Как на излете оттепели расправлялись с неугодными поэтами

В тюрьму уже не сажали, это правда. В армию отправляли, на сборы. Вознесенского – в Прикарпатский военный округ, Евтушенко – в Закавказский.

 

По Москве поползли тревожные слухи. О неволе и тягостной доле, о солдатской лямке и чуть ли не о шпицрутенах и гауптвахтах. Два десятка любителей поэзии решили провести на Пушкинской площади митинг в защиту гонимых поэтов. Напечатали листовки, подготовили плакаты и

были, разумеется, повязаны за пару дней до назначенного митинга, на который Общество Защиты Передовой Русской Литературы (ОЗПРЛ) намеревалось созвать всех неравнодушных.

Евтушенко тем временем млел от… счастья. Сослан! Да еще на Кавказ. Как Лермонтов! как Бестужев-Марлинский и Полежаев! – ну, что может  быть питательнее для славы опального поэта?
Тем более что служить его определяют тотчас же в окружную газету "Ленинское знамя" – и начинается жизнь развеселая: поэтические вечера, раздача автографов, поездка на Пушкинский перевел – туда, где Пушкин, знаете ли, встретил арбу с телом убитого Грибоедова, кутежи в домах самых знаменитых тбилисских поэтов и художников.

Да что говорить, если, как вспоминал впоследствии сам Евгений Александрович, "однажды в редакцию позвонили из штаба Закавказского военного округа: «Командующий округом генерал армии Стученко интересуется, не может ли рядовой Евтушенко прийти к нему сегодня вечером на день рождения?»

Организаторы несостоявшегося митинга – студент Ю.Титков и типографский рабочий А. Шорников – в итоге получили по году общего режима. За глупость в СССР много не давали.
По результатам трехмесячных военных сборов Вознесенский написал и напечатал несколько стихотворений, а плодовитый Евтушенко целую поэму под названием "Пушкинский перевал".

В Париже пишут, будто на Кавказ
я сослан в наказание, как Пушкин.
Я только улыбаюсь: «Эх, трепушки, —
желаю вам, чтоб так сослали вас!»

Как сложилась судьба Шорникова и Титкова не смог узнать даже «Мемориал», числящий их среди жертв политических репрессий.