День победы!

ОЛЬГА ЛЕСНЕВСКАЯ

К 65-пятилетию Победы!

Сказать честно — сомневалась, что соберусь что-нибудь написать к этой славной дате. Но сходила в кино на михалковское «Предстояние» и собралась. «Утомленные солнцем-2» не зацепили ни одним кадром. Все показалось сильно вымороченным и до головной боли назидательным. И даже блистательные актеры не украсили картину, а скорее — участие в этом фильме подмочило их актерские репутации. Я такое кино не люблю, хотя первый фильм об «утомленных» понравился очень. Собралась с мыслями потому, что Михалков мой ровесник. Захотелось в общий залп впечатлений внести и свои девять граммов.

Весь наш класс выпуска 63-года состоял из «детей победы» — рождения 1945 года. Как нам повезло родиться при всеобщей мужской мобилизации — это божий промысел. Кто-то родился у безногого фронтовика, вернувшегося к жене еще до победного мая. Кому-то дала жизнь ППЖ (походно-полевая жена), так и оставив на всю жизнь «безотцовщиной». Были и другие варианты. Самым страшным фактом рождения был «от проклятого немца». Он темным пятном покрывал биографию ни в чем не повинного урожденного и скрывался всячески. Мое происхождение на свет случилось, благодаря тому, что, светлой памяти, папочка служил в войну на легендарном Северном флоте, который так и не сдал врагу наши северные рубежи. Там же служила вольнонаемной и мама. У фронтовых морских офицеров была возможность видеться с женами: «Прощай, любимый город, уходим завтра в море. И ранней порой мелькнет за кормой знакомый платок голубой». Даже в военном аду продолжалась жизнь, и рождались дети. Но нас — «сорокопятых» было значительно меньше тех, кто учился в следующих за нами классах, детей фронтовиков, родивших свое потомство уже после победы.

Мы не изведали самой войны. Все почерпнуто из книг, фильмов, песен и живых рассказов. Живые рассказы (их было не так много, как об этом говорят: те, кто выжили, не очень любили предаваться воспоминаниям, желая поскорее забыть кошмар страшных лет) сильно корректировали пропагандистский официоз, однако не умаляли гордости за свой народ, народ — победитель. За нами, я имею в виду своих ровесников, не война, за нами – эхо войны. Мы росли в обстановке отраженного звука. Помню себя в стайке ребятишек от трех до семи лет. Сестре пять, мне – три с небольшим. Бежим смотреть «живых фашистов». Это военнопленные немцы, работающие на восстановительных работах в Киеве. Они ремонтируют дорогу. По обочине – конвойные, но бежать немцы никуда не собираются. Какой-то у них перерыв в работе. Сидят прямо на земле. Впервые слышу губную гармошку. Кто-то из пленных пытается нас завлечь, мы не боимся – победители, но чураемся – фашисты же! Помню руины Севастополя. После Северного флота папу перебросили на Черноморский. Мне четыре года. Голова запрокинута, смотрю высоко вверх. Кажется, что под самым небом сестра болтает ногами, сидя на краю лестничного марша, который произвольно нависает над пустотой с какого-то этажа разбомбленного дома. Всем весело, пока не появляются взрослые и с руганью не начинают спасательную операцию по спуску верхолазов на землю.

Отдельные эпизоды послевоенного нашего детства с трагической регулярностью сопровождают мины, снаряды и патроны, которые взрываются в любопытных детских ручонках, напрочь отрывая то пальцы, то руки, то ноги, а кому и головы. Эти жуткие реликвии и сегодня легко найти и на Сапун-горе в Севастополе, и в Керчи на горе Митридат. Весь Крымский полуостров буквально нашпигован военным злом. Помню, как ежегодно, несмотря на то, что 9 мая до 1965 года был рабочим днем, вся Керчь с детьми, стариками и старухами, с кошелками, набитыми спиртным и снедью, поднималась на Митридат. Обложенная разномастными скатертями гора снизу казалась укрытой сплошным лоскутным одеялом – так много там «гуляло» народу. Никто не звал, не организовывал, не было партийных «выступающих»: праздник был органичным. «За победу мы б по полной осушили!» — хором пела страна. Эта органика сохраняется и по сей день. Не перешибут ее запах ни споры историков, ни каверзы государственных пропагандистов, ни ораторы от «Единой России» и КПРФ, перетягивающих каждый на себя знамя Победы. С народным праздником Вас, друзья мои!

P.S. «Когда покидая родимый утес с собою кусочек гранита унес, и там, чтоб вдали от Крымской земли, о ней мы забыть не смогли». « Заветный камень» – это любимая песня севастопольцев. Вот и я не могу говорить о Крымской земле без боли. Крым – моя малая родина. Вот почему о харьковском пакте Медведева — Януковича я пишу, когда все эксперты уже отписались. Пишу без претензий на аналитику, не умничая, как говорили мы в детстве, а по-простому, как про день Победы. Мне было по-детски больно, когда в феврале 1954 года из черной тарелки репродуктора на стене я услышала, что Севастополь – больше не Россия. Мне было больно, когда в мае 1995-го в ответ на

«Постановление Верховного Совета Крыма от 20.04.1995 № 422-1

О ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ СИТУАЦИИ В РЕСПУБЛИКЕ КРЫМ

Просить Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации и Президента Российской Федерации в соответствии с их международными обязательствами принять меры по защите прав соотечественников, проживающих на территории Республики Крым и являющихся национальным меньшинством в государстве Украина.

Председатель Верховною Совета Крыма С.ЦЕКОВ
г.Симферополь, 20 апреля 1995 года, № 422-1»

представительнее меня, рядового помощника члена Совета Федерации, на мольбу Крыма о помощи никто из российской власти не откликнулся. В Симферополе меня принял избранный президент Республики Крым Ю. Мешков. Больше ему принимать, увы, было некого. И в глазах у него тоже была боль. Поговорили. На площади перед зданием ВС Крыма с российскими флагами в руках митинговал народ. Поговаривали, что на подступах к Симферополю видели украинские танки. Понятно, что родному Крыму в одиночестве я ничем не могла помочь. Вскоре Мешков от власти был отлучен, чаяния населения превратились в обиду на Россию, все столбы в Крыму пометили жовто-блакитным колером. И Крым стал и остается разменной картой в межгосударственных играх: на кону, если не Севастополь, то Тузла…

Сегодня появилась надежда: на следующий день после подписания харьковских соглашений мне из Москвы позвонила сестра: «Ты рада?». Я ответила: «Безмерно! Севастополь почти наш. Обещают мост из Тамани в Керчь!»