указ, узаконивающий и поощряющий рождение детей вне брака, и предоставляющий льготы матерям-одиночкам.

            Народ, в массе своей, принял  это  нововведение,  вынужденное трагичностью ситуации. Женщины начали рожать…  

Алексей Неистовый