АФГАНСКИЙ ПЛЕННИК. Глава 3

Я не знаю сколько был в отключке, может сутки, может двое, может больше. Помню только лицо женщины, помню, что мне тормошили трубочку (тростинку) и поили водой, и я снова отключался.

Придя в себя, я открыл глаза и увидел, что надо мной склонился табиб. Он снимал засохшую замазку с моей раны на плече. Позади него, на сложенных в стопку курпачах (одеялах), сидел Халик. Я сразу попытался схватить табиба за его худую шею, но я настолько ослаб, что не получилось даже дотянутся до неё. Я оглядел себя. Нет, это был все таки не сон. На том месте, где я всё ещё надеялся увидеть свой член, торчала трубка.

Табиб снял и выбросил в ведро съежившуюся кожу мошонки, которая все это время прикрывала раны в паху, и стал отколупывать замазку. Затем он вытащил трубку из меня, в паху заныло. Он молча осмотрел раны и попросил хозяина перевести мне, что он хочет посмотреть, как я мочусь. Халик перевел. Они подняли меня за руки и поставили на пол. Закружилась голова. Я посмотрел вниз, ничего больше не болталось между ног. Табиб прислонил банку к тому месту, где раньше был член, и я стал мочиться. Всё защипало внутри и особенно на конце. Он посмотрел в банку и удовлетворенно кивнул головой.

– Всё хорошо Алим – сказал Халик и засмеялся. Жить будешь.

Они снова положили меня на кровать и табиб смазал все раны какой-то мазью. Потом они еще поговорили и табиб передал хозяину баночку с мазью и какой-то кожаный мешочек. Они вместе вышли из сарая, оставив меня лежать одного. Я прикрыл глаза и стал вспоминать всё что было накануне.

Детали всплывали одна за другой, ком подкатывал к горлу, я привстал на кровати и с ужасом стал рассматривать то что осталось от моих половых органов. На месте где раньше был мой красивый и большой член, было бурое пятно с углублением посредине, остатки мошонки небольшим гребешком выпирали под ним. Щемящее чувство невосполнимости потери, унижения и позора, разлилось внутри. Я отвалился назад и чуть не заплакал. «Бог видимо отвернулся от меня. А как иначе, раз сам предал его, переметнувшись в другую веру» – подумал я. «Теперь сам за себя. Не знаю пока как, но отомщу.»

Мои мысли прервал звук шагов, дверь открылась и на пороге появился хозяин, а за ним его старшая жена с подносом в руках. Я пытался нащупать одеяло рядом с собой, чтобы прикрыться, но так и не нашел.

– Эээ, не стесняйся, уже тебе нечего прикрывать – рассмеялся Халик. Вставай Алим, кушать будешь. Силы надо уже, работать надо.

Я с трудом опустил ноги с кровати и сел, прикрываясь рукой. Шабо поставила поднос рядом со мной, налила чай в пиалушку и ушла. Лицо её не было прикрыто, и я узнал в ней лицо женщины, что всё это время смотрела за мной, тормошила трубку и давала воды. На подносе кроме чайника, была косушка, полная плова, целая лепешка и разная зелень. Запах плова усилил чувство голода, которое и без того давно сосало под ложечкой. Силы действительно надо было восстанавливать, хотя бы для мести, так что отказываться от еды я не собирался. Я пододвинул поднос, выпил чая и начал есть. Халик устроился на стопке курпачей в углу комнаты и стал наблюдать за мной.

– Обижаешься? – обратился он ко мне.

Я ничего не ответил. Тогда он встал, взял бутылку водки с подоконника и подошел ко мне. Он выплеснул остатки чая из моей пиалушки на пол и наполнил водкой, налил также и во вторую пиалушку.

– Водки хочешь? Давай выпей. Ты же русский. – начал он.

Я не отказался и залпом выпил до дна. Халик налил сразу по второй. Я также опрокинул и эту порцию. Приятное тепло и расслабление от еды и от водки разлилось по телу.

– Я тебя немного обманул, да. Не обижайся.

Он помолчал.

– У меня много женщин в доме, понимаешь. Я один мужчина должен быть, понимаешь. Твой чучак-палван подвел тебя.
Халик подошел ко мне, нагнулся и уставился между ног.

– Чучак нет, мне спокойно. Могу пускать тебя к своим женам и детям. У тебя тухм яйцы нет, тебе спокойно. Мучиться не будешь без женщин. Мне поверь.

Халик налил еще водки и мы выпили.

– Жен твоих я не собирался трогать – развязался у меня язык. За спасение от маджахедов конечно спасибо. Я этого не забуду. Но чем ты лучше их? Я ничего не забуду.

Халик со стуком поставил пиалу на поднос и заел луком. Он явно был недоволен моими словами. Я по-прежнему сидел перед ним голым на кровати. Он насмешливо оглядел меня. Огненная вода подействовала и его понесло.

– Ты что знаешь про меня? Духтар (девочка)! Я не маджахед, я не пашай даже, я таджик. Ты спрашивал, откуда я знаю ваш язык. Я сейчас уже хуже знаю русский, но родился и жил как и ты в союзе. Я был пионер и комсомол. 30 лет назад я работал в гарнизоне, был снабженцем. Полюбил девушка русская, Валя. Она на кухне работала, белые волосы, красивая. Она меня тоже любила. Хотел жениться. Пришел к ней в общежитие, увидел как майор её зоран, эээ насилует. Я его пинать стал и бутылкой по голове дал. Не убил, он выжил. Заявление на меня написал, девушка подписала тоже. Дома отец сказал – тебе за Пянж надо идти, а то в тюрьму посадят. Лепешку взял, нож взял, сапоги одел и ушел. Через неделю в Кундуз пришел, на бозор (базар) работал, мешки таскал, спал, ел на базаре. Мак возил. Переводчиком работал. Деньги заработал лавку купил. Потом сюда в кишлак пришел, работал, дом построил. Жену взял, две дочки родила. Другую взял, дочку родила, потом сын. Мулло деньги на мачет (мечеть) даю. Лавку открыл. Люди уважают. Война началась. Маджахед пришел – Халик баран дай, мука дай. Шурави (русские) пришел – Халик водка дай, жинсы достань. Халик всё дает, Халик всё достанет. Халик – уважаемый человек. Если Халик попросит и маджахед и шурави ему не откажут. Я попросил тебе голову не резать, ты живой. Понимаешь!?

Я молча кивнул, не желая спорить.

– Ты теперь мой хулам, бандак (раб).

Он достал из-за пазухи кожаный мешочек, открыл его и вывалил содержимое на кровать. Там были мои гениталии в мумифицированном или засушенном виде, член и два яйца. Я увидел их и к горлу снова подкатил ком, и снова захотелось свернуть башку толстому уроду, но я сдержался и отвернулся. Время не моё пока. Он собрал их и снова засунул в мешочек.

– Пока твой чучак и тхум у меня, ты мой хулам. Будешь всё делать, будешь хорошо жить. Пока я Холмурод твой хозяин, тебя никто не тронет. Всё хорошо будет, отдам твой чучак и тхум, домой пойдешь, еще бахшиш дам. Понимаешь? Если упрямый как ишак будешь, маджахед отдам, будешь у них духтар.

Открылась дверь и в сарай зашла Шабо. Она пришла забрать посуду. Я опомнился, что до сих пор сижу не одетый, стал искать глазами одежду. Шабо забрала поднос и ушла. Я слез с кровати и шатаясь пошел в угол сарая, где лежали мои шаровары и рубашка, оделся. На дворе уже вечерело и стало холодать. Халик откуда-то достал толстую маленькую книжку и протянул мне. Это был русско-персидский старый словарь в потрепанном переплете.

– Еще два дня лежи, табиб сказал – вспомнил Халик. Учи язык. И вот, мазь здесь, будешь себе мазать три раза в день. Туалет – вот ведро.

Халик допил остатки водки и ушел в дом.

Вкусная еда и водка сморили в сон. Я задремал, но среди ночи приспичило в туалет. Я встал полусонный, подошел к ведру, и по привычке стал доставать писюн. А там ничего. Пошарил в штанах и тут же очнулся, непривычное и неприятное чувство пустоты между ног. Я сел на ведро, теперь надо было привыкать как-то по-женски. Моча полилась не струей, а стала разбрызгиваться душем во все стороны. Я смотрел себе между ног и думал о новой проблеме. Не всё время же ходить в ведро. А в туалете во дворе была просто дырка, и если сесть над ней, то точно всё штаны себе зальешь. В очередной раз послал проклятие в адрес матери этого урода Халика и лег на кровать. Ладно, два дня есть, что-то надо придумать, не менять же каждый раз штаны, да и где брать эти штаны если что.

Следующие два дня я провел, валяясь в кровати и пытаясь выучить слова на фарси. Пригодится – подумал я. Боль постепенно уменьшалась, и давала о себе знать только когда ходил в туалет. Старшая жена Халика Шабо заходила стабильно по 3 раза в день, приносила еду. Я успел рассмотреть её лицо. Она была конечно не так молода и красива как Гульти, но лет ей было тоже не так уж много. Я бы дал лет 30 плюс-минус, учитывая погрешность на тяжелую жизнь. Фигуры под балахоном видно особо не было, но по общим очертаниям она была средней комплекции, ни худая, но и не толстуха. На лице выделялся её слегка горбатый нос. Я периодически смазывал раны, каждый раз с комом у горла рассматривая свои увечья. Дни прошли в размышлениях над планом побега, и мести. Я пребывал в неведении, и постоянно задавал себе вопросы, не находя на них ответов. Что там с нашей бригадой, почему до сих пор не берут кишлак, как там и где майор?

На утро третьего дня пришел Халик. Он был явно в хорошем настроении. Он принес мне свежую одежду и сказал одеваться. На этот раз одежда была получше прежней: более плотные штаны на пуговицах, новая рубашка, черная жилетка и мягкие короткие сапоги.

– Алим, всё ты уже нормально – сказал улыбаясь хозяин. Давай одевай. Пойдем дом покажу, пора работать.

Я оделся и вышел за Халиком. Мы прошли через весь двор, зашли под навес и подошли к резным деревянным дверям жилища семейства хозяина. Я впервые зашел внутрь дома. В начале была просторная и светлая веранда половину которой занимала кухня, вторя половина видимо прихожая и гостиная. Открылись следующие двери и мы вошли в зал. Всё было застелено коврами, вдоль стен ровными рядами стояла куча подушек, а посреди комнаты большой, но низенький стол. Из зала выходили две двери.

– Здесь мой кабинет – сказал Халик. Сюда не надо ходить. Если позову придешь, сам не ходи. Твоё место там.

И он указал на вторую дверь. Мы зашли. Открылся просторный квадратный холл, по которому с шумом бегали дети хозяина. Четыре двери расходились из него в разные комнаты, две из которых были настежь открыты. Увидев отца дети притихли и разбежались по комнатам, из одной из комнат навстречу вышла старшая жена.

– Ты знаешь да – обратился ко мне Халик. Это Шабо – моя главная жена.

Теперь я её увидел и без платка. Длинные черные волосы были аккуратно зачесаны назад и завязаны в хвост. Халик подошел к двум девочкам, сидевшим на полу за каким –то занятием. Те сразу же встали.

– Дильноза и Гульноза – представил отец. Дильноза – старшая дочь. Скоро замуж надо, ей уже 16. Гульноз – 12 лет. Смотри тоже красавица, а, тоже наверное замуж хочет, да. Халик повертел девочку вокруг, и остановив поцеловал в лоб. Это мои сокровища, ты будешь охранять их. Он перешел на фарси и видимо представлял им меня. Девочки посмотрели на меня, заулыбались и скромно опустили глаза.

– Пойдем, другие сокровища покажу – сказал Халик и направился в другую комнату.

Мы вошли и сердце моё заклокотало. Возле окна сидела за вышиванием моя ночная красавица. Она повернулась завидев нас и встала навстречу.

– Моя вторая жена, Гульти – представил её Халик. Мой цветок.

Девушка посмотрела на меня и улыбнулась. Халик взял на руки мальчика, того самого, что кидал в меня камешки не так давно.

– Это мой палван Парвиз – сказал он с гордостью. Мой наследник. Он самый младший.

Халик подошел и подхватил на руки и девочку.

-Это младшая дочка – сказал он. Гульру, тоже мой цветочек. Ей 7 лет.

Он подошел ко мне и передал обоих в мои руки.

– Вот бери – сказал он. Ты будешь их помощник и защитник. Вот твоя работа.

Мальчик не хотел сидеть у меня, он бил ногами и попал в пах. Придушил бы зверька – подумал я и опустил обоих детей. Интересно, если их матери 20, а им 6-7, то во сколько же она их родила? В 13-14 что-ли? – почему то пришло мне в голову.

Халик обратился к Гульти и видимо тоже представил ей меня. Девушка повернулась и первый раз открыто посмотрела мне в глаза. Она кивнула головой в знак того, что поняла кто я и зачем. Я взглянул в её глаза и меня бросило в жар, я раскраснелся.

Знает ли она, что со мной сделали? – думал я. Наверное знает. Знает что? Что я их евнух?

Гадкое ощущение ущербности и пустоты растеклось по мне. Любоваться цветком и не иметь возможности его сорвать. Какой смысл тогда любоваться им. Я вздохнул и отвел взгляд от девушки.

– Пойдем – сказал Халик. Я тебе твою комнату покажу.

Мы вышли в холл и прошли к самой дальней двери. Комната была небольшой, в углу сложены аккуратной стопкой несколько одеял, сверху пара маленьких подушек. Возле окна стояла старомодная резная этажерка с керосиновой лампой на полке и рядом пуфик, обшитый зеленым бархатом. И всё, больше смотреть было не на что. Окно выходило на противоположную сторону дома, в поле или огород.

– Вот такая тебе квартира – сказал Халик. Хороший?

– Сойдет – махнул я головой. А что делать то надо? В чем работа то?

– А, всё будешь делать. Главная работа – помогай женщинам и охраняй. Они скажут что тебе делать. Если я позову, тоже будешь делать. Идем, двор покажу еще.

Из соседней с моей комнаты двери можно было выйти на задний двор. Я узнал это место, здесь к дому была пристройка, и в ней мы оборудовали этому «дустуму (другу)» баню. На заднем дворе также были что-то наподобие качелей и топчан. Также там стоял еще один дворовой туалет. Это была полностью женская половина, куда мог заходить только хозяин, ну и теперь и я. Мы прошлись по двору и заглянули в баню. Пахло древесиной. В предбаннике стояли сложенные один в другой цинковые тазики, наши советские тазики.

– Эх хамам у меня хороший сделали. Всё работает. Котел работает, качай-качай тоже. Все любят здесь мыться. Только долго воду надо набирать, качай-качай слабый. Я хочу потом насос поставить.

Халик похлопал меня по спине и неожиданно спросил

– Мне капитан веник подарил. Как вы им моетесь? Ты умеешь да?

– Им не моются. Им парят – ответил я.

– А, хош. Ты сегодня вечером сделай хамам. Мы с сыном пойдем. Покажешь, как веником парить.

Мы прошли внутрь бани. Да, ничего не изменилось. В углу стоял котел, под ним очаг, топился он дровами. Рядом стоял ручной насос, качающий воду прям из под земли. С него и набирали воду в котел для нагрева, и в тазики, чтоб разбавлять. Вдоль обеих стен стояли каменные лавки, они были обшиты досками, как и сами стены. Я постучал и заглянул в бак-котел, воды там было на дне. Покачал насос – вода идет.

– Где дрова – спросил я.

– За хамамом есть. Но надо еще собирать. Там кизяки есть.

Мы вышли из бани и Халик показал мне склад дров. Там были в основном кривые коряги и не рубленные чурки. Нужен был топор.

– А топор есть – спросил я.

Халик покосился на меня, но показал где стоит топор. Он был тупой и с щербинами, но для рубки дров (или голов) сгодится. Халик ушел, оставив меня разбираться с баней. Я порубил немного, и решил пойти разведать что вокруг.

Я прошелся вдоль плетеного забора до конца поля. Забор был не высокий и сделан из сухих веток и обрубков стволов деревьев, больше от скота, чтоб не забирались коровы и бараны. За полем был спуск в овраг, я запомнил – может пригодиться.

Меня окликнули по имени, я повернулся. Старшая жена звала обедать. Я обедал вместе со всеми женами и детьми Халика, за низеньким столом на веранде. После опять занялся подготовкой бани. Изрубил все коряги и чурки, перетаскал в предбанник. Затем набрал воды в бак и разжег огонь в очаге. Вода стала нагреваться и прогревать помещение бани. В бане нашел деревянную кадку и замочил в ней дубовый веник. Часа через два баня была готова. Я пошел искать Халика и нашел его в своем кабинете. Он сидел и потягивал кальян.

– Хамам готов – сказал я, приоткрыв дверь.

Халик кивнул головой.

– Скажи Шабо, чтоб сына привела. Я сейчас приду.

Я заглянул в комнату Шабо и передал указание хозяина. А сам побежал в свой бывший сарай забрать одежду и тряпку.

В предбаннике, снял всю одежду и обернул тряпку вокруг бедер. В бане уже стоял приличный жар. Пришел Халик, а за ним Шабо привела пацана и передала его мне. Я его раздел и повел в баню. Мальчишка явно стеснялся или боялся меня, он брыкался раздеваться и все время прятал свой писюн. Я налил тазик теплой водой и посадил его туда. Зашел Халик. Приземистая крепкая фигура, небольшой живот, грудь живот и спина были покрыты черными и седыми волосами. Он зашел и плюхнулся на лавку.

– Вах, жарко. Хорошо – сказал он.

Халик обратился к сыну на своем языке. Тот послушно встал из тазика и повернулся к отцу.

– А, Алим – сказал Халик показывая на сына. Какой палван, а. Как я. Тоже жен много будет иметь.

– Давай веник, парить будешь – сказал он.

Я пошел к кадке за веником. Проходя мимо Халика, он протянул руку к моей набедренной повязке и сорвал её.

– Не нужна тебе одежда здесь. Ходи как все. Ты мыться пришел – Халик едко расхохотался.

Он специально сделал это, чтоб унизить меня и показать перед сыном мою ущербность, показать пацану его превосходство. Мальчишка заметил отсутствие моих мужских достоинств, и видимо сильно обрадовавшись, захохотал вместе с отцом.

– Духтар, духтар – кричал мальчишка, показывая на меня пальцем.

– Эээ, Алим, не обижайся – вдоволь насмеявшись, сказал Халик. Ты не должен обижаться, привыкать надо. Сын тебя боялся, теперь не боится. Давай свой веник.

Халик лег животом на лавку. Я стал разгонять пар веником и лупить по его телу. Халик кряхтел, ойкал и ухал. Я прошелся по нему представляя, что таварю его не веником, а палкой. Закончив сзади, сказал перевернуться.

– Вах, больно – сказал он. Зачем русские так делают?

Халик повернулся на спину. Его короткий член возбудился и вырос в толстую дубину. Явно, что ему понравилась процедура. Я отхлестал уже полупустым веником его и спереди, не забывая полосонуть и по гениталиям. Закончив, я отправил его окатиться холодной водой, для завершения процедуры. Холодная вода из тазика охладила его пыл и в прямом и в переносном смысле. Он уставший плюхнулся на лавку. Пацан смотрел на него во все глаза, не понимая хорошо тому сделали или плохо.

Халик скомандовал сыну и тот лег на лавку. От веника остались почти одни прутья и я не собирался его сильно хлестать, только разогнал пар и несколько раз слегка прошелся по всем частям его пухлого тела. Перевернул и повторил процедуру. Этого хватило, чтобы немного проучить мальчишку, он визжал как резаный поросенок, прикрывая свой маленький чучак. В завершение окатил его холодной водой.

– Говоришь, силы прибавляет? – спросил разомлевший хозяин. Такой дерева здесь нету. А с другой можно сделать такой веник?

– Можно – ответил я.

– Ты знаешь, что такое пайшанба?

– Нет.

– Каждую неделю муж должен спать с женой. Это – пайшанба. Через три дня пайшанба, ко мне Шабо придет. Я хочу, чтоб ты Шабо попарил. У неё силы совсем нет, как будто не любит мужа, а.

Я просто молча кивнул головой.

– Завтра Гульти идите на сай (мелкая речка на дне ущелья). Там много всяких кустов. Посмотри хорошие и сделай веники. Хош.
Халик встал и направился в предбанник. Мальчишка побежал за ним.

– Маладес. Всё спать надо – сказал Халик и прикрыл дверь.

Я остался один. Дровишки уже догорали, но жар еще был нормальный. Я взял приготовленные мыло и мочалку и стал мыться. Силы постепенно возвращались ко мне. Я пару раз окатил себя из тазика теплой водой и сев на лавку стал осматривать свои раны. Бурые корки отпали, всё затянулось новой розовой кожей, на которой не росла растительность. В центре розового пятна стало видно углубление мочевого канала. Я ощупал вокруг ран, боли больше не было. Чтоб прогнать депрессивные раздумья я окатил себя холодной водой и пошел вытираться.