Беларусь захвачена фашистами

На модерации Отложенный

QA-инженер из Targetprocess провела ночь на Окрестина. Сейчас она лежит в больнице с тяжёлой травмой — переломом надколенника: ходить будет, бегать — «как повезёт». С разрешения девушки, dev.by приводит её историю из Facebook.



— Нас задержали в районе полуночи с 11-е на 12 августа около ТЦ «Рига». Там не было митинга и большого скопления людей. Как в обычный день, ну, может, как в вечер пятницы. Пару небольших компаний. Подруга Д. живет поблизости. Мы увидели едущие по улице Куйбышева автозаки и подумали, что это в сторону Зелёного луга, так как вроде митинги проходили там. На всякий случай решили отойти подальше. В этот момент со стороны улицы Восточной (?) подьехал характерный синий «микрик» и из него выскочили люди в чёрном. Все побежали.
Почему-то в первую очередь ОМОН гнался за девушками. Мы с подругой побежали к казино в «Риге», которое было открыто, но они захлопнули дверь прямо у нас перед носом. Тут подбежали ОМОНовцы и начали нас бить. Меня повалили на землю и кричали, чтоб я лежала. В этот момент мне звонила Э., и омоновец вырвал из рук телефон. Позже по звонкам подруги удалось восстановить, что это произошло в 00.01.

ОМОНовцы пинками погнали нас в сторону автозаков. Я не помню точно, в какой момент меня ударили по колену. Кажется, меня сбили с ног этим ударом, но и когда я уже лежала на асфальте — меня били ногам в берцах. Помню резкую боль в колене, что не могла наступать на ногу, когда меня волокли в автозак.

В сам автозак меня затягивали за волосы. Сперва там были только девчонки, потом стали кидать ещё и парней. Парней кидали прямо на пол одного на другого — штабелями. Притаскивая новых, омоновцы били их ногами и дубинками. Правда, одному парню, который крикнул, что он астматик, оставили баллончик и давали подышать, так как руки у него были связаны за спиной. Всё это сопровождалось постоянным матом, угрозами, оскорблениями и вопросами, сколько нам за это платят.

Вытряхивали сумки. Тех, у кого находили, например, бинты и белые ленточки, снова били. Ещё у кого-то телефон сломали. У одного парня отобрали телефон и кинули им же в голову. Кричали: «Вы в нас камни кидаете, мрази». Когда мы спрашивали, за что — нам кричали, что мы нарушили комендантский час, что о нём было обьявленно по радио и телевизору (кстати, комендантского часа не было), что мы все продались — и снова били нас, приговаривая: это вам за Тихановскую, раз не нравится жить при Лукашенко.

В какой-то момент в автозаке было почти 5 слоёв людей друг на друге. Девушкам позволили остаться на сиденьях, но кричали, чтоб мы ставили ноги на мужчин, а если отказывались, начинали бить. Мы с Д. сплелись клубком и прикрывали друг другу руками головы. ОМОН постоянно кричал, чтоб мы не смотрели им в глаза. В какой-то момент Д. подняла глаза — и ей прилетело дубинкой по голове. Потом автозак поехал, нам приказали петь гимн Беларуси и в это время били… Воодушевлённо пели, что уж там — мирные же люди.

Потом один омоновец схватил парня с длинными волосами, спросил, почему он как баба, и кричал, что настоящий мужик должен быть гладко выбрит. После чего достал нож и начал срезать парню волосы, несколько раз специально порезав его. Всё это я видела сквозь пальцы подруги, прикрывавшей мне лицо. Омоновец резал парню лицо и смеялся во весь голос.

Потом мы куда-то ехали, и ощущение, что нас по кругу привезли опять к «Риге». Начали выгонять из автозаков. При этом заставили всех кричать «я люблю ОМОН», иначе обещали уе@ть. Я не могла наступать на ногу, Д. пыталась подхватить меня, омоновцы смеялись и кричали, чтоб я «прыгала дальше сама, как цапелька». Тогда Д. подставила плечо и потащила меня к следующему автозаку. Там нас раскинули по камерам-перевозкам. В одно-двухместную нас запихнули вшестером. Дали бутылку с остатками воды, которая была у одной из девушек в сумке. У нее, кстати, был День рождения. Нас долго везли, было очень душно и жарко, мало места.

Куда-то привезли (как выяснилось, на Окрестина) и начали строить рядами. Парней били сильно, девушек выстроили вдоль стены лицом к стенке. Один омоновец схватил меня за волосы и кричал, что в любой другой стране я не могла бы ходить с таким цветом волос (они у меня синие). После того, как я потеряла сознание от боли, меня сперва подняли (я упала снова), после чего разрешили сидеть на полу, пару раз проходя мимо и специально попинывая мою травмированную ногу.

Сидя я видела больше остальных. Девушку, которая возмущалась, кинули на пол и начали бить дубинками. Она была в коротком летнем платьице — ее схватили за то, что она была с бело-красным флагом. Спустя какое-то время нас отправили на обыск. Его проводили женщины. Заставили раздеваться догола и приседать. Мне разрешили не снимать джинсы полностью, так как колено к тому времени опухло уже в два раза. Женщины спросили, при задержании ли меня так, и сами удивились. Правда, я не могу назвать это сочувствием.

После обыска переписали фамилии. У меня был с собой паспорт — на предложение его показать, чтоб подтвердить личность, мне сказали что «я его могу свернуть трубочкой и…» — далее по тексту. Несовершеннолетних (таких было человек 5 девчонок) отвели в сторону — возможно, их отправили к родителям или просто держали отдельно.

Наши вещи отобрали, положили в мусорные пакеты, каждый подписали. После чего погнали в камеру. Правда, камерой это сложно назвать — это был прогулочный бокс 5 на 4 метров, бетонные стены, бетонный пол, дырка в полу, 2 видеокамеры и решетка вместо потолка. Наблюдательная вышка с охранниками. Больше там не было ничего. На улице в это время было примерно +10 градусов.

Нас заставляли стоять лицом к стенке, держа руки за спиной, но через какое-то время девчонки переставали так стоять и расходились по кучкам. Парням было сложнее: их постоянно били — до нас доносились их крики. В это же время там же, на Окрестина, находился мой брат, задержанный на пару часов раньше — он просто шел домой по Партизанскому проспекту.

Парни кричали страшно. Как потом рассказали в скорой, их раздевали донага, ставили на колени и заставляли так стоять. Потом заставляли ложиться на холодный бетонный пол, или часами стоять у стены, подняв руки над головой — как только опускаешь, начинают бить. Женщины закрывали уши, чтоб не слышать криков — у некоторых там тоже были мужья или парни.

Было очень холодно. На все крики, просьбы дать воды или позвать врача нам отвечали: «сдохните суки», «мрази, я тоже третий день не сплю», «так вам и надо». Я несколько раз теряла сознание от боли и не могла стоять. Сняла кроссовки и села на них, зафиксировав хоть как-то сломанное колено на весу. Д. стояла рядом и грела своим телом. Я была легко одета — как обычно с работы: джинсы, футболка, рубашка.

От боли меня начало знобить и трясти, по словам Д., несколько раз я теряла сознание. Одна из девушек отдала свою куртку. Когда кому-то надо было в туалет (люк с решеткой в полу, сзади камера — по диагонали камера и вышка с охранниками) все девушки становились стенкой и загораживали. Хотя сперва охранники грозились заставить вылизывать, если воспользуемся.

Периодически пытались говорить с ОМОНовцами, просить воды, медпомощи. Ответ был, в основном, матом. В лучшем случае — «ждите». Было очень холодно, и непонятно, сколько прошло времени.

Охранники снова приказывали строиться к стенке и так стоять, грозя то изнасилованием, то расстрелом. Ни о каких правах человека, человеколюбии, Женевской конвенции и т. д. речи не шло — они так и говорили «вы суки, животные»…

Светало. Всё ещё было холодно. Мы с Д. на очередной окрик — стоять! — поднимались, опираясь на стенку и тихонько, едва слышно, держась за руки, пели вместе знакомую, наверное, всем беларуским ролевикам песню: «Спина к спине, плечом к плечу. Жизнь коротка, держись, приятель, Своею кровью заплачу, За то чтоб вы смогли остаться. Пускай сегодня день не мой Пока друзья мои со мною Мы справимся с любой бедой: Чертями, богом и судьбою».

Часов с 9 утра мужчины в соседнем боксе стали скандировать: «воды!» Начали собираться волонтеры у Окрестина. Они хором кричали, сколько времени, это очень помогало. Еще кричали: «держитесь!» Спасибо вам, ребята. Переодически ОМОН их гонял. Мы начали неловко шутить, что скоро волонтеры окажутся тут, рядом с нами. Воды нам так и не дали — первую воду нам передали где-то уже в районе часов 3 дня.

В это же время стали вызывать на суд. Никаких протоколов мы в глаза не видели. Суд представлял собой стол в коридоре Окрестина — за ним сидел судья Московского района (к сожалению, не помню ФИО, но в деле оно будет фигурировать) с девушкой-секретарем. Они оба были в масках.

Нам зачитали права, статью Ч1 КОАП статья 23.34. Я попросила зачитать обвинение целиком. Меня обвиняли, что я участвовала в митинге у «Риги», проходившем в районе 01.00 — 01.30 12-го августа, и назвали свидетеля. ФИО, к сожалению, я опять же не запомнила, но в деле оно опять же должно указываться. Я сказала, что не согласна с обвинением, и озвучила свою версию событий, приведя в свидетели мою подругу, стоящую рядом, и ее мужа, с которым на тот момент мы не знали, что произошло. Дальше я попросила внести в протокол, что мне до сих пор не оказали медицинскую помощь и я требую ее оказать. Судья сказал, что этим он не занимается, но в протокол внес. Подписать мне ничего не дали.

В это время по коридору гоняли парней в одном нижнем белье в камеры. И даже разносили им еду — они там сидели уже третьи сутки. Особо цинично смотрелось объявление, что содержание и питание на Окрестина обходится в 13.5 рублей в сутки.

Пока шёл суд и рассматривали дела остальных девушек, я, сидя на полу, просила проходящих мимо вызывать мне скорую или оказать медицинскую помощь. Дежурящий сотрудник ЦИП тихонько глазами указал на высокого человека в штатском. Этот человек — судя по всему главный в спортивном костюме — ехидно сказал, что её уже оказали: с нами в камере находились задержанные медики-волонтеры, но все медицинские средства у них изьяли при задержании. Я возразила, что это неправда и я требую оказать медпомощь. Мимо проходила женщина в красной форме, похожей на форму врача, и со знаком медиков на груди. На мою просьбу о медпомощи она в грубой форме сказала мне заткнуться, пожелала сдохнуть от боли и сказала, что я сама этого хотела.

После окончания этого «суда» нас повели обратно в камеру. Там уже давали пить: поллитровую бутылку воды из-под крана — одну на всех. Потом несколько раз давали еще.

Спустя несколько часов к двери пришли люди в форме и снова выстроили всех лицом к стене. Мужчина в форме и маске обратился к нам с фразой вроде «так, дамы, я сейчас скажу» — и назвали мою фамилию. После чего меня и еще одну травмированную девочку куда-то потащили. В отличии от ОМОНа, тащили они аккуратно и даже давали секундную передышку, когда я теряла сознание. Тащили, как оказалось, в скорую.
Я просила их забрать и Д., у которой было подозрение на сотрясение мозга, но они сказали, что если на ее ФИО не было зафиксировано вызова, то ничего не смогут сделать.

В это время во двор Окрестина опять привели новых задержанных и они стояли на коленях. Их били. В скорую (экипаж 512, спасибо вам!) загрузили 5 человек, в том числе мужчину с переломом позвоночника. Врачи вкололи мне обезболивающее и хотели наложить шину, но не вышло, так как колено сильно распухло и я не могла ни согнуть, ни разогнуть его. Дали телефон позвонить. Меня отвезли в больницу. Сделали рентген и той же ночь сделали операцию. Она длилась 2 часа, но я не помню, так как мне к этому времени вкололи спинальную анестезию, львиную дозу успокоительного и снотворное. Учитывая, что я минимум сутки не спала — я с радостью отрубилась и не наблюдала происходящего далее с моим коленом. У меня и раньше были травмы — в том числе разрыв мениска на этом же колене (я долгое время занималась танцами, фехтованием и спортом).

То, что это перелом, я поняла сразу и пыталась хоть как-то фиксировать колено в нужном положении, что осложнялось тем, что проходящие ОМОНовцы порой пинали по тому же колену. Мой приговор не сразу нашли. Д. нашли в списках на Жодино с приговором в 10 суток (статья статья 23.34). Игорь и остальные наши друзья искали ее по всем спискам и ждали в Жодино. Но ее еще сутки держали на Окрестина и только ночью выпустили. Волонтеры отвезли ее домой. Телефон Д. не отдали — только наши сумки, которые были с собой в момент прибытия в ЦИП.

В больнице мне придется лежать минимум 3 недели. У меня положительный тест на ковид после Окрестина, гипс на всю ногу. Но врачи обещают, что ходить буду. А вот бегать — как повезет. Очень надеюсь, что повезет…

Моего брата выпустили спустя сутки без обвинения. У него страшные черные синяки на ногах, вывих обоих плечевых суставов, легкое сотрясение мозга и гнойная ангина. В больнице ему зафиксировали травмы. Мне прислали фото — выглядит страшно. Сейчас он тоже находится в больнице.

С девчонками еще в камере мы обменялись телефонами близких людей и договорились: если кто сможет выйти — дать весточку родным. Следующие звонки после того, как я сообщила своим друзьям, где я и Д., были тем, чьи телефоны я запомнила наизусть за время в камере.



Я не хочу говорить о политике. Призывать голосовать за или против. Брататься с ОМОНом и дарить им цветы или линчевать и вешать на столбах. Я хочу честного, справедливого суда.

Источник: https://dev.by/news/omon-koleno