Хотят ли матери войны?

Нынешнее перемирие в Донбассе — 29-е за шесть с половиной лет вооружённого конфликта. По словам известного украинского политолога Михаила Погребинского, оно такое же хрупкое, как и все предыдущие, сорвавшиеся по вине Киева.

На Украине снова протесты «против капитуляции». Жители страны защищают войну, которую они давно превратили в некий национальный «спектакль». Митингуют не только нацисты и те, кому выгодна эта бойня, но и матери воюющих в Донбассе солдат ВСУ. Тоже требуют возобновления боевых действий, во время которых их сыновья убивают других и гибнут сами.

Мальчишки из приговорённого к войне поколения 1990-х — ровесники моего сына. Я помню, как они рождались — это было словно вчера...

Разноцветные стекляшки

«Какой же ты смешной, сыночек, — восторженно шепчет моя соседка по палате Раечка, склонившись над своим новорождённым малышом. — Ну кушай, кушай. не буду тебя отвлекать...» А в окна родильного дома бьёт солнце. Майское солнце 1991 года. Женщины, кормящие детей, окутаны им, словно мадонны.

Моего Глебку принесут мне только в обед, поэтому я тихонько выхожу в больничный коридор. И вижу Валю, жену своего бывшего одноклассника Юрки Стояна. Она настолько бледная, что даже веснушек не видно. Медсестра осторожно заводит Валю в родзал. Я смотрю им вслед и думаю: кто же появится в такой солнечный день? Потом узнаю: Валя тоже родила сына. Серёжу.

Украинские мальчишки 1990-х... У них ещё не отобрали советские праздники, книжки и мультфильмы. Но «независимая» Украина уже выплачивала декретные пособия в размере трёх долларов в месяц. «Плезидент Олонид Кучма!» — торжественно провозглашал Глебка, увидев по телевизору своего «благодетеля».

На выпускном празднике в детском саду группа моего сына дружно пела: «Никому про наш секрет не говори, а стекляшек разноцветных набери. Ты зажмурься и три раза повернись, а теперь глаза открой и удивись!»

Я сидела в зрительном зале и плакала навзрыд...

Первого сентября 1998 года наши дети стали первоклассниками. После торжественной линейки их построили парами, чтобы повести в класс. Глеб хотел пойти с Серёжкой Стояном, но тот его оттолкнул: «Уйди, опостылевший!» Я почему-то запомнила эти слова. А Глебка не огорчился: впереди виднелись оттопыренные уши и стриженые затылки его закадычных детсадовских друзей — Ванюшки, Вити, Сашки, Матвея. В 1990-е на Украине рождалось много мальчишек.

— Мама! — отчаянно крикнул Глебка, оглянувшись на меня у школьного порога. Я хотела броситься к нему, но сына обняла за плечи его учительница Галина Ивановна: «Пойдём учиться, Глебушка...»

«Мобилизация!»

«Мама, почему ты не радуешься? Это же мой диплом!» Глеб растерянно тряс передо мной книжицей, извещающей о том, что он — магистр. А Киев, где мы к тому времени жили, горел. Стоял февраль 2014 года. По улицам бегали грязные существа с битами в руках — из той орды, что четыре месяца ревела в центре украинской столицы о Европе. На Прорезной, в здании Национального совета по вопросам телевидения и радиовещания, они устроили свой госпиталь. У входа в здание министерства образования выставили охрану.

Но самое страшное началось в марте 2014-го, когда, словно выстрел, прозвучало: «Мобилизация!» К тому времени антифашистское сопротивление юго-востока стало настолько сильным, что главарь нацистского режима Турчинов начал на Донбассе «антитеррористическую операцию». В стране объявили военную мобилизацию. Наши подросшие сыновья должны были идти убивать жителей непокорного Донбасса. Многие родители этому воспротивились и стали вывозить своих детей с Украины.

Из нашего дома уезжали Завадские — увозили в Россию единственного сына Владика. Свою квартиру они оставили племяннице мужа. «А зачем нам эта квартира, если над ребёнком нависла такая беда?» — говорила мне во дворе Таня Завадская, автоматически складывая в корзину сухое бельё. Родственников в России они не имели, но ради спасения ребёнка решились начать жизнь с нуля. Он — рабочий, она — медсестра.

Семья моей подруги Веры расширяла в те дни свой дом на окраине Полтавы: женился их старший сын. Но когда объявили мобилизацию, Вера, муж, их невестка и семеро сыновей сразу же перебрались в Белоруссию.

Я решила отправить сына к своему двоюродному брату, живущему в одной из бывших республик СССР. Выходя из квартиры, Глеб, до этого отрицавший, что его призовут на так называемую АТО, посмотрел в глазок — нет ли кого за дверью? Мы шли по пыльному мартовскому тротуару и сын растерянно повторял: «Мам, ну куда я еду?» Садясь в поезд, он вдруг обернулся и посмотрел на меня с таким же отчаянием, как тогда, в первом классе.

В это же время дети моей коллеги Тамары должны были лететь к тёте в Италию. Но когда началась мобилизация, Тамара приказала сыну сдать билет. Её дочка полетела в Италию одна: сын остался дома ждать повестку в армию. Я попыталась объяснить коллеге, что «АТО» организовали нацисты. «Знаю, — отмахнулась она, — но мой Олег пойдёт защищать Украину!»

Матерей, подобных Тамаре, в нашей стране и сейчас большинство. Воспитанные во времена СССР, они воспринимают войну в Донбассе по аналогии с Великой Отечественной. Но «патриотизм» в нацистской Украине оборачивается лишь гибелью их сыновей и жителей юго-востока.

Амбиции и ложь

Боевые действия, начавшиеся на территории Донецкой и Луганской областей в апреле 2014 года, были логическим продолжением Евромайдана. Причиной так называемой антитеррористической операции стало уязвлённое самолюбие победивших на Евромайдане нацистов: Донбасс категорически отказался признавать их власть.

Украинские буржуазные националисты по своей природе очень мстительны. И всегда жестоко наказывали «непослушных». В 1940—1950 годы на Западной Украине оуновцы могли зарубить топорами целую семью только за то, что ребёнок из этой семьи обратился в сельсовет за справкой для учёбы.

Непокорность Донбасса в 2014 году так взбесила нацистов, что они бросили на его жителей действующую армию. В то время большинство украинцев после «победы» Евромайдана испытывали небывалый прилив «патриотизма». Они верили, что «прорвались» в «европейскую цивилизацию», которая теперь их «вознаградит». Не признавший эту «победу» юго-восток вызывал у таких людей ярость. Когда Турчинов ввёл в Донбасс регулярные войска, в центре Украины злорадствовали даже некоторые сельские старушки. Они благословляли своих внуков на расправу с «сепаратистами», считая, что солдатам ВСУ в Донбассе ничего не угрожает.

В интернете мне попалось видео, снятое 27 июля 2014 года. На нём украинские танкисты безнаказанно расстреливают пятиэтажный дом в Первомайске Луганской области. Методично наводят монитор на окно очередной квартиры и посылают снаряд. Под громкую музыку и собственный хохот.

Вот такой эту войну и представляли себе сначала многие украинцы. Но когда на помощь ополченцам Донбасса пришли добровольцы из других стран, в том числе и из РФ, киевская хунта торжественно объявила, что Россия напала на Украину.

И хотя все видели, что война начиналась как внутренняя «антитеррористическая операция», многие поверили в «российскую оккупацию».

Мотивация «защиты Украины» значительно возросла. Кроме того, участникам «АТО» киевский режим предлагал неплохие зарплаты, льготы, земельные участки и пожизненный статус неподсудного «героя».

Во время шести мобилизаций (2014—2015 гг.) на Украине было призвано в армию 210 тысяч человек. Каждый шестой был записан как доброволец.

Отпор ополченцев — рабочих, шахтёров, учителей — охладил пыл украинских «патриотов». Возвращающиеся домой участники «АТО» стали рассказывать правду о происходящем в Донбассе. Добровольцев поубавилось, зато появились «дезертиры» — украинские солдаты, перешедшие на сторону ополченцев.

Против четвёртой волны мобилизации открыто выступил журналист из Ивано-Франковска Руслан Коцаба. Он оказался честным человеком и ещё с 2014 года заявлял, что бойню в Донбассе развязал Киев.

Руслана на 524 дня бросили в тюрьму. Но вслед за его протестом на Западной Украине вспыхнули антимобилизационные бунты. Крестьяне собирали пришедшие в их сёла повестки и сжигали их на кострах. Войну в Донбассе осуждали коммунисты и представители других левых сил. Поэтому пятая и шестая «волны» мобилизации были отмечены появлением огромного числа уклонистов. Военкомы пытались вручать повестки на проходных предприятий, в супермаркетах, клубах, кафе и просто на улицах. Знакомый киевский студент рассказывал мне, как ночью в их общежитие ворвались сотрудники военкомата и забрали на «АТО» однокурсника. Практика насильственной «мобилизации» продолжается на Украине до сих пор, что свидетельствует о прозрении многих её граждан.

«Воины света»

Летом 2014 года Глеб выслал мне снимок вооружённого солдата ВСУ с банданой на голове. Это был не перепуганный мальчишка, брошенный в адскую мясорубку войны, а молодой хладнокровный боевик — Сергей Стоян. Глеб писал, что Сергей поехал в «АТО» добровольно и, по словам их общих знакомых, там «себя нашёл». Я смотрела на фото и вспоминала тот солнечный майский день, когда он появился на свет. Попыталась представить маленького Серёжу Стояна, а перед глазами появился 10-месячный Егорка Александров, убитый в Луганской области осколком украинского снаряда. Егорку хоронили в голубом костюмчике, который родители купили ему к дню рождения...

В 2014—2015 годах в Донбассе погибло особенно много детей. Но украинские матери во время протестов требовали не мира, а надёжных бронежилетов для своих сыновей, которых СМИ пафосно называют «воины света».

«Мой Толик в «АТО» пошёл добровольно. По образованию он экономист, но парень молодой, здоровый и сидеть в кабинете ему надоело — захотелось размяться. Пошёл в военкомат, попросился в Донбасс, воевать. А там попал в артиллерию и очень сейчас доволен — почти всё время на свежем воздухе», — с гордостью рассказывал мне о своём сыне сельский учитель Николай Петрович.

Я слушала этот монолог и вспоминала старушку из Луганской области, которая после очередного обстрела ВСУ причитала по-украински: «Вчера весь день осколки по хате собирала. Чёртовы дети! Пришли бы посмотрели, в кого стреляют! Я в хату заползла, да под кровать, а они бахают и бахают».

Вполне возможно, что это «разминался» Толик, который, по словам Николая Петровича, «постоянно ходит в бронежилете».

«Я как отец ему говорю… — учитель сделал паузу, и мне подумалось, что он всё-таки не отпускал сына в Донбасс, но дальше последовало: — говорю ему: если ты надумал стать военным, то обязательно должен получить соответствующее образование!»

Карие глаза школьного педагога смотрели ласково и безмятежно, словно его Толик занимался в Донбассе спортом, а не сносил дома и убивал людей. Ни страха за сына, ни сочувствия к его жертвам. Типичный украинский «патриот» в вышиванке, которых у нас — полстраны.

27 июля на киевском митинге против перемирия выступал отец погибшего на войне Ярослава Журавля. Он с пристрастием спрашивал президента Украины Зеленского: «Где ты был, когда в Донбассе умирал мой сын?» Уместнее было бы спросить, где был сам отец, когда его сын уходил воевать. Но, как оказалось, этот родитель был как раз в Донбассе. Вручал солдатам ВСУ средства, переданные для поддержки войны «сердобольными» украинскими старушками. А его сын, последние 6 лет мечтавший воевать в Донбассе, погиб в районе Зайцево. На митинге отец Ярослава благодарил за поддержку «патриотов» Украины, которые развязали войну, отобравшую у него сына, и проклинал президента Зеленского, объявившего перемирие.

Подобная позиция украинских отцов и матерей ведёт лишь к одному: война в Донбассе будет продолжаться, унося новые жизни.

Горькая правда

Основная масса украинцев все эти годы покорно исполняет волю нацистского режима. Надо воевать — значит надо, куда деваться? Поплачут да и соберут сына на войну. Соседские возвратились живыми, может, и ихнему повезёт.

Но везёт далеко не всем: за 6 лет в этой бессмысленной бойне погибли десятки тысяч украинских мужчин. Некоторые пишут о 20 тысячах убитых, но точное их число назвать сложно. Эта статистика, как и другие данные современной Украины, построена на лжи.

За что же они воевали в Донбассе? За землю? Но на Украине она уже стала товаром. За промышленность? Но почти вся промышленность страны уничтожена. За идеалы Евромайдана? Но 24 июля этого года Давид Жвания, один из организаторов и финансистов Евромайдана, сделал официальное признание: вместе с Петром Порошенко, Александром Турчиновым, Арсением Яценюком, Виталием Кличко в конце 2013 — начале 2014 года они совершили государственный переворот.

Рядовых участников этой «революции достоинства» использовали как массовку для захвата власти.

Приближается время, когда нечто подобное мы услышим и о бойне на юго-востоке Украины. Только вот «массовку» этой войны уже не воскресишь. А состоит она из чьих-то сыновей, которые погибли горько и бесславно — как каратели Донбасса.

29 лет буржуазно-националистическая Украина пожирает самоё себя. А чтобы не чувствовать боли, использует ложь. Но ложь — плохая анестезия, прозрение рано или поздно всё равно наступит. И самым страшным оно будет для матерей Украины. Они могли бы спасти своих сыновей, а заодно и жителей Донбасса от кровавой бойни.

Украинским матерям было под силу провести массовые протесты против мобилизаций. Или просто спрятать своих детей от участия в «АТО». Но большинство из этих женщин так или иначе поддержали и продолжают поддерживать войну. «Патриотические» эмоции победили не только их разум, но и материнский инстинкт.

24 августа на Украине любят рассказывать о ровесниках празднуемой «независимости». Но никогда не говорят о том, сколько мальчишек, рождённых в 1990-е годы, погибло в Донбассе. А они — совсем юные и постарше — так вопросительно смотрят с портретов в траурных рамках. Не на президентов смотрят, не на депутатов — на своих матерей.

Анна ПОЛТАВЧЕНКО.