Кому и зачем понадобилась эпидемия Ковида

Российское (и мировое) информационное пространство переполнено коронавирусом, однако большая часть доступных сведений сугубо фактологична: количество заболевших и умерших, динамика численности тех и других по странам, меры, принимаемые теми или иными странами для защиты своего населения от эпидемии, и т.п.

Параллельно этому в соцсетях (да и не только) строятся разнообразные конспирологические теории, кому выгодна как сама пандемия, так и введенный для ее «усмирения» тотальный карантин.

Наш проект обратился к известному российскому социологу, футурологу, писателю-фантасту и аналитику Сергею Переслегину с вопросом, можно ли найти в фантастике образец-предсказание происходящего сегодня в мире. Сергей Борисович ответил, что данный вопрос, на его взгляд, не слишком актуален, и предложил нам системный анализ коронавируса в биологическом, историческом, статистическом и прогностическом аспектах.

Эпидемиология стала модной. Не скажу, что неожиданно: фильмы и сериалы об эпидемиях, как одной из форм конца света, выходят регулярно, даже если не учитывать отдельное медийное направление «зомби-апокалипсиса». Специалисты по палеоклиматологии в один голос заявляли: климатический оптимум, в который мы вступили в середине ХХ века и который продлится еще примерно 100 лет, способствует не только росту средних температур на планете, но и увлажнению Великой Степи. Во все исторические эпохи подобные изменения климата сопровождались эпидемиями и эпизоотиями, что, в принципе, понятно и легко объяснимо. Эпидемия коронавируса ничем не выделяется из общего ряда подобных заболеваний и даже идет проторенной «чумной дорогой» – Восток-Юго-Восток Азии — Европа – Россия, далее – везде.

А вот общественная и медийная реакция на эту эпидемию, пожалуй, беспрецедентна, и, с этой точки зрения, «COVIR19» представляет интерес и для прогностика, и для историка, и для социолога.

Начнем с «физики» (в данном случае – с биологии) процесса. Если возникает новая болезнь или «старая инфекция» по какой-то причине расширяет ареал своего обитания – скажем, перекидывается со степных сусликов сначала на крыс, потом на блох, а потом и на людей, с довольно большой вероятностью возникает эпидемия. Это связано с отсутствием биологического равновесия между возбудителем и видом Homo Sapiens. Другими словами, болезнетворный агент не приспособился к человеку, в свою очередь человек не имеет адекватных видовых механизмов борьбы с этим агентом.

Эпидемия распространяется, как степной пожар. Практически, в этот процесс включается вся доступная инфекции популяция. В условиях глобализации и даже на полторы сотни лет раньше, когда поезда и пароходы научились перевозить людей с континента на континент за время, меньшее, чем инкубационный период большинства болезней, любая эпидемия перерастает в пандемию и захватывает (в большей или меньшей степени) все Человечество. При этом часть заболевших умирает – и вместе с ними умирает и болезнетворный агент (если так можно выразиться, ни бактерии, ни вирусы, отнюдь, «не заинтересованы» в гибели организма-хозяина – их «идеал – мирное сосуществование»). Часть – выживает и вырабатывает иммунитет. Постепенно человек и болезнетворный агент приходят в равновесие: болезнь остается, но, во-первых, становится «в среднем» менее опасной, во-вторых, перестает создавать значимые по масштабу эпидемии, поскольку иммунная система человеческого организма «научается» справляться с данным типом возбудителя – он перестает быть «неожиданным».

Эпидемические вспышки могут быть короче и длиннее, ограничиваться несколькими месяцами или растягиваться на десятилетия, это зависит от уровня связности человеческого общества, то есть от уровня развития транспорта и строгости карантинных мероприятий. С точки зрения историка или прогностика, это не имеет значения. Все равно переболеют практически все – от 75 до 90% популяции. Правда, подавляющее большинство из них перенесет инфекцию бессимптомно. Они даже не будут знать, что переболели. Еще какой-то процент, что зависит от особенностей возбудителя, переболеет легко, какой-то – тяжело. И – да, какой-то процент людей неизбежно умрет от этой болезни.

С коронавирусом Человечеству не повезло.

Во-первых, это именно вирус, то есть соответствующее заболевание не лечится антибиотиками. В известной мере, вернулась эпоха «до Флеминга», когда диагноз «пневмония» часто означал смертный приговор. Во-вторых, отсутствует предохраняющая вакцина (и, возможно, она вообще не может быть создана из-за особенностей вируса). В-третьих, пока нет и этиотропных лекарств, так что остается симптоматическое лечение. В-четвертых, патогенность COVIR19 достаточно велика, из-за чего вирус был отнесен ко второй группе патогенности по шкале ВОЗ.

В этой группе он, правда, занимает скромное предпоследнее место.

Тем не менее, смертность от коронавируса среди заболевших достаточно велика и достигает 2,5%. Это, конечно, не чума и не оспа, но достаточно много. Другой вопрос, что эта цифра сильно завышена, поскольку относится лишь к тем заболевшим, у которых проявились симптомы, то есть болезнь перешла в открытую стадию.

Общий прогноз?

Как обычно: переболеют практически все, правда, многие бессимптомно. Эпидемия будет продолжаться 1 – 3 года, естественно, с учетом Центральной Африки и джунглей Амазонии, куда болезнь придет далеко не сразу. В Китае, Европе и России ситуация начнет улучшаться с лета, а прекращение эпидемии, как значимого явления, можно ожидать осенью. Умрет от коронавируса от 1 до 3 миллионов человек, в основном, естественно, в густонаселенных и слабо обеспеченных в отношении современных средств лечения странах типа Бангладеш, Нигерии, Индонезии. Поскольку это не первая (и не десятая) подобная эпидемия, в этом прогнозе можно быть вполне уверенным.

Исторические эпидемии и их последствия

Всякий раз, когда очередная Грета Тунберг объясняет нам, что человек губит природу, имеет смысл вспомнить, что природа, отнюдь, не беззащитна. Эпидемия коронавируса вполне может рассматриваться, как отклик природы, в том числе – на антропогенное воздействие. Даже странно, что Гринпис еще не призвал к охране COVIR19, как биологического вида, которому угрожает полное уничтожение усилиями китайских медиков.

Хочется сказать: или вы охраняете природу – тогда примите, что природа – это не только киты и тигры, одичавшие кошки и несчастные крачки, которых нередко поедают дикие коты. Это – вирусы, бактерии, грибки, другие формы паразитов. Свыше 90% природных геномов – геномы микроорганизмов. Мы для них – не более, чем питательная среда.

Кстати, антибиотики – великое открытие Флеминга, которое избавило нас от многих заболеваний, которые не так давно были безусловно смертельны, только подстегнуло эволюцию этого генетического «бульона». Так что мы все чаще будем встречаться со случаями типа коронавируса: антибиотики не действуют, вакцины нет, этиотропного лечения нет. В начале 1980-х я написал работу, рассматривающую взаимодействие вида Homo с вирусной инфекцией, передающейся воздушно-капельным путем, высокопатогенной и высоколетальной. Нет, никакой гибели Человечества не получилось. Идея вируса-химеры, который уничтожит всех нас, после чего, разумеется, вымрет, проходит по разряду «зомби-апокалипсиса», то есть не имеет с Реальностью никаких точек соприкосновения. Но в расчетной модели экспоненциальный рост численности населения сменился, сначала, на колебательные решения (то есть, количество людей резко менялось от поколения к поколению), после чего наступала стабилизация. Как и всегда, экспоненциальный рост (J-эволюции) сменился выходом на плато S-образной кривой (S-эволюцией).

Результат, в общем, не новый: еще в 1968 году великий палеонтолог и писатель-фантаст Иван Ефремов описал подобный процесс для придуманной им перенаселенной цивилизации Торманса. Столетие «колебательных решений демографических уравнений» названо в романе «Час быка» «Веком Голода и Убийств». Ко времени действия книги это было уже довольно далекое прошлое, но на Тормансе все еще оставались болезнетворные организмы, возникновение которых было возможно только в условиях крайней скученности населения. С человеческой популяцией на Тормансе эти возбудители давно находились в равновесии, и на демографическую динамику не влияли.

Интересно другое. «Исторические» эпидемии на Земле, в том числе и с «зашкаливающим» количеством жертв, также практически не оказали влияния на динамику численности вида Homo. А вот их социальные последствия часто оказывались очень значительными.

Первое место по таким последствиям принадлежит, естественно, эпидемиям чумы. Они упоминаются даже в Библии.

Во время Пелопонесской войны от чумы умирает Перикл. Это событие оказало значительное влияние на ход и исход войны, «обнулило» шансы на объединение Средиземноморья в форме островной конфедеративной греческой цивилизации и открыло путь великим континентальным военным империям Древности – сначала Македонской, затем Римской. Это была бы совсем другая история!

В шестом веке н.э. случилась первая исторически зафиксированная пандемия – Юстинианова чума. Заболевание охватило сначала Египет и Эфиопию, затем Византийскую Империю, наконец – всю Европу и прилегающие земли – Северную Африку, Аравию, Центральную и Южную Азию. На пике эпидемии в Константинополе ежедневно умирало от 5 до 10 тысяч человек. Всего погибло 2/3 населения Константинополя, 25 миллионов человек в Европе и 66 миллионов на Востоке. Общее количество жертв составило около 100 миллионов.

Эта эпидемия вкупе с катастрофическим, хотя и коротким «вулканическим похолоданием» 535 – 536 гг., положило предел попыткам Юстиниана возродить единую Средиземноморскую цивилизацию и «отменить» Темные века.

«Черная смерть» окаймляет Средние века. Начало им положила Юстинианова чума, а конец – катастрофическая эпидемия XIV-го века. Трудно сказать с уверенностью, сколько тогда погибло людей. Первый подсчет числа умерших был проведен по указанию папы Климента VI и показал цифру 23,84 миллиона человек (31% населения). Эта цифра, наверняка, занижена, поскольку получена по неполным (вследствие самой эпидемии) церковным записям. Современные оценки по Европе доходят до 34 миллионов человек. По Востоку, как обычно, данные «плывут», в результате общие итоги катастрофической эпидемии XIV-го века оцениваются в 60, 100 и даже в 200 миллионов человек. Последняя цифра косвенно подтверждается именно бедностью статистических данных по сравнению с Юстиниановой чумой, которая была задокументирована значительно лучше.

Интересно, что, несмотря на огромные относительные и абсолютные цифры погибших, эпидемия XIV-го века и последующие «чумные афтершоки» не привели к депопуляции Европы, как и Востока. Напротив, сразу же после того, как эпидемия затихла, начался демографический взрыв, который продолжался в Европе до ХХ столетия.

Социальные эффекты великой чумы XIV-го века многообразны.

Прежде всего, это ослабление власти пап и начало общего кризиса католицизма, начало которому положил Великий Западный Раскол 1378 года, а конец – Реформация 1517 года. С кризисом Вселенской Церкви был связан и кризис схоластической парадигмы в познании. В известной мере, чума XIV-го века стала первой и решающей предпосылкой к последующей «бэконовской революции» и возникновению позитивистской науки.

Церковь, которая не сумела ни защитить свою паству от эпидемии, ни, хотя бы, внятно ответить на вопрос о ее причинах, автоматически утратила «право на непогрешимость» и способность интегрировать в себе все форматы человеческого существования. Этот кризис христианства не преодолен до сих пор.

Второе последствие эпидемии носит менее очевидный характер. К концу XIV-го века в европейских городах наблюдается явная нехватка рабочей силы: смертность от чумы, понятно, концентрировалась именно в городах. Это привело сначала к отмену законов о максимуме заработной платы, а затем и к возникновению рынка рабочей силы. Человек, трудящийся человек, неожиданно стал рыночной ценностью. Результатом стала «ползучая» отмена феодальных повинностей вплоть до освобождения лично зависимых, быстрый рост торговли и капиталистических отношений вообще. Не будет преувеличением сказать, что после чумы XIV-го века началось формирование европейских представлений о демократии.

Ничего подобного эпидемии XIV-го века больше не было, хотя отдельные значительные вспышки отмечались в XVII-м и XVIII-м веках. Великая Лондонская чума XVII-го столетия не только широко отражена в литературе, но и послужила причиной «чумных каникул», в течение которых Исаак Ньютон сформулировал и опубликовал все свои основные открытия, заложив основы классической механики, дифференциального и интегрального исчисления.

В конце XIX-го века очередная вспышка заболевания в Южном Китае распространилась до стадии пандемии, но катастрофы не вызвало: счет погибшим шел на первые миллионы (6 миллионов в Индии, примерно столько же – в остальных регионах, взятых вместе, преимущественно в Юго-восточной Азии). В ХХ веке чума стала, преимущественно, индийской болезнью, общее количество умерших составило 12,6 миллиона человек. Чума существует и сегодня, с 1889 по 2004 года было зафиксировано около 40.000 случаев, летальность составила около 7% (само собой разумеется – не в развитых странах).

На фоне чумы XIV-го столетия остальные великие эпидемии Средневековья меркнут, хотя черная оспа соперничает с чумой по общему числу жертв. Смертность от нее была ниже, чем у чумы: от 1/8 до 1/3 заболевших, — зато эпидемия, практически, не прекращалась, и только в Европе от оспы умирало ежегодно около 1,5 миллионов человек. В мире только за ХХ век оспа унесла жизни от 300 до 500 миллионов человек. Впрочем, это дела уже вчерашнего дня – с 1980 года оспа на земном шаре ликвидирована (хотя, вероятно, остается в арсенале бактериологического оружия великих держав).

Социальные проявления оспы менее известны, чем у чумы. Часто указывается, что именно оспенные пустулы на лицах привели к широкому распространению косметики в Европе, но, в действительности, косметика известна с античных времен, а появилась, вероятно, еще в мезолите, если не в верхнем палеолите, так что ее связь с европейскими эпидемиями очень сомнительна.

Гораздо интереснее политические последствия оспы. От нее регулярно умирали значительные и яркие государственные деятели – Иосиф I австрийский, Петр II российский, Мария II английская и др. Фигура Иосифа I наиболее интересна. Этот умный и деятельный монарх умер в ходе заключительного этапа войны за испанское наследство. Данная война слабо известна в России, хотя ее влияние на Европу огромно: война за испанское наследство завершила период цивилизационного лидерства Франции, привела к упадку Испании и Голландии, ослабила Австрию. Лишь одна держава – Великобритания – получила «мир, лучший довоенного», завершила технологическую революцию и стала из европейской окраины ведущей державой мира. Есть некоторые основания считать, что Иосиф перед своей болезнью и смертью настойчиво искал пути трансформации военного конфликта, позволяющей избежать взаимного поражения основных участников. Оспа распорядилась по-другому.

Как ни странно, следующие за чумой и оспой по числу жертв эпидемии – это разные формы гриппа. Первое место из них, без сомнения принадлежит эпидемии испанского гриппа 1919 года. Считается, что им переболели 550 миллионов человек, число умерших по различным оценкам составляет от 50 до 75 и даже 100 миллионов человек. Особенностью «испанки», которая роднит эту болезнь с коронавирусом, было то, что она не щадила развитых стран с налаженной системой медицинской помощи и, по некоторым данным, затрагивала, прежде всего, обеспеченные слои населения, здоровых, хорошо питающихся людей с сильным иммунитетом: «люди с сильным иммунитетом, находящиеся в расцвете сил, страдали сильнее всего: иммунная система давала мощную реакцию на атаку вируса, и это запускало гиперцитокинемию, или «цитокиновый шторм». Говоря простым языком, иммунные клетки начинали разрушать не только вирус, но и ткани организма в очаге поражения, это вызывало новый всплеск активации иммунных клеток, процесс разрушения тканей усиливался и в итоге охватывал весь организм».

Трудно с уверенностью сказать, какое воздействие оказала «испанка» на Человечество, вернее, трудно выделить влияние именно самой эпидемии на фоне окончания Первой Мировой войны, непрерывных «релаксационных войн», российской революции, утверждения Версальского мирового порядка.

Среди значимых эпидемий гриппа следует упомянуть еще «азиатский грипп» 1889 года и «гонконгский грипп» 1969 года. В обоих случаях число жертв превысило миллион, а количество заболевших – 100 миллионов. Поскольку эти эпидемии охватили более, чем два континента, их следует охарактеризовать, как пандемии.

Не следует думать, что коронавирус – единственная пандемия XXI столетия или, хотя бы, 2020 года. По оценкам ВОЗ продолжаются эпидемии малярии (около 5 миллионов погибших) и СПИДа (порядка 19 миллионов погибших). Но этими болезнями страдают, по преимуществу, люди, не относящиеся к «золотому миллиарду», и работает правило вестернов: «проблемы индейцев шерифа не волнуют».

Биологическое оружие и сверхэпидемии в фантастике и медиа

Поскольку эпидемия (мор) всегда рассматривалась, как один из «всадников Апокалипсиса», не должно вызывать удивление, что люди начали применять биологическое оружие задолго до того, как смогли разобраться в механизме его действия. Использовались «оспенные одеяла», зараженные туши животных и трупы людей. Чаще всего биологическое оружие применяли против осажденных городов и крепостей, где, в условиях скученности, эпидемия должна была развиваться молниеносно.

По некоторым данным, иезуиты еще во времена «войн реформации» научились искусственно ослаблять и усиливать вирус оспы, используя его, правда, не как оружие массового поражения, а в качестве индивидуального террора.

Между мировыми войнами японцы попытались перенести исследования бактериологического оружия на научную основу. В основном, они экспериментировали с чумой и клещевым энцефалитом. После войны действия «Отряда 731» были заслужено отнесены к военным преступлениям и к преступлениям против человечности, но, по крайней мере, японские преступные исследования, по-видимому, поставили на идее бактериологического оружия жирный крест.

Армия, принимая на вооружение то или иное средство ведения войны, требует понятности и воспроизводимости его действия. Генерал, отдавая приказ об использовании оружия, должен иметь ясные представления о последствиях. Они могут быть кошмарными (применение ядерного оружия), но должны быть точно просчитываемыми.

Что касается бактериологического оружия, то сколь угодно точное воспроизведение начальных условий, отнюдь, не гарантировало воспроизводство результата. Одно и то же применение возбудителя могло привести к локальной вспышке, неконтролируемому распространению заболевания или ни к чему вообще, к отсутствию всякого результата. Военная ценность такого оружия, очевидно, равна нулю. Его просто бессмысленно использовать.

На сегодняшний день бактериологическое оружие числится и, видимо, находится в арсенале средств массового поражения великих держав, но методология его применения не разработана (исключая сугубо тактическое применение несмертельных инфекций).

Бактериологическое оружие, так и не приобретя военного значения, оказалось вытесненным в медийную нишу. Расцвет фантастики 1960-х годов привел к появлению целого поджанра «биологической фантастики».

Из советских произведений на эту тему на меня произвел впечатление рассказ И.Варшавского «В атолле» и первая часть эпопеи Г.Гуревича «Мы из Солнечной Системы». В рассказе Варшавского речь идет о семье космолетчика, изолированной на острове в океане из-за заболевания инопланетной болезнью. В романе происходит глобальная пандемия «заразной старости», оружия времен Холодной войны, сохранившегося на секретной базе НАТО в Антарктиде.

В США признанным мастером жанра стал М. Крайтон с превосходным романом «Штамм «Андромеда»», впоследствии экранизированном, но крайне неудачно. Речь также идет о биологической войне и о поиске в космосе вирусов – инопланетных или земных, мутировавших под воздействием ультрафиолетового солнечного излучения – для производства бактериологического оружия. Погибает все население небольшого поселка, но вирус удается изолировать в подземной лаборатории, о деятельности которой и повествует роман. По существу, это – первое описание в фантастике работы Think Tank’а, «фабрики мысли».

Интересно, что в романе присутствует оценочный подсчет возможных жертв сверхэпидемии: от 2 до 5 миллионов человек в крупной стране (СССР), то есть порядка 40-100 миллионов в масштабах мира.

М. Крайтон написал еще один роман-катастрофу на «бактериологическую» тему – «Мутант-59». Здесь, правда, болезнетворный агент, сам по себе, не убивал людей, но разрушал пластмассу, что привело к длинной цепочке техногенных катастроф.

Все эти тексты были написаны на рубеже 1960 – 1970-х годов. Далее – ничего запоминающегося. В текстовой форме жанр умер, но, разумеется, регулярно снимались фильмы и выходили сериалы. Мода дошла и до России – сравнительно недавний сериал «Эпидемия» — в тренде актуальности.

Аттрактором жанра, как можно было предположить стали многочисленные поделки на тему «зомби-апокалипсиса», как «идеальной сверхэпидемии».

Коронавирус и проблема информационной величины эпидемий

В 2010 году наша дочь Евгения писала диплом, и мы вместе работали над темой «Информационная величина катастрофы», позднее результаты были опубликованы в книге «Дикие карты будущего». В работе был предложен следующий алгоритм:

В одной и той же поисковой системе в близкой семантике поисковых запросов определяется число ресурсов, посвященных данной катастрофе. Определяется относительная информационная величина катастрофы.

Учитывается эффект забывания (более близкая по времени катастрофа отражается на большем числе ресурсов), все катастрофы искусственно привязываются к одной и той же дате. Определяется абсолютная информационная величина катастрофы. По аналогии с понятием «абсолютная звездная величина» имеем:

А = -2,5lgD + нормировочная константа, где D – найденное поисковой системой «приведенное» число ресурсов, то есть число ресурсов, скорректированное на эффект забывания. Нормировочная константа определяется через понятие «эталонной катастрофы», в качестве которой была выбрана катастрофа японского Боинга-747 в 1985 году. Для этой катастрофы А=0 «по построению», тогда константа равна 10,185, и формула обретает вид: А=-2,5lgD + 10,185. В этом формализме минимальная проявленная катастрофа, для которой поисковая система находит всего 1 документ, имеет информационную величину 10,185. Различию информационной величины катастрофы на единицу соответствует различие числа информационных ресурсов в 2,512 раза. Катастрофы с А<0 относятся к классу сверхкатастроф.

Вычисляется материальный эффект катастрофы как -2,5lg (число погибших в катастрофе).

Строится график зависимости логарифмических потерь от абсолютной информационной величины катастрофы.

Опыт показывает, что на графике выделяется главная последовательность, «пропиаренная последовательность», и особые катастрофы, недооцененные или, напротив. Переоцененные. К недооцененным (естественно, в европейском языковом пространстве) относится землетрясение в Таншане (Китай), наиболее выраженные переоцененные события – атака на «башни близнецы» ВТЦ 11 сентября 2001 года, Чернобыльская катастрофа 1986 года.

К «пропиаренным» катастрофам, образующим вторую параллельную главной последовательность относится смоленская катастрофа Ту-154 с гибелью Леха Качинского, гибель Титаника и ряд других катастроф. Разница между обычной и «пропиаренной» последовательностью составляет около 2,7, то есть около 12 раз.

Применим ту же технику к анализу информационной величины эпидемий. Это представляет некоторые трудности, поскольку, в частности, человеческие потери в эпидемиях в различных источниках может отличаться «в разы». Например, для чумы XIV века в Сети представлены цифры от 21.000.000 человек (это – явно заниженная оценка относится только к Европе и получена на базе подсчетов Ватикана) до 30.000.000, 45.000000, 60.000.000 и даже 200.000.000 человек. С другой стороны, большинство сайтов, посвященных одной из великих эпидемий, упоминает также и остальные. Это усложняет анализ, но позволяет обойтись без оценки эффекта забывания (он учтен в уменьшении числа перекрестных ссылок на более старые события).

«Пропиаренность» эпидемии холеры 1852 года связана с тем, что именно в это время был открыт холерный вибрион, что, с очевидностью, увеличивает число ссылок. Некоторая недооцененность чумы XIV века связана с невероятным (и при этом весьма неопределенным) числом жертв. «Отставание «черной оспы», вероятно, объясняется тем, что эта инфекция считается полностью ликвидированной и утратившей актуальность.

«Пропиаренность» коронавируса является рекордной среди всех эпидемий. Сдвиг точки относительно кривой составляет 3,75 единицы, то есть свыше 30 раз. Отчасти это объясняется актуальностью эпидемии.

Отметим здесь, что количество жертв коронавируса, разумеется, возрастет – эпидемия еще не закончилась[6]. Но возрастет и число посвященных ему ресурсов, так что, хотя точка, фиксирующая эпидемию «коронавируса» и будет дрейфовать, но, видимо, параллельно главной последовательности, не меняя расстояния от нее.

Отметим также, что данный метод анализа критичен лишь в одном отношении: поисковые запросы должны быть одинаковыми для всех эпидемий. В этом случае ошибки поисковиков (в отношении числа ресурсов) и сайтов (в отношении числа погибших) будут оказывать влияние только на абсолютные величины цифр, но не на поведение зависимостей и не на определение «коэффициента пропиаренности».

Феномен коронавируса

Объективно коронавирус ничем особенным не выделяется на фоне остальных инфекций «гриппозного типа». Его интегральная смертоносность точно «не доберет» до «испанки», но, возможно, незначительно превысит «азиатский» и «гонконгский» грипп.

Первые случаи заражения зарегистрированы в ноябре 2019 года, возможно, в январе была первая эпидемическая вспышка, не распознанная, с середины февраля началось нарастание эпидемической волны. Это, отчасти, связано с повышением общественного внимания, отчасти – с действительным распространением эпидемии из ее первоначального очага. Крутизна нарастания фронта волны характерна для «гриппозных» эпидемий, следовательно, и дальнейший ход событий, в том числе – длительность эпидемии и «счет мясника» может быть рассчитана по аналогии. Ничего особенного.

Даже если принять цифру в 19 тысяч погибших как точную, коронавирус все равно не дотягивает до ежегодных показателей той же малярии, не говоря уже о заболеваниях сердечно сосудистой системы и диабете[7].

При этом информационное / медийное воздействие вируса просто чудовищно. Прекращено воздушное, а местами и всякое сообщение между странами. Проводятся (без объявления чрезвычайного положения) карантинные мероприятия. Не работают школы, ВУЗы, научные центры, театры, кинозалы. Прекращены турниры и чемпионаты. Отменены Олимпийские игры.

Это, действительно, беспрецедентно, и до сих пор происходило только во время Первой и Второй Мировых войн.

Кажется, здесь, отчасти, лежит разгадка медиа-феномена коронавируса. «Война без войны», «мир – это война», «мировой войны нет, но функции ее выполняются».

Война – прежде всего, высокотехнологичный деструктор экономики. Кроме того, мировая война маркирует три глобальных процесса: смену / сохранение мирового лидера, смену технологического уклада, перераспределение глобальных активов. И, вероятно, именно с этим мы и столкнулись.

Еще раз подчеркну: COVIR19 вполне реален. Это – серьезное заболевание с относительно высокой патогенностью и достаточно высоким уровнем смертности. В этом смысле, коронавирус никто не придумывал – он возник сам по себе и занял свое место среди десятков других причин смерти. Так что, тревога – не учебная! Но и интенций стать мировой катастрофой у этого вируса не было. Возник он сам. Катастрофой его сделали намерено и искусственно[8].

Неужели ни у кого не вызвала подозрений синхронность эпидемии и торговой войны между США и Китаем? КНР потеряла по первым прикидкам 15% производства, будет больше, поскольку практически неизбежен бойкот китайских товаров, по крайней мере, распространяемых сетевым способом, и резкое ограничение туризма. Китай может проявлять чудеса интеллекта в борьбе с коронавирусом, но, в действительности, «мастерской мира» указали на ее место.

«По дороге» подешевела нефть. Это – удар по Саудовской Аравии и нефтяным шейхам, вернее, по королевской семье Саудитов. И, последнее по счету, а не по значению, удар по России, довольно точно нанесенный в интервале между сменой правительства и голосованием по поправкам к Конституции.

Кроме того, евро, конечно, останется, но, вот, Евросоюз «де факто» прекратил существование, как и предсказывалось фабрикой мысли «Усть-Качка» в 2018 году.

И ничего даже не посоветуешь…

Дополнительный плюс для Соединенных Штатов Америки – возможность закупиться нефтью. По низким ценам. Дональд Трамп – умный человек, поэтому он всегда говорит именно то, что думает и собирается делать.

Кстати, особой интриги в выборах 2020 года в США и не было, но теперь, похоже, сняты последние сомнения. Как говорил Мастер: «Разве что, чудо?»

Так что, выгодоприобретатель нашей медиа-эпидемии понятен. Ясно и, кто окажется пострадавшим. На страновом уровне – Саудиты, Китай, ЕС, Россия (и именно в таком порядке).

Ну и, конечно, на коронавирус удобно возложить ответственность за мировой экономический кризис и последующую депрессию. Такой кризис на 2020 год уже несколько лет предсказывали все аналитики, исходя из поведения разномасштабных экономических циклов и совпадения нижних точек.

Коронавирус как катализатор перехода к 6-му технологическому укладу

Но, возможно, реальная ситуация не столь проста и намного более интересна.

Борьба США с Китаем, переизбрание Трампа и даже очередной удар по России, — все это важно, но не до такой степени, чтобы организовывать «мировую войну в форме эпидемии». В конце концов, все эти проблемы можно было решить и менее жестким, а, следовательно, менее обязывающим способом.

Но есть «проблема проблем». Переход мира к 6-му технологическому укладу. А 6-й уклад – это, во-первых, разрушение «экономики услуг» и «экономики впечатлений», относящихся к предыдущему 5-му укладу. Во-вторых, роботизация, аддитивные технологии и массовый переход к безлюдному производству. В-третьих, производство шаговой доступности, слабо зависящее от транспортных сетей и мировых рынков. В-четвертых, дистантное образование. В-пятых – виртуальные формы жизни, деятельности, досуга. В-шестых, криптовалюты, бартер, смарт-контракты.

Наконец, в-седьмых это замкнутые циклы в производстве, и, в-восьмых, рефлексивные модели управления, в отношении чего коронавирус вряд ли поможет. Зато с предыдущими позициями – все просто идеально.

Я бы заметил, что именно карантинные мероприятия в связи с коронавирусом есть разрушение глобализации и глобальных рынков, а также переток капиталов из областей финансовых технологий (прежде всего, банковских), экономик услуг и впечатлений в производственный сектор и сектор альтернативных финансовых технологий, представленных, прежде всего, Фондами, как новыми держателями «Казны» и смарт-контрактами, как новыми договоренностями.

То есть, коронавирус, подобно Первой и Второй Мировым войнам, окажется катализатором перехода общества к следующему технологическому укладу.

И это – исторический результат того же масштаба, что «чумной кризис» XIV-го века.