Открытое письмо ГАРМАША труппе и коллективу «Современника»

Выполняя обещание, публикую здесь письмо ГАРМАША:

Открытое письмо труппе и коллективу «Современника»

Дорогие мои!

Мне тяжело далось решение уйти из театра.
Я прожил здесь счастливых 36 лет. Это мой дом, оставлять который для меня тяжело и больно. Но, осознав и увидев то, куда направлен вектор развития театра, я понял, что должен это сделать. Вернее сказать, я пытался развернуть движение этого вектора. Пытался достучаться до властей в разных кабинетах. Считал это своим долгом по отношению к нашему общему делу, к памяти ГБ, к тому, к чему она нас призывала, говоря «не позвольте сделать из театра модное место». Делал это открыто, но услышан не был.

Эти полгода показали, сколь катастрофичным было решение о назначении Виктора Рыжакова. Катастрофичным для будущего театра.

Оно было принято подковерно, ещё при жизни ГБ. Подписано буквально на крышке гроба. Это сделали московские власти. Видимо, чего-то боялись. Возможно, даже слухов о том, что я претендую на роль худрука. Говорю вам ответственно: это не так. Я видел будущее «Современника» в коллегии, как это было в течение 2 лет после ухода Ефремова.

Эта коллегия за 3-5 лет точно нашла бы того, кто мог возглавить этот театр. И, по моему мнению, это должен быть молодой режиссер, 40-летний человек. Но случилось то, что случилось. Новый худрук согласился с этим варварским назначением, не остановил его, не попросил приостановить хотя бы до 40 дней.

Дальше мы прослушали клятвы в верности «Современнику», которые, как показали эти полгода, сильно разошлись с делом. Кабинет Волчек был разрушен мгновенно.

Выпущены Диалоги, посвящённые юбилею Победы, часть высказываний прозвучавших внутри них я иначе как кощунством, провокацией и даже преступлением назвать не могу. Потому что Победа и Великая Отечественная война есть факт истории, которым пронизана моя и не только моя жизнь, это мое кино, моя литература, на которой вырос, и моя память. Это является святым и неприкосновенным - вспомните, с чего начинался «Современник», с «Вечно живых».

Молодых артистов подтолкнул к этому худрук, а потом и отредактировал снятое. Их обнародовали от лица театра. А когда часть из вас возмутилась, вам просто закрыли рот, апеллируя к каким-то мнениям, внутри которых как аргумент были и суждения чиновников, осуществивших назначение. Нам всем ещё сказали: дескать, кто бы что ни думал, я сделаю из этого спектакль.

Вы сами знаете, на сегодняшний день ситуация внутри труппы чудовищная.

На лицо очевидный раскол, чего не было здесь никогда. И как выходить вместе на сцену и играть спектакль, представить сложно. И за этот раскол личную ответственность с моей точки зрения, несёт худрук.

Волчек пользовалась безусловным авторитетом в театре. И он был не искусственным, а заслуженным делом. Но она никогда не игнорировала мнение других людей, хоть бывало, что они высказывались и в резкой форме. Вы это знаете прекрасно. Сейчас на место авторитету пришёл тоталитаризм: мнения могут быть разными, но правильное одно - мое. И это декларирует человек, ещё ничего не сделавший в театре. Вернее, сделавший уже очень многое для его развала и уничтожения.

Идет расправа над людьми, прекрасными профессионалами, отдавшими театру десятилетия жизни. А вместо уволенной Саши Толубеевой на работу принимается собственная дочь.
Впереди снятие успешных и конкурентоспособных спектаклей, тем самым артисты, занятые в них, лишаются заработка, а зрители любимых спектаклей.

А что взамен? Собственные спектакли, сделанные со студентами, жизнеспособность которых не проверена на зрителе. Ярчайший тому пример: убран из репертуара «Шагает солнце по бульварам» - спектакль, посвящённый памяти основателей театра. Вместо него студенческая «Оттепель».

В репертуар принимаются названия, даже не прошедшие обсуждения на труппе.
Я не буду продолжать перечислять всю череду чудовищных и безнравственных с моей точки зрения поступков.

Для себя я принял решение, что дальше принимать в этом участие не могу. Выходить на сцену в своих спектаклях, играть их как ни в чем не бывало и при этом видеть, как рушится дом, уничтожается великое дело, выше моих сил.

Я ухожу. Чувствуя ответственность перед зрителем, доиграю объявленные в сентябре спектакли, и ухожу. Не могу поступить иначе, потому что помню все, что сказал у гроба Волчек. И если не могу это подтвердить и осуществить, я ухожу.

Спасибо за счастье выходить вместе на сцену, за радость взаимного творчества, за тепло и понимание, которое получал от вас всегда.

 
Ваш Гармаш

Сергей Гармаш: Я не хочу играть священника

Сергей Гармаш: Я не хотел Ромео играть, честно говоря

Сергей Гармаш: Я не говорю о политике, потому что считаю, что это ужасно неправильно