Почему государство разрешило обанкротить в России завод, производящий жизненно важное лекарство?

Азатиоприн — это слово, по счастью, неизвестно многим из нас, но для тех, кому оно известно, в нем сливаются надежда и отчаяние. Это сильное лекарство от болезней, связанных с иммунной системой. Если иммунная система не в порядке, если она отторгает пересаженные органы, если она вышла из строя и пытается отторгнуть свои, родные органы, значит, надо принимать спасающий, проверенный азатиоприн.

Это российский препарат. Он входит в список жизненно необходимых и важнейших лекарств, утвержденный правительством России. То есть правительство подтверждает, что есть люди, которые не могут без него жить. Просто не могут жить.

И при этом — российского, жизненно необходимого азатиоприна нет в продаже.

Он исчез, и уже несколько лет по стране идет стон больных: верните азатиоприн! Стон этот не слышен за громкими событиями, о нем не знают здоровые люди, но стоит только внимательно прислушаться и обернуться в сторону больных, как тут же услышишь его.

В других странах на change.org создают петиции в поддержку законопроектов, у нас на change.org больные создают петиции с мольбой: верните азатиоприн! Таких петиций несколько. Они не набирают много подписей. Это — стоны в пустоту, мольбы в никуда, жалобы тяжело больных людей в последней надежде, что их услышат.

«У моей мамы заболевание Миостения — это ослабление мышц, если не принимать лекарства (именно на Азатиоприн у нее менее сильная аллергия) начинают расходиться и закрываться глаза, нарушается жевательная и глотательная функции, она начинает задыхаться.

Несколько лет назад лежала в реанимации, потому что не могла глотать и была в жутком состоянии, теперь постоянно пьет Азатиоприн и Калимин. Для моей мамы, думаю, и для многих других больных и пожилых людей это вопрос жизни и смерти. Помогите пожалуйста!!!»

«При многих аутоиммунных заболеваниях азатиоприн является жизненно необходимым препаратом. Лекарства нет в аптеках одиннадцать месяцев. Аналога препарата нет. Без постоянного приема азатиоприна наступает ухудшение состояния. Для многих людей отсутствие этого лекарства является катастрофой. Замена терапии невозможна.

Лекарство производит единственный завод в России. Сейчас производство лекарства остановлено. Как жить?»

Это — из петиций на change.org. Но их никто не слышит. И уже не одиннадцать месяцев, а гораздо больше — два, три года — длится тихий, незаметный большинству из нас кошмар.

«Как жить?» Вопрос задан Министерству здравоохранения и лично министру, вопрос задан премьер-министру, вопрос задан всей этой огромной, разбухшей власти, раскинувшей над Россией свои совиные крыла. «Как жить?» Ответа нет.

Я узнал про ситуацию с азатиоприном от одного из наших читателей, написавшего мне. Несколько дней я читал все, что мог, про азатиоприн, его благотворное действие и внезапное исчезновение из аптек. Никаких тайн тут нет, никаких сложных расследований проводить не нужно — все документы можно найти в открытом доступе.

Сто пятьдесят лет назад на тихой московской улочке в районе Таганки купец первой гильдии Роман Романович Келер создал первое в России фармацевтическое производство. Полтора века в этих старых корпусах производили таблетки, порошки и микстуры для всей России. Был у власти император Александр III — производили, был Николай II — производили, были Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин — производили.

И только в наше время, при Путине — перестали производить. Прихлопнули завод. Обанкротили.

Что и кто стоит за банкротством завода, производившего азатиоприн, кто и в чьих интересах действовал, кому и зачем понадобилась лакомая земля в центре Москвы? Для больных и для меня не имеет никакого значения. Имеет значение только одно:

как же вы могли уничтожить завод, который единственный в России производил жизненно необходимое лекарство?

У завода были долги перед Сбербанком, 240 миллионов. Сумма огромная, но не для всех: хоккеисты в КХЛ, например, получают в год 75 миллионов. Может быть, стоит инвестировать не в хоккей, а в заводы, производящие лекарства? Понятно, что миллиардеры Ротенберги пропустят этот вопрос мимо ушей, но совсем не понятно другое: как государство разрешило банкротить завод, производящий жизненно необходимое лекарство?

Почему среди сотен чиновников в нескольких ведомствах, решавших этот вопрос, не нашлось ни одного, который бы написал в своей резолюции, что мы не можем уничтожать предприятие, производящее азатиоприн, потому что в таком случае обрекаем людей на страдания. Почему среди них не нашлось ни одного, который бы сказал на совмине или где они там еще собираются: давайте сначала перенесем производство азатиоприна на другой завод, а только потом обанкротим этот!

Но нет, так они не думают, не чувствуют, не действуют.

Вся бодяга банкротства старинного предприятия с современным названием «Мосхимфармпрепараты им. Н.А. Семашко» у меня перед глазами — в десятках записей официального документа, который ведут назначенные на завод конкурсные управляющие. Их сменилось уже три.

Это унылая история напоминает распродажу вещей, снятых с трупа. Вот он, труп, лежит, никто не хочет купить с него часы? А туфли? Вот он, мертвый завод на Таганке, никто не хочет купить остатки химпрепаратов, завалявшиеся в заброшенных цехах с демонтированным оборудованием, никому не нужны вещества, из которых все равно уже никто никогда не сделает ничего нужного людям? И — перечень исков к банкроту, все увеличивающаяся очередь тех, кому труп должен пятьсот тысяч за услуги, миллион за поставки, шесть миллионов за ведение давно закрытых банковских счетов...

Угробили фармацевтическое производство лекарства, которое сами же, как будто издеваясь, по сей день включают в список жизненно необходимых. И утопили все в многолетнем судебном крючкотворстве.
Уйдем отсюда, нам тут делать нечего. Мы же о больных.

Минздрав советует больным идти к врачам, чтобы те прописывали им другие лекарства. Аналоги азатиоприна. Но в России нет таких!

А не в России — есть. Например, имуран. Его производят в Англии, в Германии. В России он не сертифицирован, и поэтому в аптеках его нет.

Так почему же вы заранее не сертифицировали это лекарство, почему, зная, что единственное производство азатиоприна закрывается, не провели переговоры с производителем имурана, почему не умолили его прийти со своим препаратом в Россию, почему на госсредства не закупили запасы имурана на несколько лет вперед, чтобы больные люди, лишенные лекарств, не корежились от боли, не падали в мучениях, не стонали и не кричали от съедающей их болезни?

Почему не прекратили этот суверенный бред с сертификацией жизненно необходимых лекарств — и не только имурана — и не разрешили продавать в России лекарства, сертифицированные в Европе? Упаковка азатиоприна стоила от 200 до 300 рублей. Недорогое, хорошее отечественное лекарство. Бездушные тупицы выкинули его с рынка и даже не хотят отвечать за это. В ответах Минздрава, которые больные выкладывают в Сеть, — полное отсутствие двух вещей. Сочувствия. И ответственности.

Иногда в аптеках появляется польский азатиоприн. Упаковка стоит 2500 рублей. Но его надо ждать, искать, ловить. А имуран стоит 3800 рублей. Немецкий имуран привозят в Москву из Турции. И еще 300 рублей курьеру за доставку.

«Как жить?» Да как хотите, так и живите. Нам какое дело? Так звучит их ответ.

Дело в каждом человеке, каждом больном, каждом страдающем, каждом, кому нужна помощь, кому нужны три раза в день маленькие светло-желтые таблетки азатиоприна. Дело в тихом, задвинутом в угол — подальше от начальства, поглубже в тень — страдающем меньшинстве, дело в наших больных согражданах, забытых в своем страдании и в своем горе, брошенных государством.