ПОСЛЕДНИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР ХХ века и армия Сапаты

                                                                              
    Мир узнал о них 1 января 1994 года: в день подписания Мексикой торгового соглашения НАФТА из леса вышли люди в чёрных масках – сапатисты. Сапатистами они назвали себя в честь народного героя Эмилиано Сапаты. Это движение известно ещё под аббревиатурой САНО (EZLN) – Сапатистская Армия Национального Освобождения. Захватили столицу штата Чьяпас – Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас. У них почти не было оружия, они не хотели смерти. Но так уж получилось, что этот договор, подписанный правительствами Мексики, США и Канадой, предусматривающий неограниченное освоение нефтяных промыслов и древесины на территории проживания индейских общин, был для последних окончательным смертным приговором. Пора было заставить правительство выслушать и мнение индейцев. Все переговоры между восставшими и представителями властей проводил человек в чёрной маске «пасамонтаньяс», ставший в этот день символом и звездой. Кто этот человек? Кем он был прежде? Субкоманданте Маркос, как он сам о себе сказал, родился 1 января 1994 года, день начала индейского восстания.

    Маркос — настоящее имя одного из погибших друзей субкоманданте. Нынешний Маркос говорит, что того, кем он был в начале 80-х, больше не существует, поэтому его бывшее имя не имеет никакого значения. Предполагают, что настоящее имя субкоманданте — Рафаэль Себастьян Гильен Висенте, предположительно род. 19 июня 1957 г. в Тампико, Тамаулипас, Мексика.

Мексиканское правительство утверждает, что Рафаэль Гиллен посещал иезуитскую школу в Тампико, где он ознакомился с теологией освобождения. Высшее образование получил в Национальном автономном университете Мехико (UNAM), после чего получил звание профессора философии в смежном университете UAM. Выходец из семьи среднего класса. «Отец, глава семьи, учитель сельской школы в период карденизма. Мать тоже сельская учительница». Он постигал жизнь через книги Габриэля Гарсиа Маркеса, Варгаса Льоса, Сервантеса, Шекспира, выглядывая в мир «не через кабель новостей, а через роман, эссе стихотворение». «Сто лет одиночества» стала лучшим учебником.
    В начале 80-х годов окончил философский факультет университета в Мехико, печатался как прозаик, переводчик. Несколько лет работал в Сан-Франциско программистом. Но ему не суждено было сделать карьеру ни переводчика, ни философа, ни программиста. Та профессия, которую он избрал, пройдя нелёгкий жизненный путь, объединила в себе все эти умения. Эта профессия – Мятежник. Да, это определение очень подходит.
Увлекшись левыми идеями, в частности, марксизмом, будущий субкоманданте с товарищами отправился "в народ", к индейцам Лакандонской сельвы - потомкам майя. Культура майя была не только наиболее развитой из трех доколумбовых цивилизаций; она единственная не являлась империей. С тех самых пор у лакандонских индейцев сохранилась сложная система демократии, исключающая межплеменные конфликты. Общаясь с индейцами, Маркос отказался от заимствованных в Европе революционных методов и создал собственную теорию социальной борьбы, основанную на ненасилии, став скорее последователем Махатмы Ганди, чем наследником Че Гевары.

Войска жестоко подавили восстание. Сапатисты отступили в горы и приступили к информацион- ной войне.

     Маркос прекрасно владеет, словом и стилем. Через интернет он завалил мир боевыми сводками, теоретическими трактатами, философскими притчами, песнями и стихами. Его литературный стиль представлял собою взрывную смесь из индейских мифов, революционной риторики и безотказных литературных брэндов: Борхес, Кортасар, Кастанеда, "магический реализм". Письма Маркоса, написанные в джунглях и распространяемые в интернете, способствуют политизации и радикализации многих молодых людей. В России вышел его сборник текстов – «Другая революция» - в переводе Олега Ясинского. О чём он? Прочитайте сами и поймёте. Мятежник свято хранит верность своим идеалам и ведёт за собой не только индейцев.

      Субкоманданте завладел вниманием зарубежья, стал кумиром левой молодёжи Запада. В мирном марше сапатистов на Мехико участвовали режиссер Оливер Стоун, вдова французского президента Миттерана, философ Реже Дебре, нобелевский лауреат Хосе Сараманго, несколько депутатов Европарламента и антиглобалистские лидеры со всего света. В Мехико сапатистов встречала делегация писателей, возглавляемая Габриелем Гарсией Маркесом, и полумиллионная толпа беснующихся фанатов.

Почему Маркосу удалось то, что не удалось ни одному из нынешних оппозиционных вождей в России?

Потому что он – живое воплощение революционного героизма, революционной непримиримости, вождя-революционера!

Потому что он – соединил слово и дело и приделал курок к своим словам!

Потому что он сумел создать вокруг себя атмосферу таинственности, загадочности, революционного ёрничества. На людях он никогда не снимает чёрную маску, открывающую только глаза и позволяющую пользоваться неизменной трубкой. На каждой руке по часам. Про них он говорит, что когда на них совпадёт время, то наступит новая эпоха. На голове у него побитая временем кепка, своим видом вызывающая недоумение. «Мне 518 лет», - с усмешкой говорит Маркос.

Потому что он объявил войну транснациональному капиталу. Своим идеалам революции он желает воплощения во всём мире.

Потому что он не считает себя уникальным. Он говорит, что любой, надевающий маску, берущий оружие и выступивший против глобализма, становится субкоманданте Маркосом, где бы он ни находился и на каком бы языке ни думал. Конечно, если одевшему маску нравиться это имя.

Его манифест "Семь деталей мировой головоломки" стал культовым чтивом для антиглобалистов. Хотя выступает он не против объединения мира как такового, но против того, чтобы это делалось в интересах узкой корпоративной элиты. Мировой тусовке глобализаторов противопоставлена идея "интернационала несогласных", которую в Европе сравнивают с проектом нового Коминтерна. Согласно логике Маркоса, промышленная революция могла освободить людей от физического труда, но не сделала этого, потому что результаты индустриализации остались в руках "долларовых вампиров", выжимающих сверхприбыли из остальных людей и заинтересованных в сохранении неравенства. Теперь компьютерная революция обещает освободить человека от необходимости умственных усилий, и вот тут-то все мы весьма рискуем превратиться в зомбированные стада, с которыми один процент "мировых хозяев" будет делать, что захочет при помощи прессы, индустрии развлечений и тотального электронного контроля. Не зря в интернете Маркоса так ценят киберпанки, в 98-м они атаковали сайты мексиканской армии и спецслужб, пытаясь помешать очередному вводу войск в мятежный штат. Всему этому, напоминающему "Матрицу" будущему субкоманданте противопоставил идею "международной революции", которая должна изменить сами принципы цивилизации, прекратив рыночные спекуляции, потребительский культ, идиотизацию людей через масс-медиа и прочие неприятности нашей дивной современности.

Манифестом антиглобализма стала статья Маркоса "Мировая война", опубликованная журналом "Le Monde diplomatique". Мировой войной Маркос называет подавление национальных государств транснациональным капиталом, в первую очередь - США. "Если кто-то еще сомневается, что эта глобализация и есть мировая война, достаточно вспомнить конфликты, которые спровоцировали распад Советского Союза, Чехословакии и Югославии, павших жертвами кризисов, подрывающих экономический фундамент национальных государств и их единство".

"Нам продали колоссальную ложь: нам сказали, что в борьбе между капитализмом и социализмом победил капитализм и то, что за ним следует, - это один-единственный мир, мировая деревня. Больше нет границ, больше нет разделенных между собою стран, люди свободно переезжают с места на место. А на самом деле границы умножаются, свободно перемещаться могут только капитал и войны. Расцвели самые примитивные и иррациональные человеческие проявления, такие, как различные виды фундаментализмов. Повсюду мы становимся свидетелями этнических конфликтов. Нам обещали одну глобализацию, а то, что происходит, это глобализация, полностью ей противоположная".

Маркос считает этнические конфликты результатами провокаций со стороны капитала. Звучит старо, но ведь это не значит, что мирового капитала уже не существует, не правда ли? Капитал расчищает для своих нужд не только географическое и политическое пространство. Прежде всего ему необходимо пространство ментальное. Сила глобализма - не в самолетах НАТО, а в головах массовизированных обывателей. Поэтому, по Маркосу, четвертая мировая война будет не "войной рас", а войной гражданской: объединенное государство против объединенных несогласных.

В настоящее время.

За минувшие года и стволов, и военного опыта прибавилось, бои не раз сменялись переговорами, армейский контингент правительства выжигал целые деревни, жители которых убегали под защиту партизан, вертолеты обстреливали лагеря повстанцев с воздуха, а полиция в неизвестном направлении навсегда увозила индейских старейшин, поддерживавших Маркоса. Однако сейчас штат Чьяпас фактически не контролируется извне и живет по собственным правилам, а во всей остальной стране тысячи сочувствующих ходят в майках и вешают у себя дома деревянные иконки с портретом Маркоса, рядом со статуэтками Девы Марии и Христа. Такие иконки есть у столичных студентов-радикалов, и у провинциальных крестьян. По всему континенту бесчисленным тиражом переписываются “Красные дудки и барабаны” - кассеты с партизанскими песнями, крамольными сказками про жучка Дурито, окопными интервью и прочей агитацией. Успех этого “магнит издата” объясняется еще тем, что миллионы людей в Латинской Америке просто не умеют читать и могут только слушать Тата. Если верить вернувшимся, в автономной зоне царит анархизм, но не как его понимали Sex Pistols, а как его представлял себе князь Кропоткин. Индейцы вооружены, живут небольшими общинами, сплошное самоуправление, коллективно владеют землей и ее дарами, никому никаких приказов сверху, исчез голод, перестали вырубать уникальные леса, запрещена охота на священных животных, возрождаются полузабытые традиции, для детей налажено бесплатное образование, насколько это возможно в условиях тлеющей войны. Так ли все хорошо, вы можете выяснить, только отправившись туда на свой страх и риск, нет никакого другого способа. Но даже если половина описываемого, правда, мы имеем дело с гигантским успехом - до 94-го Чьяпос был самым глухим и безнадежным мексиканским углом и упоминался только в местной литературе, опять же, как глухой и безнадежный угол, в непроходимой зелени древнейшие пирамиды и храмы.

Для Маркоса Мексика нечто большее, чем просто семь букв, а мексиканские индейцы – больше, чем просто мятежники. Он всю свою жизнь до предпоследней секунды посвятит борьбе за то, во что верит.
Две особенности: планетарный размах мышления и литературное мастерство изложения – надолго обеспечили Маркосу международную харизму.

 

Выдержки из работ субкоманданте Маркоса:

«Семь деталей мировой головоломки».

Политика сегодня — это организатор сугубо экономический, политики — лишь современные менеджеры фирм. Новые хозяева мира — не правительства, им незачем ими быть. «Национальные» правительства уполномочены управлять бизнесом в различных регионах мира.

Это и есть «новый мировой порядок» — превращение всего мира в единый рынок. Страны являются магазинами его отделов с управляющими правительствами, новые региональные экономические и политические альянсы каждый раз все больше похожи на современный гипермаркет, чем на политическую федерацию. «Унификация», вызываемая неолиберализмом, является экономической, это унификация рынков для облегчения вращения денег и товаров. В гигантском мировом гипермаркете свободно перемещаются товары, но не люди…

Вместо того, чтобы направить общественные средства на социальные нужды, государства предпочитают улучшать состав, вооружение и подготовку своих репрессивных сил, с тем чтобы эффективно справляться с задачей, которую политика уже давно перестала выполнять, — установлением контроля над обществом…

За что нас будут прощать?

За что нас будут прощать? За то, что мы не умерли от голода? За то, что не промолчали в нашей беде? За то, что не приняли со смирением гигантский исторический груз презрения и забвения? За то, что восстали с оружием в руках, когда все остальные пути оказались закрыты? За то, что не придерживаемся Уголовного Кодекса Чьяпас — самого абсурдного и репрессивного из всех которые были в истории? За то, что показали остальной части страны и миру, что человеческое достоинство ещё живо и живёт в самых бедных из её жителей? За то, что перед тем, как начать, мы хорошо и сознательно подготовились? За то, что в бой вместо луков и стрел мы взяли винтовки? За то, что до того, как начали воевать, мы научились этому? За то, что мы все мексиканцы? За то, что большинство из нас индейцы? За то, что мы призвали всех мексиканцев бороться всеми возможными путями за то, что им принадлежит? За то, что боремся за свободу, демократию и справедливость? За то, что не следуем схемам предыдущих партизанских войн? За то, что мы не сдались? За то, что мы не продались? За то, что мы себя не предали?

Кто у кого должен просить прощения и кто кого должен прощать? Те, кто все эти годы садился за переполненный яствами стол и обжирался, тем временем, как за наш стол садилась смерть, такая будничная, такая наша, что мы потеряли страх перед ней? Те, кто наполнили наши сумки и души декларациями и обещаниями? Мёртвые, наши мёртвые, такие смертельно мёртвые «естественной» смертью, т.е. от кори, туберкулеза, денге, холеры, тифа, мононуклеоза, столбняка, воспаления легких, малярии и прочих кишечных и лёгочных прелестей? Наши мёртвые, такие в большинстве своём мёртвые, такие демократически мёртвые от боли, потому что никто не обращал внимания, потому что все мёртвые, наши мёртвые, уходили просто так, и никто не считал их, никто не говорил, в конце концов, «Хватит!», чтобы вернуть этим смертям смысл и никто не просил этих постоянных мёртвых, наших мёртвых, чтобы они умерли ещё раз, но на этот раз чтобы жить? Те, кто лишили наших людей права и дара править и решать самим наши вопросы? Те, кто отказали в уважении нашим традициям, нашему цвету и нашему языку? Те, кто относятся к нам, на нашей собственной земле, как к иностранцам и требуют от нас бумаг и подчинения законам, о существовании и справедливости которых нам неизвестно? Те, кто нас пытали, бросали в тюрьмы, убивали и скрывали наши тела за страшное «преступление» хотеть клочок земли, не большой участок, не маленький участок, а просто клочок, на котором можно что-то вырастить, чтобы утолить голод?

Кто у кого должен просить прощения и кто кого должен прощать?

Когда ручьи спускаются.

Пару лет назад, в 1992 г., когда мы обходили общины, проводя собрания, чтобы решить, начинать эту войну или нет, я попал в селение старика Антонио. В дороге меня догнал Антонио сын, и мы вместе долго шли через пастбища и плантации кофе. Пока община обсуждала вопрос войны, старик Антонио взял меня за руку и повел к реке, метров 100 южнее центра селения. Стоял май, и река с полупересохшим руслом была зелёной. Старик Антонио молча сел на бревно. Через несколько минут он заговорил: «Ты видишь? Все спокойно и тихо. Кажется, ничего не происходит…». «Ммм», — сказал я, зная, что он не ждет ни моего да, ни нет. Потом он указал мне на вершину ближайшей горы. Там собирались густые серые тучи и молнии разрывали смутную синеву холмов. Это была настоящая буря, но она казалась такой далекой и безобидной, что старик Антонио начал сворачивать сигарету и искать зажигалку, которой у него не было, просто чтобы дать мне время, чтобы я протянул ему свою. «Когда внизу все спокойно, в горах начинается гроза, ручьи набирают силу и спускаются в долину», — сказал он после долгой затяжки. (…)

«Так и наша борьба», — говорит старик Антонио мне и себе. «Сила рождается в горах, но пока она не спустится вниз, её не видно». И, отвечая на мой вопрос, считает ли он, что пришло уже время начинать, добавляет «наступило время, чтобы цвет реки изменился…». (…)

Мужчины, женщины и дети собрались в школе общины, чтобы посмотреть в своё сердце и увидеть: пришло ли время начинать войну за свободу, и разделились все на 3 группы, т.е. на группу мужчин, женщин и детей, чтобы обсудить это. И потом мы опять собрались в школе, и большинство думает, что война должна уже начинаться, потому что Мексика продаётся иностранцам, и кругом много голода, но это неправда что мы уже не мексиканцы. И к этому согласию пришли 12 мужчин, 23 женщины и 8 детей, потому что правильны их мысли и подписали его те, кто умеет, и кто не умеет — тот отпечатал свой палец.

Слова на акте открытия Первой Межконтинентальной Встречи за Человечество и против Неолиберализма.

Мы — Сапатистская Армия Национального Освобождения.

В течение 10 лет мы жили в этих горах, готовясь к нашей войне. В этих горах мы создали армию. Внизу, в городах и асьендах нас не существовало. Наши жизни стоили меньше, чем машины и животные. Мы были как камни, как растения на дорогах. У нас не было слова. У нас не было лица. У нас не было имени. У нас не было завтра. Нас не существовало. Для власти, той которая стоит сегодня во всем мире за словом «неолиберализм», мы не учитывались, не производили, не покупали, не продавали. Мы были бесполезным номером для счетов крупного капитала. Тогда мы ушли в горы, чтобы отыскать себя и попробовать найти утоление нашей боли забытых камней и растений.

Нами правит неправильное правительство, алуксоб, лжецы, которые обманывают и дарят забвение нашим людям. Поэтому мы стали солдатами. Поэтому мы остаёмся солдатами. Потому что не хотим больше для наших близких смерти и обмана, потому что не хотим забвения. Горы сказали нам взять оружие, чтобы так обрести голос. Горы сказали нам укрыться маской, чтобы так обрести лицо. Горы сказали нам забыть наше имя, чтобы так быть названными. Горы сказали нам упрятать наше прошлое, чтобы так обрести завтра.

Мы родились в войне с белым годом и начали этот путь, приведший нас к вашему сердцу и сегодня он привел вас к сердцу нашему. Мы являемся этим. Сапатистской Армией Национального Освобождения. Голосом, который вооружился, чтобы быть услышанным. Лицом, которое скрылось, чтобы быть увиденным. Именем, которое умолкло, чтобы быть названным. Красной звездой, зовущей человека и мир слушать, видеть, называть.

Памяти Мигеля Энрикеса Эспиносы.

…братья и сестры!

Я обращаюсь к вам от имени женщин, мужчин, детей и стариков Сапатистской Армии Национального Освобождения, в большинстве своей индейцев-майя, сопротивляющихся в горах юго-востока Мексики

Мы просим для этого слова места в вашем возмущении, в вашей боли и прежде всего — в вашей надежде.

Там, где вчера было знамя, сегодня — торговый центр. Там, где вчера была история, сегодня — «фаст-фуд». Там, где вчера рос цветок копиуэ[3], сегодня — болото. Там, где вчера была память, сегодня — забвение. Там, где вчера была справедливость, сегодня — милостыня.

На месте родины — груда развалин. На месте памяти — краткосрочные решения. На месте свободы — могила. На месте демократии — рекламный ролик. На месте реальности — цифры.

Они, те, кто сверху, говорят нам: «Это — обещанное тебе будущее, наслаждайся». (…)

Сегодня, как и вчера, террор настоящий, тот, что сверху, призывает бога в качестве адвоката.

Сегодня, как и вчера, от нас пытаются скрыть, что вдохновляющий все это бог существует, но настоящее его имя — Деньги.

Сегодня, как и вчера, самая робкая и бессильная часть некоторых наших стран — это их правительства.

Сегодня, как и вчера, капитуляция прикрывается сложными и длинными аргументами, опросами общественного мнения, костюмами эксклюзивных марок, зеркалами, вывернутыми наизнанку.

Насколько велик мир?

Вот отвечает девушка из Альтепекси: «По 12 часов в день мне приходится пахать на сборочном конвейере макиладоры, без выходных, без пособия, без страховки, без доплаты за работу в рождественские праздники, без процента от прибылей; терпишь придирки и самоуправство начальника или контролера сборки, если заболеешь, оставят без денег, а потом еще попадешь в черный список и ни на какой другой завод в макиладоре не возьмут; если начнем выступать, предприятие закроют, а патрон перейдет на другое место; транспорт не ходит, домой приезжаешь поздно, а тут тебе счет за свет, за воду, налоги, подсчитаешь - вся в долгах; даже воды попить негде, канализация не работает, а на улице вонь. А наутро, невыспавшаяся и полуголодная, опять на работу. Насколько велик мир? Настолько же, насколько я все это ненавижу».

Индианка, изготавливающая изделия народного промысла, из того же округа, что и покойная команданте Рамона, кивнув, добавляет негромко: «Мир велик настолько, насколько велико чувство несправедливости, когда за свой труд мы получаем гроши, а необходимого нам всегда не хватает, потому что его так мало».

Сельский житель: «Каким бы большим он ни был, богатым его, получается, не хватает, раз они отнимают общественные земли, общественную застройку. Им мало места под их торговые центры и другие роскошества, поэтому они вторгаются к нам. А для нас, тех кто внизу, места не остается совсем».

Рабочий: «Мир велик настолько, насколько велик цинизм продажных политиков. И они еще говорят, что защищают интересы рабочих. Там, наверху, собирается дерьмо: будь то владелец предприятия, представитель властей или профсоюзный лидер, пусть даже кажется, что они запели по-другому».