Отдав Сибирь, Россия станет белокожим государством

Такие идеи вынашивают «десталинисты»

Открытая студия Пятого телеканала провела дискуссию по теме созданной Советом при президенте РФ по правам человека «программы детоталитаризации («десталинизации», «десоветизации»). Телезрителям был задан вопрос о том, чем для них является «программа десоветизации» (формулировка телеканала) и нужна ли она вообще. Было предложено три варианта ответа: «Это – возможность покаяния и признания своих ошибок» (имеются в виду «ошибки» нашей страны. – Прим. ред.), «Это – опасная игра с историей» и «Нужно все оставить как есть и двигаться дальше».

Первую позицию представляли и активно отстаивали идею программы «десоветизации» писатель, режиссер, правозащитник Алексей Симонов и директор Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН Юрий Пивоваров (позитивная оценка программы).

Ко второму варианта ответа была близка позиция политолога и ученого Сергея Кургиняна и депутата Госдумы от КПРФ Юрия Афонина (негативная оценка программы).

Третьему варианту в основном соответствовала позиция депутата Госдумы от «Единой России» Владимира Мединского (в целом скорее негативная оценка программы).

Результаты, полученные при голосовании телезрителей, для тех, кто ориентируется в проблеме, были в целом предсказуемыми: за первый вариант ответа и в поддержку «программы десоветизации» высказались порядка 4% голосовавших, второй вариант поддержали 87%, третий – около 8%.

Т. е. в целом 95% – против «десоветизации» и менее 5% – за. Строго говоря, это – результат, который со всеми колебаниями стал почти привычным по данной и близкой ей темам. За 4 дня перед этим в программе Владимира Соловьева «Поединок» тот же спор вели лидер КПРФ Зюганов и сопредседатель «Правого дела» Гозман. И хотя Зюганов по своей привычке не столько отвечал на вопросы оппонентов, сколько говорил то, что сам хотел сказать и без этих вопросов, итог для сторонников идеи «десталинизации» вновь оказался печальным: 100 000 голосов телезрителей – против этой самой «десталинизации» и примерно 13 000 – за нее.

Два месяца назад, когда Соловьев проводил аналогичную передачу с дискуссией между писателями Прохановым и Ерофеевым, преимущество первого, который критиковал «программу десталинизации», тоже оказалось весьма внушительным: примерно 78 000 голосов – против антисталинистов и порядка 24 000 – за.

При этом общее процентное соотношение положительных и отрицательных оценок аудиторией роли Сталина в истории страны составляет примерно 50 на 30. Но, притом, что треть общества негативно оценивает роль Сталина, «прокурорского», обвинительного тона в этом вопросе придерживается значительно меньшее число респондентов. Так, когда «Левада-Центр» задал нашим гражданам вопрос: «Учитывая масштаб репрессий в сталинскую эпоху, насильственное переселение (высылку) нескольких народов, согласны ли вы с тем, что руководителя страны Иосифа Сталина следует считать государственным преступником?», полностью утвердительно на него ответили лишь 12% респондентов. При явной некорректности и предвзятости самой формулировки вопроса – поскольку он изначально имел обвинительный характер, нес в себе скрытое утверждение о неком «значительном характере совершенных преступлений» и тем самым подталкивал опрашиваемого к утвердительному ответу. Но далее 12% подтолкнуть все равно не смог. Остальные, так или иначе, обвинение не поддержали.

Но дело не в самих по себе этих дискуссиях и высказываемых аргументах. Они в основном известны. Как в свое время отметил журналист и телеведущий Виталий Третьяков, если сталинисты из года в год развивают свои аргументы, то антисталинисты заученно твердят уже несколько десятилетий примерно одно и то же, оставаясь на том же интеллектуальном и аргументационном уровне, на котором они были 20 лет назад.

При этом явно обращает на себя внимание откровенно некорректное, агрессивное и тяготеющее к хамству в адрес и оппонента, и истории поведение как раз призывающих к гуманности и уважению человека антисталинистов. На февральском «Поединке» у Соловьева открытую склоку устроил Ерофеев. В апрельской Открытой студии агрессивно и злобно, с хамоватостью вели себя Симонов и Пивоваров. Если их оппоненты более или менее эмоционально анализировали ситуацию и рассуждали, то сами антисталинисты безапелляционно и малоаргументированно пытались навязать собственные обвинительные оценки и просто не слушали собеседников.

Пивоваров, правда, отверг обвинения в нелюбви к своей стране, сказав, что страну он любит, не любит только ее власть – как советскую, так и нынешнюю, которую он назвал той же самой властью и, по сути, заявил, что для него «десоветизация» – это борьба и против прошлой, и против нынешней российской власти. Правда, взгляды самого директора ИНИОНа и для директора государственного академического института, и для человека, по его словам, любящего Россию, выглядят странно: Пивоваров является ярым сторонником сокращения территории России минимум до Урала, отказа от Сибири и Дальнего Востока и принятия, по сути, протектората со стороны «Западной цивилизации»

Вот его взгляды, изложенные даже не в публицистической форме, а в более чем академическом журнале «Полис»: «В известном смысле идея товарища Канта о мировом правительстве сегодня на самом деле реализуется.

И если кто-то является противником упомянутой структуры, то я лично ничего против нее не имею. Потому что плевать мне на всякие русские-нерусские системы: мне важно, чтобы люди жили по-человечески, и если мировое правительство будет этому способствовать – то пожалуйста. К тому же в рассуждениях Канта о мировом правительстве, как мы помним, имеется одна очень важная мысль: Кант говорил о том, что Россия не сможет управлять Сибирью. Это мне очень близко. Я убежден, что Россия в ближайшие полстолетия уйдет из Сибири: депопуляционные процессы будут столь сильны, что Россия географически сузится до Урала...

Нужно, чтобы Россия потеряла… Сибирь и Дальний Восток. Пока у нас будут минеральные ресурсы, пока будет что проедать, пока... зарплаты выдаются так: цены на нефть поднялись – выдали, не изменится ничего…

Вопрос в том, кто будет контролировать Сибирь и Дальний Восток? Здесь для русских есть шанс в будущем, великолепный шанс выгодно распорядиться этой территорией – ведь русские там жили и живут, русские лучше других ее знают и т. д. Пусть придут канадцы, норвежцы – и вместе с русскими попытаются управлять данными территориями.

(Собеседник Пивоварова): Должен возникнуть международный режим.

Ю.П. (Юрий Пивоваров. – Прим. ред.): ...с сильным участием России. И Россия вступает в союз этих белых, так сказать, белокожих государств, европейских, христианских, западных и прочее.

(Собеседник): Мы – главный партнер.

Ю.П.: Мы – главный партнер. Это надо использовать, это – наш ресурс. В случае отказа от Сибири и Дальнего Востока Россия окажется сопоставимой с Европой, тогда в отдаленном будущем можно рассчитывать на интеграцию в какие-то западноевропейские структуры. Хотя по территории мы останемся большими – но уже не такими большими. А что касается населения, то все демографы говорят: сейчас у нас – 140 млн, минус 700 000 каждый год. Дойдет до 100 млн, до 90-80... В Германии – 80 млн, сопоставимо...».

И прочее в том же духе.

Но, вне зависимости от аморальности этих людей, от их личной порядочности или непорядочности, встает вопрос о том, сколько времени можно вести одну и ту же дискуссию. Причем по требованию и настоянию постоянно проигрывающего ее заведомого меньшинства.

Часть участников спора в Открытой студии заявила о том, что нужно и дальше дискутировать по всем тем вопросам, по которым в обществе нет согласия. В определенных условиях это правильно: истина выясняется в дискуссии и не определяется голосованием. Но, во-первых, тогда, когда оппоненты ищут истину, а не пытаются навязать другому свою точку зрения. Сторонники же «десталинизации» и «десоветизации» истину не ищут. Они просто не слушают собеседников и твердят одно и то же, абсолютно игнорируя и отвергая любые доводы и аргументы, противоречащие их собственным.

Во-вторых, как видно из вышеприведенных показателей, для большинства членов общества вопрос уже прояснен и решен. Настаивает на постоянном споре явное и сокращающееся меньшинство. Таковое тоже может иметь право на инициативу возвращения к ранее решенному вопросу и попытке его пересмотреть, но в том случае, когда это меньшинство может привести новые данные, не рассмотренные при прежней дискуссии. В нашей же ситуации меньшинство ничего нового, ранее неизвестного не предъявляет. Оно, повторяю, просто твердит одно и то же.

В-третьих, отношение к истории – это, безусловно, фактор национального самосознания. Постоянный спор об исторических оценках, вынесенный из сугубо академической среды в публичную полемику, либо разрушает это самосознание, либо не дает ему сформироваться и в результате мешает ставить и решать задачи уже сегодняшнего дня. Т. е. делает народ и страну недееспособной, не готовой к созиданию. И самое нелепое в этой ситуации – стремление к унижению, объявлению катастрофическим и преступным своего прошлого.

В-четвертых, теория согласия предполагает, что для его достижения необходимо отказаться от детерминирования себя прошлым. Именно подмена выработки стратегии движения в будущее дискуссиями о прошлом помешала стране во второй половине 1980-х гг. совершить рывок в развитии, выйти на его новую стадию и привела к катастрофе рубежа 1980-90-х гг. В подобной ситуации общество тратит энергию на спор о том, чего уже нельзя изменить, общество идет к расколу, а на выработку стратегии движения вперед и саму работу по обеспечению этого движения не остается ни времени, ни сил.

И, наконец, пятое. Когда-то Французская академия наук решила не принимать более к рассмотрению проекты создания вечного двигателя. В вопросах истории нужно тоже прийти к чему-то подобному. В конце концов, ситуация, когда некое довольно специфическое и небесспорное в своей компетенции меньшинство имеет возможность постоянно трепать нервы подавляющему большинству и отрывать его от его остальных занятий, просто ненормальна. Не говоря уж о том, что эти люди постоянно оскорбляют память народа и страны, в которой они живут.