Александр Умнов. «Божий знак».

Рассказ основан на реальных событиях

Паша, или как её называли чаще подруги, Паруня, молилась часто, всегда «ходила по покойникам», читала за упокой, и была не то, чтобы слишком набожной, но все праздники соблюдала и церковные каноны чтила. Жила Паруня одна, хотя умудрялась уже далеко не в молодом возрасте держать коровушку, и разную другую скотину. Конечно не без помощи детей, родственников и старших внуков справляла сенокос, и все огородные дела. И хотя Паруня и молилась Богу, и была на почёте среди старушек по всем, угодным Богу делам, но и она, не то чтобы промышляла таким делом, как «гнать» самогон, но для всех деревенских дел всё же держала «четвертную, другую», как местную, ходовую валюту. И порой мужики за колку дров ли, за валяние сена на синницу, или за прочие деревенские дела не брали со старухи денег, а вот Паруниной отменной самогонки были готовы выпить завсегда. Паруня не считала это за грех, тем более, кому непопадя не наливала, и не продавала. И всё вроде шло у Паруни складно, пока однажды, июньским тёплым вечером не пожаловали к ней давние знакомые, Колька Карасёв, по прозвищу «Гера», да Вовка Максилов, по прозвищу «Макся». Они не были закадычными друзьями, но при таком деле  как выпивка, бывало, сходились. Как говориться — «Сапог сапога ищет». Вот и на этот раз, вспомнив про старый Парунин долг, видимо оставленный  как заначка, навестили «товарищи» свою «работодательницу» в надежде  хорошо добавить, а утром может, набравшись наглости,  ещё и опохмелиться.

— Тётка Паш, здорова живёшь — выкрикнул с порога Макся, и примостился на старый сундук , стоявший у самого входа. Гера пояснил и напомнил Паруне про  должок, и что надо бы им никак не меньше «литры», по бутылке на брата.

— Ты тётка Паш не обижайся, если чего надо, мы не откажем, выручай и ты нас — пробурчал Гера, усевшись бесцеремонно на лавку у печи.

— Так  надо, так надо, милые, я сейчас, вы посидите- быстро проговорила Паруня, и как то по молодецки, открыла западню на кухне, при этом включив свет в подполье, слезла уже более медленнее и осторожнее по лесенке вниз.

Поначалу «товарищи» сидели тихо в ожидании, но Паруня что- то долго не вылезала из подпола, и Гера, кивнув в сторону «Красного угла», помаячил Максе.

— Ты чего? — шепнул, не понимая компаньона, Макся Гере.

— А распятие-то  видать старинное, да и складень интересный.

— Ты чего удумал Гера?, да ну на хрен такие дела.

— Не ссы, можно загнать, кому следует, я в городе знаю такое место, месяц можно коньяк по червонцу пить, да шоколадками закусывать, Парунька, и не сразу спохватится, ну решайся бегом, пока она там вошкается со своей самогонкой, ну!

Гера был хитрее и проворнее во всех таких тёмных и грешных делишках, и потому подбил Максю, чтобы именно тот взял с тябла распятие и небольшую  металлическую складную иконку. Зачем то перекрестившись, Макся быстро сунул складень за рубаху, а распятие еле засунул во внутренний карман пиджака.

— Хреново как — то, не по себе, пробормотал Макся, и утёр пот со лба, рукавом.

— Дело сделано, помалкивай, как ни в чём не бывало, выпьем тут по стакану, чтоб вне подозрений, и пойдём, понял? — рассудил Гера.

— Ясен хрен, как сквозь землю что ли тётка Паша провалилась, жива ли?

— Сплюнь, чудило, этого нам ещё только не хватало — злобно отрезал Гера.

Тем временем Паруня всё же вышла с маленькой кухни, держа в руках осторожно, четвертную бутыль, налитую почти наполовину, с прозрачной как слеза крепкой самогонкой.

— Долго я, заждались, а вот ещё огурчиков может за угоду, сохранились видать хорошо, светлые, может за стол присядете, я накрою,- засуетилась Паруня, чтобы угодить гостям.

— Ничего тётка Паш, ты нам вот хлебушка ещё отрежь, вот и закуска. Мы по стопке, ну две выпьем, да и пойдём, чтобы тебе не мешать.

— Ну, дак как знаете, дело хозяйское, перечить не стану.

«Товарищи» обрадовались, что вроде Паруня не заметила пропажи, а уж если заметит завтра, то на кого хошь приходи.  Народу у Паруни всегда бывало много. Жила Паруня на «Крестах» в центре деревни, от которого отходили четыре улицы. Вот и называлось то место  «Кресты». И бывало,   заходили с «автобуса» знакомые и незнакомые путники до соседних деревень, передохнуть после дальней дороги, и Паруня  привечала всех, некому не отказывая. На это и понадеялись «друзья-товарищи «, Гера и Макся.

И скверные их намерения и задумки оправдались. Паруня, в виду возраста была слеповата, но очки одевала, когда читала что — нибудь из церковных книг, да и на следующий день уехала к дочке в Горький, на денёк, другой погостить, попросив сводную сестру Ульяну подомовничать, пока её не будет.

И только через несколько дней, когда подошёл большой церковный праздник, Паруня обнаружила страшную пропажу.

Приходить на Ульяну, в мыслях у Паруни не было, хотя она и с настороженностью сказала про утрату сестре, на что та сильно расстроилась и в расстройстве, не знала, как и быть. Характер у Ульянки, как называла её Паруня, был добродушный, бесхитростный.

— Уж не знаю , Ульянка, на кого и приходить,- сетовала с досадой Паруня.

— Были в тупоры и Максилов с Карасёвым, и другие мужики, да не пойманный — не вор, кабы сразу пропажу обнаружить, а так, разве что Бог укажет, коли будет его воля.

— Не переживай Пашенька, может, найдётся пропажа то, такие вещи церковные  говорят, бесследно не исчезают — всё старалась успокоить старшую сестру Ульяна.

Время шло, а пропажа не давала о себе знать. Паруня молилась, за грешников, чтобы вразумил их господь, поставил на путь истинный. В очередной отпуск приехал из военного училища курсант, старший внук, Коля Погодин. Осмотреть бабу Пашу, помочь по хозяйству. Николай занимался спортом, был подтянут, как и положено быть будущему офицеру. Паруня конечно же не утерпела, и рассказала о своём горе внуку, с подозрениями на Геру и Максю, как будто сердце чувствовало что-то неладное.

И вот в такой же тёплый, но уже в июльский вечер, собрался Курсант Погодин наведаться к Максе в гости, прихватив с собой две бутылки портвейна. Чтобы всё по-хорошему вышло, по-людски, чтобы разобраться как то, выяснить, что к чему. Гера в это время отправился в город, и его в деревне не было. Для верности, чтобы посноровистей, да и в роли свидетеля, если что, Коля взял с собой младшего троюродного брата Саньку, Ульянкиного внучонка, который закончил весной девять классов. Мать отпустила Саньку, после объяснений  Коли.

В избе было тихо, и только комары пищали по углам. Тётка Нюра, Максина мать, уже легла спать, а Макся слушал тихонько катушечный магнитофон, когда в дверь негромко постучали.

— Кого там несёт, на ночь глядя, выкрикнул Макся с порога, уже в тёмный коридор, не заперто, заходите.

— Гостей не ждёте, не спишь ещё — тихо проговорил Коля.

— Не узнал, кто это?, чего надо — зло процедил сквозь зубы Макся и закашлялся.

— Ты хоть свет включи — предложил Санька, и добавил: «Соседа что ли не узнал, это я Саня, с братухой  Николаем, и с портвейном, можно зайти?»

При слове «портвейн» Макся сразу подобрел и стал более приветлив.

Он пригласил братьев на маленькую кухоньку у русской печки, за небольшой кухонный стол, занавесив за собой цветастую занавеску, чтобы свет не мешал  матери.

Коля не сразу завёл разговор на важную для него тему. Выпили по первой. Налили и Саньке. Санька, озираясь по сторонам, как будто за ним наблюдает мать, тоже выпил, первый раз в жизни, попробовав вино.

— Ну что по второй может, — уже предлагал и хозяйничал Макся. И хотя для него  эта доза была, что слону дробина, Макся был доволен, и в то же время, что — то не давало ему покоя, и он заметно нервничал.

Коля разливал  по четвёртой, обделяя уже Саньку, когда всё же решился завести разговор о пропаже.

— Володь, тут такое дело — начал спокойно Коля. Украли у Бабы Паши иконку, да распятие. Она говорит, что вы с Герой заходили перед этим, хотя и пропажу обнаружила не сразу. Короче, если вы взяли, то верните по-доброму, сейчас допьём, и мирно разойдёмся, и забудем про всё. Баба Паша сильно переживает, сам понимаешь.

Макся опять закашлялся, и пробубнил:  «Да ей Богу не я парни, не я».

После его слов , когда в комнате было по- прежнему также тихо, и только комары всё так же попискивали кое где, да тикали мирно часы, стеклянная полка кухонного белого шкафа, коих в то время было чуть ли не в каждом доме, с резким звоном лопнула чётко посередине, ровнёхонько, как будто провели по ней  алмазным стеклорезом. Чайные приборы, которых было всего четыре на полке, также  со звоном посыпались вниз. Все замерли в оцепенении от такого случая, и не могли ничего сказать несколько минут.

Макся так ничего и не отдал, и не сознался в краже. Через несколько лет он умер, вскрыв себе вены, потому что уже не смог терпеть боль от туберкулёза. А Гера, немного позже, повесился у себя дома. Судьба уготовила им обоим такой печальный конец.

Никто больше у Паруни не видел не распятия, не иконки. Да и случай этот никто не мог объяснить. И было это понятно, наверное, только одному Богу.

Александр Умнов

Рассказ основан на реальных событиях, произошедших в одной из деревень Горьковской области в начале 80-ых годов XX века.