"Чем слабее страна, тем сильнее крики о патриотизме"

Суд над судьями

Я смотрел по «Культуре» знаменитый фильм «Нюрнбергский процесс» Стенли Крамера и думал. Ну, думать нам еще никто не запрещал…

Прямо сейчас, на наших глазах, совершается переворот. Нет, пока еще не политический, — переворот в мозгах. Вдруг с некоторых пор решили, что Сталин теперь нам друг, товарищ и брат. Что доблестный состав ГПУ–НКВД — это и есть родниковый исток нынешних спецслужб. Кампанию по их дискредитации, начатую во времена проклятой перестройки, велено остановить. Да, у нас была героическая история!

Вы не заметили, как исчезли с телеканалов фильмы с антисталинской тематикой? Их почти нет, ни художественных, ни документальных. А ведь еще совсем недавно они были! На государственных каналах, на Первом, «России 1», «Культуре» беспрерывно шли сериалы по Солженицыну, Шаламову, Аксенову, документальные фильмы о страшных судьбах писателей, художников, артистов в те годы. Фильмы как напоминание: никогда больше. Как колокол, который звонит по тебе. Это была политика государства: да, мы очистились, мы понимаем, мы — другие. Но постепенно все стало меняться.

Сначала, 20 лет назад, власть прикрыла телевизор. Ну, это святое: кто владеет телевидением, тот владеет миром, особенно здесь, в России. Тем более что в 90-е олигархическое ТВ показало свою истинную силу. Но кино, театр, искусство оставались свободными.

Шло время. После кризиса, крымских санкций экономика стала слабеть, люди жили все хуже, и тогда государство взялось за идеологию. Чем меньше холодильник, тем больше телевизор. Ослабевшее государство запустило руки в культуру, а что еще оставалось делать.

Разруху в головах сограждан решили взять под контроль.

Идея государства оказалась до боли знакома: раньше думай о Родине, а потом о себе. Так эти люди, чудом возвысившись на рубеже веков, достигнув высшей власти, владельцы яхт, замков, недвижимости, богатейшие граждане России, но с советскими имперскими мозгами, стали возвращать нас в мир иной, где мы уже побывали, — назад в СССР.

По мере того, как слабело государство, усиливалась цензура. Остался Сталин — неоднозначная фигура, тиран, убийца, но строитель мощнейшей страны, победитель. Остались кровавые силовики от 1937 года и миллионы невинно убиенных и посаженных.

Но вот и этому пришел конец. Начали завидовать китайцам, их отношению к своей истории. Их согласию и поклонениям Мао (на 70% прав, на 30% неправ), их Тяньаньмэню. Поняли, что нужно выстроить единую и неделимую идейную цепочку государственности: от Рюрика до Путина. Что любое очернение органов власти, сомнение в них, пусть даже давно минувших лет, дискредитирует власть нынешнюю. Поэтому Сталин сейчас — эффективный менеджер, величайший из великих. Поэтому договор Молотова–Риббентропа со всеми его секретными протоколами — гениальная дипломатическая победа. Юрий Дмитриев, раскопавший тысячи останков людей, безбожно уничтоженных энкавэдэшниками, — навеки опозоренный и закрытый в тюрьме педофил, а прокуратура отказывается открыть засекреченных следователей и расстрельников.

Государственники правы: им больше ничего не остается. Чем слабее страна, тем сильнее телевизионные крики о патриотизме.

Если нет общих ценностей, страна рухнет. Вот и приходится их доставать из небытия. Но я бы хотел увидеть наш процесс над сволочами, убийцами и теми, кто посылал на смерть, подписывал протоколы, бессудно осуждал, стучал на ближних и дальних.