Это эссе было написано мною для организованного журналом «Новый мир» конкурса, посвящённого 150-летию Ивана Алексеевича Бунина. Поскольку победы в конкурсе оно не одержало, предлагаю его вниманию читателей в несколько отредактированном виде.
150 лет назад появился на свет выдающийся русский писатель и поэт Иван Алексеевич Бунин. Так получилось, что в том же самом году, но не осенью, а весной, родился другой его современник, о котором позже он сам будет высказываться крайне отрицательно – потомственный дворянин из города Симбирска Владимир Ульянов. Совпадение это любопытно и всегда будет представлять интерес для историков и литературоведов.
Бунин – человек интересный. Он родился и жил в довольно непростую и тяжёлую эпоху нашей русской истории. Чего он только не повидал и не пережил! И, что важно, это первый наш русский нобелевский лауреат в области литературы – а ведь претендовали на сей престижный приз такие писатели европейского уровня, как Горький и Мережковский. Но вот мало кто из широких масс знает и помнит и личности оных, и их произведения. А вот имя Ивана Алексеевича Бунина широкому читателю известно более – потому как в школьной программе он остался. Да и основные его произведения – это всё-таки не какие-то идеологические, а вещи, которые вполне приятны читателю. «Антоновские яблоки», «Чистый понедельник», «Господин из Сан-Франциско» до сих пор входят в школьную программу.
Но вспомнить бы хотелось совсем другое произведение, которое в школьную программу не попало – может быть, зря. Современным детям было бы полезно знать, что такое революция и каковы её последствия. Именно это всё видел Иван Алексеевич собственными глазами, живя в Москве в первые месяцы после октябрьского переворота. Жил он в доме на Поварской – последний его столичный адрес, далее уже будет Одесса, а потом – многолетняя эмиграция. Дом этот сохранился, выжил, а на стене находится доска с памятной надписью, извещающей, что тут жил лауреат одной Нобелевской и двух Пушкинских премий, к тому же почётный академик Российской Академии наук. На другой стороне улицы находится сквер его имени с памятником писателю – этого он себе и представить не мог. Той лютой и ужасной зимой 1918 года Иван Алексеевич заносил в дневник записи о творившемся в Москве – так появились знаменитые «Окаянные дни». Это поразительнее произведение, которое является свидетельством того, что творилось в России после революции. «Кому же от большевиков стало лучше? Всем стало хуже и первым делом нам же, народу!» – говорит женщина в толпе. «Напустили из тюрем преступников, вот они нами и управляют» – всё это живой голос московских улиц того времени. Слухи – один грандиознее и невероятнее другого. Впрочем, тут как не вспомнить ещё одного современника – Михаила Булгакова, который в своей «Белой гвардии» помещает немало слухов, ходивших в 1918 году по Киеву. В тех условиях человеческое сознание рождало самые невероятные известия, которые часто были воплощением надежды на изменения. Так вот и в несчастном Ярославле, обстреливаемом большевистской артиллерией, говорили о якобы прибывших к полковнику Перхурову французских лётчиках, что скоро, скоро придут и большевиков не будет. Или союзники, или немцы – да хоть бы и немцы, «лучше черти, чем Ленин».
В любом случае, возникает ощущение какого-то всеобщего безумия, помешательства. «Поголовно у всех лютое отвращение ко всякому труду». Те первые годы революции и гражданской войны были очень и очень страшны. Вся нормальная, естественная жизнь была разрушена, а новая – не построена. Людям же приходилось даже не жить – выживать в этих условиях. Улицы не убирались, по ним же ходили разные откровенно неприятные личности. Вырос криминал. Читая вологодские газеты, я натыкался на сообщения о кражах – они происходили чаще, а вот преступников практически не ловили, некому было это делать. Вспоминаются здесь и дневниковые записи Зинаиды Гиппиус о тех временах (но в Петрограде) – о холоде, голоде, бандитизме, произволе… Те же ужасы революции отразил на своих рисунках художник Иван Владимиров. «Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй» – очень точно сказал Булгаков. Суммируя все эти воспоминания, впечатления переживших, испытываешь ужас от того, что произошло с нашей страной. И многие видели один только выход – бежать, бежать поскорее отсюда, куда-нибудь, где нет этого, бежать от неминуемой гибели. Бунин в начале июня 1918 года покидает Москву вместе с женой и едет в Одессу, а уже оттуда позже он отправится за границу – навсегда. В 1920 году бегут супруги Мережковские и Дмитрий Философов. Вместе с армией Юденича покинул Россию близкий друг Бунина и его будущий шафер на свадьбе с Верой Муромцевой Александр Куприн (ещё один юбиляр этого года), оставивший пронзительные вспоминания о гражданской войне в своей книге «Купол Исаакия Далматского». Уезжали, стараясь использовать любую возможность (правда, некоторые потом возвращались – Горький, Белый, Алексей Толстой). Пытался уехать и Блок – но помешала кончина. Люди спасали свою жизнь от гибели – и их просто невозможно осудить за это. Бунин, покинув Россию, всё же, любил свою Родину, не забывая о ней до самой своей кончины – он всегда оставался патриотом.
И поэтому его суждение о том, кто возглавил эту революцию, кто вверг Россию в подобный ад, является абсолютно выстраданным и абсолютно искренним. Мы никогда не поймём слов Бунина о Ленине, если не будем вспоминать о том, что пришлось ему пережить в годы революции, если забудем, что ему пришлось покинуть Родину, спасая свою жизнь и жизнь своей супруги. 16 февраля 1924 года в Париже Иван Алексеевич говорит следующее: «...Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек – и всё-таки мир уже настолько сошёл с ума, что среди бела дня спорит, благодетель он человечества или нет? На своём кровавом престоле он стоял уже на четвереньках; когда английские фотографы снимали его, он поминутно высовывал язык: ничего не значит, спорят! Сам Семашко брякнул сдуру во всеуслышание, что в черепе этого нового Навуходоносора нашли зелёную жижу вместо мозга; на смертном столе, в своём красном гробу, он лежал, как пишут в газетах, с ужаснейшей гримасой на серо-жёлтом лице: ничего не значит, спорят! А соратники его, так те прямо пишут: «Умер новый бог, создатель Нового Мира, Демиург!» ...И если всё это соединить в одно – ... и шестилетнюю державу бешеного и хитрого маньяка и его высовывающийся язык и его красный гроб и то, что Эйфелева башня принимает радио о похоронах уже не просто Ленина, а нового Демиурга и о том, что Град Святого Петра переименовывается в Ленинград, то охватывает поистине библейский страх не только за Россию, но и за Европу... В своё время непременно падёт на всё это Божий гнев, – так всегда бывало...» Эти бунинские слова, на мой взгляд, необходимо вспоминать и осмысливать сегодня, в наше время, когда идут споры о событиях тех времён, их последствиях. Было бы полезно прислушаться к голосу свидетеля, очевидца революционного хаоса – чтобы не забывать и чтобы этот ужас не повторился вновь.
Сергей Зеленин
Русская Стратегия
|
Комментарии
«Правда» знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами Российской с.-д. партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов. Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала «Правда», она не скроет позорного факта.
«Буржуи», может быть, радовались, когда они видели, как солдаты и красная гвардия вырывают революционные знамена из рук рабочих, топчут их ногами и жгут на кострах. Но, возможно, что и это приятное зрелище уже не радовало всех «буржуев», ибо ведь и среди них есть честные люди, искренно любящие свой народ, свою страну.
Одним из таких был Андрей Иванович Шингарев, подло убитый какими-то зверями.
Итак, 5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы.
Максим Горький
В.Г. Короленко умер на излёте Гражданской войны. Советской властью почти немедленно был признан классиком - пусть и не первой величины, но вполне «прогрессивным и революционным», достойным включения в школьную программу и увековечивания в топонимике. Школьники штудировали повесть «Дети подземелья»,горожане фланировали по улицам Короленко - в общем, обычная посмертная жизнь официозного литературного классика.
И вдруг, уже в эпоху перестройки, были опубликованы сенсационные, ранее не известные широкому читателю фрагменты личных дневников Владимира Галактионовича. Оказалось, «революционный демократ» Великую Октябрьскую социалистическую революцию не принял, был по отношению к большевикам (и не только к ним) критичен и резок.
«...семья Семенченко обратила внимание на мальчика-красногвардейца (лет 12-13 на вид). На снисходительно-насмешливый вопрос: как он, такой юный, попал в вояки? - другие красногвардейцы ответили:
- О, он у нас молодец: застрелил двух офицеров, которые хотели бежать, в Петрограде».
Возмущённый до глубины души, Короленко записывает: «Дети «убивают за свободу», в которой ничего не понимают. Меня всегда возмущало слишком раннее вовлечение юношества в «политику». А между тем - несколько поколений прошло эту школу скороспелок. И за это Россия теперь платится». Октябрьскую революцию Короленко не принял, полагая, что "сила большевизма всякого рода в демагогической упрощенности" и возможная мера социализма может войти только в свободную страну. С началом гражданской войны выступал против "красного" и белого террора, ходатайствуя перед любыми властями о спасении жизни людей.
Короленко осуждал раскулачивание и продразверстку, как безнравственное и безумное прекращение нормальных экономических отношении.
Короленко требовал отказа властей от невозможного в отсталой стране осуществления социализма и коммунизма, написав 6 безответных писем Луначарскому.В статье "Торжество победителей" Короленко, обращаясь к Луначарскому, писал: "Вы торжествуете победу, но эта победа гибельная для победившей с вами части народа, гибельная, быть может, и для всего русского народа в целом", поскольку "власть, основанная на ложной идее, обречена на гибель от собственного произвола" ("Рус. Ведомости", 1917, 3 дек.).
Коммунисты пытались перетянуть «совесть России» на свою сторону, но их потуги оказались тщетными. Физически уничтожить, убрать Владимира Галактионовича его новый главный оппонент — Владимир Ильич — не мог. А вот «уйти» его, Короленко, большевики очень даже желали. По свидетельствам близких людей, писателю неоднократно предлагали «отдохнуть и полечиться» где-нибудь за
границей. Ну, а поскольку полтавский великий отшельник этого страстно не желал, то Владимир Ильич махнул на него рукой.
обездоленных и гонимых. Но когда дело доходило до рассказа об общественной и публицистической деятельности Короленко после Октябрьского переворота 1917 года, авторы лишались дара речи. Только в книге дочери писателя Софьи Владимировны Короленко, как-то случайно проскочившей цензуру в провинциальном Ижевске (1968), кратко, но определенно говорилось о его протестах против
насилий со стороны большевистской власти. Но книга эта была издана крохотным тиражом и до широкого читателя не дошла.Положение стало меняться с конца 80-х годов, когда в "Новом мире" появились письма Короленко наркому просвещения Луначарскому, а в журнале "Родина" - письма Горькому.
Всей своей жизнью Короленко подтвердил данную ему современниками характеристику "нравственного гения".
https://youtu.be/DF3LnNQXM-s
То, что какая-то часть рабочих, недавних крестьян, обманутая буржуазными партиями вела борьбу и даже вооруженную, не новость и никогда не скрывалось. И со стороны белых и со стороны красных в Гражданской войне сражались большей частью трудящиеся, КРЕСТЬЯНЕ, РАБОЧИЕ И КАЗАКИ, с одной стороны ими руководила буржуазия и дворяне, с другой, авнгард рабочего класса. Буржуазия, по своей сути, приучена всю работу делать чужими руками.В процессе борьбы рабочие, крестьяне и значительная часть казачества разобрались, что к чему, и перешли на сторону большевиков. Кстати, на сторону большевиков перешла значительная часть буржуазной интеллигенции и более половины русского офицерства, настоящих патриотов.