Интервью - Александр Зельдович, кинорежиссер: "Я съездил бы в Мишень, хоть это и рисковое дело"

Как принимали фильм "Мишень" на Берлинском кинофестивале, что попадает в настоящие Мишени, когда и почему товарное потребление подменило ответы на важные вопросы, в чем был прав Мамардашвили и в чем ошибался Тарковский,— GZT.RU рассказал режиссер Александр Зельдович.

Стала известна дата выхода на российские экраны фильма Александра Зельдовича "Мишень", премьера которого состоялась на Берлинском кинофестивале в феврале этого года. Лента выйдет в российский прокат 30 июня.

Авторская по высказыванию, но сделанная с большим размахом "Мишень" в декорациях Москвы 2020 года рассказывает о счастье, которое люди научились подменять страстью, жадностью и властью. Идея фильма появилась в 2005 году, а год спустя Александр Зельдович с писателем Владимиром Сорокиным написали сценарий, на реализацию которого ушло пять лет.

Как принимала ваш фильм иностранная аудитория на Берлинском кинофестивале?

Я был только на премьере и на одном из утренних показов. В обоих случаях залы были полные. В принципе, картину смотрели и принимали хорошо, кажется, она пользовалась немалым вниманием. Местные кинокритики экстравагантно падали на колени с благодарностями "за ваш прекрасный фильм". После была довольно обширная дискуссия в прессе.

А что говорили зрители?

Было интересно, когда кто-то сказал, что "Мишень" сделана против фестивального течения. Учитывая, что сегодня появилась мода, особенно среди кинокритиков, на компактные во всех отношениях фильмы как по форме, так и по содержанию, такой отзыв, по-моему, оправдан.

Пресс-конференция фильма "Мишень", прошедшая в рамках Берлинского кинофестиваля 2011 года Источник jewsejkajewsejka

Я спросил про иностранцев, потому что ваш фильм в плане интернационального восприятия понятен гораздо больше, чем "В субботу" [картина Миндадзе также принимал участие в "Берлинале-2011"]. Лично у меня после просмотра сложилось впечатление, что "Мишень"— это никакое не подведение московских итогов нулевых, а, скажем, подведение итогов европейских где-то с 1960-х годов.

А вот это очень может быть. Интересно, почему вам так показалось. Где-то во второй половине XX века у западного человека появилась некая иллюзия, что прогресс и улучшение качества жизни способны разрешить в том числе и человеческие проблемы, связанные с поиском смысла. Стало казаться, что улучшение окружающей действительности— это и есть смысл. Дескать, что это поможет человеку раскрыть себя, после чего он не будет обременен оставшимися проблемами бытия. В большой степени это и произошло. Люди стали свободнее и раскрепощеннее. Но потом выяснилось, что смысловой вакуум никуда не делся, потому что создание новых условий жизни не означает создания новых смыслов. Прогресс, как это ни странно, не может являться смыслом жизни.

К тому же, с началом 1980-х, когда на Западе изменилась система кредитования, начался потребительский бум, и весьма азартный. Он действительно много чего принес по части чисто житейского удовольствия. Люди стали покупать не только товары первой необходимости вроде туалетной бумаги, а что-то большее. Квинтэссенция потребительского бума— это торговля двумя вещами: счастьем и вечной молодостью. И сегодня они являются главными товарами, судя хотя бы по биллбордам. Давно известно, что сегодня реклама продает не косметику, а молодое лицо…

…И длинные ноги.

Да. Соответственно, в нашем понимании эти две вещи перевелись из разряда философских категорий в разряд потребления без осознания того, к чему это все может привести. Зачем нужна вечная молодость? Мамардашвили говорил, что смысл возникает не из бесконечности жизни, а как раз благодаря ее конечности. Неизбежность завершенности придают осмысленность жизни. И когда человек начинает бороться с этой завершенностью, он отодвигает от себя необходимость ее осмысливать. И тут возникает противоречие— поскольку человек такое существо, которому недостаточно есть и пить, ему нужны еще смыслы, иначе он будет чувствовать себя неуютно.

А герои "Мишени" просто берут и покупают этот смысл?

Наши персонажи пробуют утолить этот голод теми способами, которые сделались привычными за последние десятилетия. Да, они попросту пытаются купить смысл своего существования. Они платят огромные бабки, покупая магическую процедуру. В результате, правда, герои решают свою задачу: у каждого из них начинает выкристаллизовываться свой смысл. Другое дело, что полученное знание, даже купленное, не всегда может быть приятным. То есть приобретенный ими смысл оказывается не вполне утешительным.

За счастьем на Алтай По сюжету, "Мишень" рассказывает о России 2020 года. В стране торжествуют стабильность и процветание, но главные герои, принадлежащие к элите, понимают, что молодость уходит, а любовь потеряла былой смысл. Они не могут с этим смириться, и отправляются в горы Алтая, где, по слухам, есть заброшенный с советских времен астрофизический комплекс— накопитель космических частиц, называемый Мишенью. Проведя в этом месте ночь, герои обретают чувство бесконечной свободы, но вместе с тем у них обостряются все потаенные страхи прошлого.

Тогда зачем переносить действие в будущее, если описанную вами теорию можно запросто реализовать в наши дни?

С будущим была такая штука. Мы осознанно выбрали эту временную дистанцию, чтобы не помещать действие в настоящее— нам нужно было это временное расстояние, чтобы не отвлекаться на повседневные реалии. В противном случае наши герои были бы чересчур конкретными. Это был бы узнаваемый министр нынешнего правительства, у него была бы такая-то "рублевская жена" и так далее. Мы бы начали немедленно сползать в какой-то ненужный фельетон.

А образ самой мишени как вам пришел в голову?

А это правда, тут мы ничего не выдумывали.

Такие объекты реально существуют, и они "собирают" космическое излучение. Отфильтрованное реликтовое излучение от Большого взрыва, долетающее до Земли, попадает на детекторы, которые действительно называются мишенями. Другое дело, что навряд ли существует предмет или какой-то условный сосуд, который может накапливать это излучение.

Раз зашла речь о космосе, то отсылки, особенно визуальные, к "Солярису"— это специально?

Нет, специального в этом ничего нет.

Я после фильма долго не мог отделаться от ощущения, что Суханов и Кищенко держали в голове игру Баниониса.

Просто все трое играют примерно одно и то же— ощущение, что рядом существует что-то очень большое и неизъяснимое. К тому же, когда актер играет трагедию— а наш фильма все же сделан в этом жанре- даже если он скачет, как зайчик и хихикает, он все равно держит в себе большую тему. Одно дело, если это зайчик из водевиля, а другое— если это Фальстаф в "Генрихе IV". В последнем случае зайчик будет вызывать не только смех. В трагедии актеры всегда живут в пространстве, где существует надбытовое, вертикальное измерение. К примеру, в "Сталкере" актеры могут чесаться, ругаться, но их все равно не будет покидать ощущение, что они присутствуют при чем-то очень важном.

Ваша Мишень— это тоже ведь своего рода Зона или тот же Солярис.

Да, верно. Это что-то, что есть помимо нас. Что-то, что пытается вступить с нами в какой-то важный и малопонятный диалог. Знаете, есть исследование, по которому за ощущения присутствия каких-то высших сил отвечает конкретная зона в головном мозге.

В любом случае, это очень приятное чувство для человека— что мы не одни и у всего происходящего есть какой-то смысл.

Оно не то чтобы приятное. Но да, мы пытались в фильме создать ощущение, что наша реальность— часть другой, большей.

Из чего вы исходили, рассказывая, что случилось с героями после выхода из Мишени?

Я думал о китайском слове "ци". Более того, это было одно из рабочих названий фильма, но потом мы отказались от него, потому что по-русски звучит по-идиотски. "Ци"— это и есть та самая праэнергия, энергия пустоты и вакуума, наполняющая человека вдохновением. "Ветер мироздания".

Вы не думали, что тот, так скажем, духовных опыт, полученный героями, можно пережить с помощью медитации или того же ЛСД?

Я не знаю, но очень может быть. В любом случае, это будет уже что-то искусственное.

Вы бы сами хотели съездить в такую Мишень?

Думаю, я не отказался бы, в отличие от моего соавтора [Владимира Сорокина.— GZT.RU], который говорил уже, что не хочет. Пожалуй, я съездил бы в Мишень, хоть это и рисковое дело.

С другой стороны, эта поездка означала бы отказ от всего пережитого и полученного опыта, по которому мы выстраиваем свои отношения с миром.

Прежде всего, это будет отказом от нашего человеческого инфантильного эгоизма. Идея европейской личности— это ее экспансия во все стороны. В европейце ведь заложено, что он должен расширять свою личность, подобно вирусу, максимально по всем направлениям. Он должен заполнить собою весь мир. Даосская же идея, напротив, в том, чтобы заполнить миром себя. Это два разных вектора. И эта дискуссия тоже есть в фильме.

Кстати, сравнимая фильм с вашей же "Москвой" [фильм Зельдовича 2000 года, тоже сделанный совместно с Сорокиным.— GZT.RU], кажется, что "Мишень" получилась не такой злой и циничной.

Да, "Москва" была продиктована ощущением тупика. Тупик, кстати, никуда не делся, просто "Мишень" в каком-то смысле более взрослая и зрелая работа.

Откуда, кстати, взялась мысль, что "Мишень"— это подведение именно московских итогов прошедшего десятилетия?

Это там тоже есть. То, что происходит в фильме, свойственно пережитому десятилетию в нашем обществе.

Мне по-прежнему кажется, что Мишень" все же больше про Европу. К тому же, есть мнение, что нынешнюю Россию все же актуальнее пока анализировать методами Балабанова.

Я не знаю, что значит актуальнее в случае с Балабановым, мы ведь с ним совершенно разные режиссеры. К этому сложно что-то добавить, потому что злободневного для массового зрителя сегодня делается очень немного. Есть закрытое в себе артхаусное кино, которое само не желает быть встреченным широкой аудиторией.

Это данность только последних десятилетий?

Не совсем. Я помню, как мальчиком присутствовал на премьере фильма Тарковского, кажется, он представлял "Зеркало". И вот он со сцены начал говорить, мол, смотрите фильм, а мне по большому счету все равно, что вы скажите, потому что мы делали это кино для себя. В этом было определенное кокетство, поскольку любому режиссеру, включая великих, крайне небезразлична реакция любого зрителя на то, что он делает. Эта мальчишеская фраза Тарковского, высказанная как оборонительная реакция, была воспринята как программное заявление. А это ошибка. Никому не безразлично, тем более если это кино, а кино по определению не герметичное искусство. Это же такая вещь, которую показывают огромному количеству незнакомых людей, сидящих задами на мягких креслах.

Александр Зельдович Родился 4 декабря 1958 года в Москве. В 1980 году окончил факультет психологии МГУ, затем Высшие курсы сценаристов и режиссеров (мастерские Глеба Панфилова и Александра Митты). С 1986 года режиссер-постановщик киностудии "Мосфильм". В 1986 году снял фильм "Воительница", в 1990— "Закат" по произведению Исаака Бабеля. В 2000 году Зельдович заканчивает работу над фильмом "Москва"— почти трехчасовой эпос о московской жизни 1990-х годов. В 2004 году режиссер снимает короткометражную ленту "Зима Весна", после чего год спустя приступает к работе над "Мишенью".