В Пиквике есть голоса, ждущие вас

Помните эти стихи?
"Ленинград, Ленинград,
Я ещё не хочу умирать!
У меня ещё есть адреса,
По которым найду голоса..."

Их положила на музыку и замечательно спела Алла Борисовна Пугачёва.
В нашем клубе Осип Эмильевич Мандельштам всегда найдёт голоса, знающих и ценящих его творчество людей.

                                                             

О́сип Эми́льевич Мандельшта́м — русский поэт, прозаик и переводчик, эссеист, критик, литературовед. Один из крупнейших русских поэтов XX века.
Он родился в Варшаве, в еврейской семье.  Его отец, Эмилий Мандельштам, был купцом первой гильдии, занимался производством перчаток. Он самостоятельно изучал немецкий язык, увлекался германской литературой и философией, в юности жил в Берлине. Мать — Флора Вербловская — занималась музыкой.

В 1897 году семья переехала в Петербург. Родители хотели дать детям хорошее образование и познакомить их с культурной жизнью Северной столицы, поэтому Мандельштамы жили между Петербургом и Павловском. Со старшим сыном Осипом занимались гувернантки, он с раннего детства учил иностранные языки, это давало возможность читать произведения выдающихся авторов в первоисточнике и заниматься переводами.
Хочу отметить, что стихи юный Иосиф (это имя было ему дано при рождении) начал писать в школьном возрасте, хотя, родители этого не одобряли.
Но разве можно задушить поэтический дар, когда он живёт в душе, в мыслях и просится на волю ?
А дар был просто сказочный!
Высоко ценила дар поэта в Осипе Мандельштаме Марина Цветаева.
Он пленил её высокой степенью словесного совершенства. «Если существует Бог поэзии, - писала Марина, - то Мандельштам - его гонец. Он доносит до людей божественный голос точным и чистым».

А вот стихотворение, которое посвятил Марине Цветаевой влюблённый в неё без памяти Осип Мандельштам:
Не веря воскресенья чуду...

Не веря воскресенья чуду,
На кладбище гуляли мы.
- Ты знаешь, мне земля повсюду
Напоминает те холмы
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим.

От монастырских косогоров
Широкий убегает луг.
Мне от владимирских просторов
Так не хотелося на юг,
Но в этой темной, деревянной
И юродивой слободе
С такой монашкою туманной
Остаться - значит быть беде.

Целую локоть загорелый
И лба кусочек восковой.
Я знаю - он остался белый
Под смуглой прядью золотой.
Целую кисть, где от браслета
Еще белеет полоса.
Тавриды пламенное лето
Творит такие чудеса.

Как скоро ты смуглянкой стала
И к Спасу бедному пришла,
Не отрываясь целовала,
А гордою в Москве была.
Нам остается только имя:
Чудесный звук, на долгий срок.
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок.
1916 г.
У них, двух выдающихся поэтов, был яркий роман.
Москва, Петербург, Коктебель - города , видевшие вместе сплетённые их руки и горящие любовью глаза...

Но... не судьба...

Воронежский прокурор Никитенков, сыгравший роковую роль в трагической судьбе Мандельштама, проживёт жизнь в Москве, персональным пенсионером, в славе и почёте, а Мандельштам мученически уйдёт из жизни в Дальневосточном Гулаге, в возрасте 47 лет.
Так бывает в жизни, к сожалению...

А сейчас хочу предложить вашему вниманию эссе Осипа Эмильевича, и вы увидите, что его эссе не уступают по мастерству стихам.

О  СОБЕСЕДНИКЕ


Скажите, что в безумце производит на вас наиболее грозное впечатление безумия? Расширенные зрачки - потому что они невидящие, ни на что в частности не устремленные, пустые. Безумные речи, потому что, обращаясь к вам, безумный не считается с вами, с вашим существованием, как бы не желает его признавать, абсолютно не интересуется вами. Мы боимся в сумасшедшем главным образом того жуткого абсолютного безразличия, которое он выказыва-ет нам. Нет ничего более страшного для человека, чем другой человек, которому нет до него никакого дела. Глубокий смысл имеет культурное притворство, вежливость, с помощью которой мы ежеминутно подчеркиваем интерес друг к другу.

Обыкновенно человек, когда имеет что-нибудь сказать, идет к людям, ищет слушателей; - поэт же наоборот,- бежит "на берега пустынных волн, в широкошумные дубровы". Ненормаль-ность очевидна... Подозрение в безумии падает на поэта. И люди правы, когда клеймят именем безумца того, чьи речи обращены к бездушным предметам, к природе, а не к живым братьям. И были бы вправе в ужасе отшатнуться от поэта, как от безумного, если бы слово его действитель-но ни к кому не обращалось. Но это не так.

Да простит мне читатель наивный пример, но и с птичкой Пушкина дело обстоит не так уж просто. Прежде, чем запеть, она "гласу бога внемлет". Очевидно, ее связывает "естественный договор" с хрестоматийным богом честь, о которой не смеет мечтать самый гениальный поэт... С кем же говорит поэт? Вопрос мучительный и всегда современный. Предположим, что некто, оставляя совершенно в стороне юридическое, так сказать, взаимоотношение, которым сопровождается акт речи (я говорю - значит, меня слушают и слушают не даром, не из любез-ности, а потому, что обязаны), обратил свое внимание исключительно на акустику. Он бросает звук в архитектуру души и, со свойственной ему самовлюбленностью, следит за блужданиями его под сводами чужой психики. Он учитывает звуковое приращение, происходящее от хорошей акустики, и называет этот расчет магией. В этом отношении он будет похож на "prestre Martin"1 средневековой французской пословицы, который сам служит мессу и слушает ее. Поэт не только музыкант, он же и Страдивариус, великий мастер по фабрикации скрипок, озабоченный вычислением пропорций "коробки" психики слушателя. В зависимости от этих пропорций - удар смычка или получает царственную полноту, или звучит убого и неуверенно. Но, друзья мои, ведь музыкальная пьеса существует независимо от того, кто ее исполняет, в каком зале и на какой скрипке! Почему же поэт должен быть столь предусмотрителен и заботлив? Где, наконец, тот поставщик живых скрипок для надобностей поэта - слушателей, чья психика равноценна "раковине" работы Страдивариуса? Не знаем, никогда не знаем, где эти слушатели... Франсуа Виллон писал для парижского сброда середины XV века, а мы находим в его стихах живую прелесть...
 Проходят годы, меняются века, но имя поэта Осипа Мандельштама всегда будут помнить те, для кого он творил...

Светлая Память Мастеру!