Кто такие русские?

Экспансия — главный движок и главный демон государственного кода России. Страна мечется между Западом и Востоком, распугивая всех вокруг.

1. Есть устойчивый внутрироссийский «антиимперский» нарратив: хватит заниматься Ливией/Сирией/Венесуэлой/Украиной/Белоруссией, надо обустраивать собственную страну.

Играть им очень просто: берешь любую официальную новость, скажем, о российской гуманитарной помощи жертвам лихорадки Эбола в Африке или ковида в итальянской Ломбардии — и постишь ей в стык фото заросшего лопухами плесени сортира в детском доме где-нибудь в Твери. Profit.

2. Ценностным основанием данного нарратива выступает тезис о том, что качество жизни российских граждан должно иметь более высокий приоритет, чем любые проявления «имперского величия». Попросту говоря, первое должно обеспечиваться безусловно, а второе — в лучшем случае, так сказать, «на сдачу».

3. Против этого тезиса есть известный контраргумент: если Россия окажется полностью развернута внутрь себя, она неизбежно или развалится, или будет поглощена соседями, или и то и другое сразу; она может существовать как целое только в режиме перманентной экспансии, и все это «величие» в конечном счете — издержки удержания/контроля/расширения периметра. Рим же ведь все-таки, хоть и третий.

4. У этого контраргумента немало своих известных уязвимостей, но самая значимая из них вот какая: если б у нас были одни только лопухи плесени в детских домах в Твери — но ведь на другом полюсе есть еще и дворцы/яхты/джеты царевых бояр. И если уж речь об издержках контроля периметра, то почему внутри страны мы их несем настолько неравномерно? В этом суть смыкания «имперской» и «левой» повесток.

5. На это у российского «социума власти» из века в век был свой скрытый, непрямой ответ — опричнина. Проще говоря: да, у бояр — дворцы; но зато любого из них могут в любой момент под белы руки — и на дыбу, с конфискацией; и таким образом наши верхние тоже платят свою цену за роскошь — жизнью в постоянном страхе.

6. Косвенным подтверждением действенности этой механики выступает тот факт, что всякий раз, как только «илита» пыталась застолбить за собой хоть какие-то гарантии жизни и имущества, власть тут же начинала буквально на глазах слабеть, вплоть до полной гибели государства. Такова изнанка тезиса «царь хороший — бояре плохие»: по-настоящему «хорошим» может считаться только такой царь, который без устали и напоказ рубит головы боярам. В этом суть самых разных наших публичных культов, от культа Сталина до культа Навального. Таково русское понимание справедливости — «глубиннее» некуда.

7. Именно по всем этим причинам самой действенной долгосрочной стратегией против России является стратегия опрокидывания ее внутрь самой себя — в ответ на любую русскую внешнеполитическую активность нажимать на болевые точки внутри нее самой.

Условно говоря: «а у вас негров линчуют!» — «а у вас навальных травят!»

8. Главная, фундаментальная уязвимость всей нашей государственной конструкции — отсутствие порядка определения выгодоприобретателей экспансии. Эта проблема впервые встала еще в XVI веке, когда исчерпала себя модель, работавшая предыдущие пять веков. Та выглядела так: государство и его экспансия нужны для того, чтобы отогнать кочевников дальше в степь, а плюс для «простых» — в возможности распахать чернозем, не опасаясь набега (или уйти в восточную тайгу бить соболя и добывать бортевой мед, как вариант). Никакой адекватной замены ей за прошедшие с тех пор пять веков мы так и не породили; в этом смысле по самому большому счету та, первая, Смута до сих пор не кончилась.

9. Экспансия — главный движок и главный демон русского государственного кода. Крымнаш не даст соврать — это до сих пор работает. Беда в том, что это про Россию знают не только сами русские, но и все соседи. Поэтому любое непосредственно граничащее с Россией государство так или иначе будет вырабатывать идеологию защиты от нее, на уровне инстинкта самосохранения. Но она же — и главный вопрос нашей внутренней политики, вокруг которого она строилась, строится и будет строиться всегда.

В этом смысле известную фоазу Путина — «границы России нигде не заканчиваются» — необходимо переформулировать так: возможна ли такая Россия, границы которой общеизвестны и все в мире знают, где именно они заканчиваются? Или же отказ от экспансии равносилен известной формуле «мир без России»?

10. Если будет установлено, что такое невозможно — значит надо смириться с тем фактом, что мы никогда не сможем стать так называемой «нормальной страной» — то есть такой, в которой не будут видеть угрозу и потенциального врага. Научиться жить с этим и воспринимать это как константу.

В этой логике во внешнем мире всегда идеальным русским будет только «Горбачев» (он же Солж-Сахаров-Немцов), какой бы ни была его фамилия. Кстати, нацдемы тоже подходят — там границу можно провести по ареалу проживания русскоязычных/расовочистых. А воплощением зла — «Путин» (он же Грозный-Петр I-Сталин), даже если он всем тут сбреет бороды, запишет половину населения в геи и феминистки, учредит тут эталонную демократию и сделает английский официальным госъязыком. В этом трагедия Романовых — «русских немцев», сделавших ставку на культурную интеграцию, но ни на йоту не изменивших экспансионистскую первооснову Рюриковичей. А дело ведь было вовсе не в бородах или православии.

11. Русская историософия уже три века теребит идиотскую растяжку «Запад-Восток». Пора разобраться, кто мы есть сами по себе, без этой навязанной системы зеркал.