ТАИНСТВЕННАЯ СИЛА

ТАИНСТВЕННАЯ СИЛА

   Генерал – майор Суровикин не считал себя хозяином танковой дивизии (Располагалась она в Восточной Германии) и относился к своей должности, как обычный рабочий. Хозяевами считали себя два полковника, которые вели тайную деятельность против генерала и друг против друга.

   Тайная деятельность особенно привлекательна в армии среди высших чинов. Их карьерная дорога усыпана звёздами и чтобы поднять звезду – нужно нагибаться, но нагибаться осторожно, чем ниже, тем лучше и оглядываясь, потому что можешь не заметить, как тебе усядутся на плечи, вместо звезды окажешься просто напросто извозчиком. Как раньше пели: ямщик погоняй лошадей….

   Так кто же считал себя хозяином дивизии?

   Крупное лицо с калмыцким разрезом глаз, тяжелый взгляд, шаркающая походка и длинные руки, достающие до колен. Если бы руки были ещё покрыты рыжей и густой шерстью, то можно было бы сказать, что перед вами орангутанг, но это не орангутанг, а начальник политотдела полковник Калмыков. Он никогда не здоровается. Работает взглядом, накладывая его на встречного, словно хочет прижать к земле. Солдаты при виде его разбегались, так как он, выловив не успевшего скрыться, направлял его на плац, чтобы проверить строевую подготовку и не опозориться перед партией. Два часа марша: ать, два.., лихо честь рубящей рукой, носок сапога на уровне глаз. Словом, прокатывал по всему воинскому Уставу. Офицеры рыскали глазами по сторонам, где бы спрятаться, но зазевавшего или не нашедшего убежище, он хватал за грудь, притягивал к себе с неимоверной силой и шептал, напуская слюну в уши.

- Ты понимаешь?

- Что, - хрипел от мёртвой хватки задыхающийся.                

- Партия наш рулевой.

   С этой фразы он всегда начинал любой разговор и с генералом. Суровикин кивал головой, но, вспоминая войну, думал, что природа или кто – то свыше поступили мудро, родив до войны не калмыковых, которые бежали бы из окопов, а тех, кто выстоял в окопах.

   После позорного случая с Калмыковым полковника стали втихомолку называть «Побитая партия». Выйдя однажды в гражданской форме, а надел он гражданку, чтобы проверить, как реагируют на него, когда он без погон, Калмыков приметил здоровяка в шляпе, приняв его за переодетого офицера. Мёртвая хватка не сработала. Полковник кубарем отлетел, пропахав спиной усыпанную гравием дорожку.

- Ты партию бьёшь, - заорал он.

   Здоровяк оказался немцем, случайно зашедшим в гарнизон, который понял, что перед ним русский, но что он сказал – нет. Он поднял руку вверх, сжал в кулак и рявкнул.

- Freundschaft (Дружба).

   Freundschaft – то – Freundschaft, но ободранную шкуру на спине не заменишь.  

   Калмыков являлся владельцем белой  папочки с тесёмками и названием «На всякий случай», которая хранилась в бронированном сейфе. Предосторожность была вызвана её нестандартным содержанием. Он заполнял папочку каждый день в закрытом на ключ кабинете с решетками на окнах и двумя автоматчиками на входе, записывая в неё жизнедеятельность начальника особого отдела полковника Беляева. Жизнедеятельность была изложена в мельчайших подробностях. Даже со знаками NB(обратить особое внимание). Калмыков часто перечитывал жизнеописание. Особенно ему нравились стиль и слог в операции под названием «Стекло», которую блистательно провёл Беляев, загрузив в личный контейнер вместо стекла хрусталь, и отправил с Дрездена в Союз. Начальник политотдела доходил до такой степени злости против Беляева, который не ставил Калмыкова в известность об отправке личных контейнеров, забитых коврами, фарфором, чайными и кофейными сервизами из Мейсена, сервантами из Ризы, Борно…, что однажды чуть не отправил жизнеописание полковника Беляева в солидное издательство «Политбюро» главному редактору Зюссу (М. Суслову).

   Оставим пока Калмыкова и перейдём к Беляеву. Маленького роста, юркий, с бегающим взглядом, который метался со стороны в сторону, словно что – то выискивал.

- Что ты рыщешь, как гончая, - говорил Беляеву генерал. – Ты же офицер.

- Я – офицер, - отвечал Беляев, - но офицер Особого отдела.

   Он старался рассмотреть, какое выражение появлялось на лице генерала после этих слов, но тот окутывался дымом и уходил.

   Беляев всегда старался быть неузнаваемым, а для этого так нахлобучивал фуражку или шапку, чтобы не видно было его лицо. Беляев был страстным любителем вербовки немцев, и если бы у него была возможность завербовать всех немцев, он завербовал бы, но так как такой возможности не было, он заполнял агентурную сеть мёртвыми душами. Когда проверяющие говорили, что хотят познакомиться с самым совершенным немецким агентом - западником, Беляев отвечал, что тот только вчера умер, и он готов показать даже могилку. Беляев был предусмотрителен и часто навещал кладбище. А вдруг найдется ушлый и согласиться. Ушлый нашелся, но посмотреть на могилку не захотел, а сказал.

- Что – то часто у Вас умирают агенты.

- Работа, - ответил полковник, - всё на нервах. – Он приводил даже в пример Сизифа, но, если Сизиф не докатывал камень до верхушки горы, то Беляев не только докатывал, а и перекатывал.

   Беляев знал, что если папочка «На всякий случай» Калмыкова попадёт к вышестоящему начальству, то ему в любом случае придётся расстаться с одной звёздочкой, а поэтому он решил обезопасить себя и завёл свою папочку «Для всякого случая» с жизнеописанием полковника Калмыкова. В отличие от начальника политотдела Беляев оказался более плодовитым и творческим, с огромной фантазией, придумал несколько операций, в которых Калмыков оказался вором, грабителем, авантюристом, мошенником, жуликом. Варвар грабит ГДР, в деревнях и городах от разбоя Калмыкова назревают бунты, и этого подлеца нужно лишить всех званий и отправить в Лефортово. Занимается развратом. Вложил даже несколько фотографий с женщинами. Особенно Беляев выделил операцию Калмыкова по продаже танкового тягача «Звезда», который был новый, но, по мнению Калмыкова, его нужно было сдать за марки немцам на металлолом. И он сдал, положив деньги в собственный карман. А охота с сотрудниками районного МГБ на кабанов, невинных животных, которых Калмыков назвал немецкими свиньями. Эти слова могут завистники по тайным каналам довести даже до Эриха Хонеккера. И что? Международный скандал. Беляев понимал, что преувеличивает, но остановить разбежавшуюся руку было трудно.

   Беляев также как и Калмыков, не раз подумывал о том, чтобы отправить жизнеописание начальника политотдела в солидное издательство, но не в «Политбюро», а в «КГБ» главному редактору Андропуло ( Ю. Андропову) и чуть не отправил, но во время схватился, что тихо, конечно, не пройдёт. Схватятся главные редакторы, но на чью сторону станет генеральный председатель издательства? У Андропуло есть, чем кольнуть генерального: драгоценностями, которые скупала, прятала и перепродавала его дочь, но Зюсс наизусть знал все труды большевистского вождя (рабочего Иванова) и мог революционными цитатами забить не только любого издательского сотрудника, но и самого председателя.

   Словом, в отношениях двух полковников вышло так, что оба оказались в заложниках друг друга, а поэтому решили жить дружно и мирно, но завести папочку «На все случаи жизни» с жизнеописанием генерала Суровикина.

   Генерал был приземистым, лысым, с толстым носом, поразительно огромными ноздрями, из которых постоянно валил папиросный дым. Он окутывал его, рассмотреть лицо детально практически было невозможно. Офицеры, разговаривавшие с ним, не видели его, а слышали только трубный голос, вылетавший из столпа дыма. В гарнизоне говорили: дымчатый генерал. Он ездил на «Волге» без адъютанта. Спрашивали: почему? Он отвечал: я же не на войне, а в мирной жизни.

   Новое поле деятельности для полковников оказалось обширным. Папочка малообъёмной. Остановили свой выбор на амбарной тетради. Творческим местом избрали подвал под зданием особого отдела. Изгнали крыс. Поставили двухметровый бронированный сейф. Удвоили двери. Вызвали с Потсдама наружку. Завербовали кантора из костёла, который находился возле дивизии. Разработали специальный шифр, которым кантор должен был сообщать полковникам о передвижении генерала по гарнизону игрой на органе. Натыкали жучков в машине, кабинете. Высверлили дыру, в которую просунули трубу телескопа М-21, направленную на штаб. Словом, обложили дымчатого генерала. Сведения доставали, как визуальным путём, так и агентурным. Кропотливый труд с написанием и правкой точек, запятых, восклицательных и вопросительных знаков принёс блестящие результаты. Амбарная тетрадь оказалась толстой. Примерно в тысячу страниц, но самое главное заключалось в том, что полковники сумели в ней написать такую книгу о жизнедеятельности генерала, в которой через каждые две страницы он обрисовывался, как развратник, горький пьяница со старческим маразмом. Пора мундир снимать, сапоги в дудочку менять на домашние тапочки и пенсию ожидать.

   Полковники уже паковали жизнеописание генерала для отправки сразу в два издательства Зюссе и Андропуло. В подвале было тихо, как и снаружи. Ничто не предвещало беду, но дверь вдруг распахнулась, словно от сильного ветра, повалили густые и удушливые клубы дыма, похожие на плотный, зеленый, зависший над покрытыми рясками болотом туман, который заполнял подвал. Он валил, не переставая, всё больше уплотняясь, пока полковники не задохнулись в нём.

   На следующий день сотрудники Особого отдела, обеспокоенные не появлением полковника Беляева до вечера, решили заглянуть в подвал. Он оказался пустым и чистым. Ничто не говорило о том, что в нём были люди. Аналогичная ситуация произошла и в штабе дивизии. Кабинет Калмыкова был также чист и пуст. Тщательное расследование никаких результатов не принесло, и на него махнули рукой. Загадочное исчезновение двух офицеров не такой уж и ущерб для многомиллионной армии.