Кто на самом деле принимал решения по "расстрельным спискам" 1937 года

Большой террор, запущенный в 1937 году, имел свой механизм. Начиная от задержания и ареста, этапирования с тюрьму, следствия и логического завершения - "суда", то есть выбора упрощенных мер наказания подсудимого сборной судебной бригадой - "тройкой" или "двойкой".

Принято считать, что в рамках приказа 00447, Нарком НКВД Ежов и Прокурор СССР Вышинский (так называемая "двойка") разбирались с делом каждого арестованного и утверждали "расстрельные списки", а потом передавали их на окончательное визирование И.Сталину, В.Молотову и другим членам Политбюро ЦК.

Если в списках находились фамилии арестованных военнослужащих РККА - то список поочередно попадал к Ворошилову (как Наркому Обороны СССР) и Сталину с Молотовым.

Прерогатива "Двойки", то есть тандема Ежова-Вышинского, заключалась в осуждении граждан, арестованных в рамках "национальных операций" (польской, немецкой, харбинской и т.д.).

На местах, то есть в республиках и областях, на всех обвиняемых составляли краткие справки, которые подшивались в специальные альбомы (один обвиняемый - одна страница). В специальной графе "тройки НКВД" цифрами ставили свои рекомендации. Цифра "1" - расстрел, цифра "2" - лагерь.

Альбомы вместе со списками спецкурьерами доставлялись в Москву, на рассмотрение комиссии "двойки". По идее Ежов и Вышинский должны были хотя бы прочитать справки и вынести от имени органов НКВД и Прокуратуры окончательное решение.

На самом деле, ни Ежов ни Вышинский этих справок никогда не читали (им хватало дел московских партийцев, сотрудников НКВД и командиров и военачальников РККА).

Поэтому альбомы и списки, поступившие из регионов в Москву, Ежов просто сплавлял по команде вниз, на рассмотрение своим сотрудникам.

Утвердительное решение по альбомным людям принадлежало троим сотрудникам: начальнику 8-го отдела ГУГБ НКВД СССР Владимиру Цесарскому, начальнику 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР Александру Минаеву-Цикановскому и начальнику секретариата наркома Ежова — Исаак Шапиро.

Именно от этих чекистов, в основном, и зависела судьба осужденных. Они могли утвердить предварительный приговор, могли направить материал на доследование, могли и вовсе приказать прекратить дело, могли поменять цифры местами - расстрел заменить лагерем, а лагерь расстрелом.

После работы с каждым альбомом секретари ответственных лиц печатали уже свои списки, которые и шли на подпись Ежову и Вышинскому.

Через этот конвейер проходили десятки тысяч судеб. Все они зависели от внимательности или невнимательности, предвзятости или объективности, усердия или халатности всей репрессивной вертикали, начиная от следователя НКВД и заканчивая вышестоящими лицами.

Но фактически Цесарский, Минаев-Цикановский и Шапиро являлись настоящей утверждающей инстанцией в Москве.

Что стало с этими вершителями судеб?

Владимир Ефимович Цесарский, начальник 8-го отдела ГУГБ НКВД СССР ( Учётно-регистрационного отдела), старший майор госбезопасности, Особоуполномоченный при Народном комиссаре НКВД СССР. Был замечен в подтасовках и махинациях с делами осужденных, в сентябре 1938 года из состава НКВД выведен, назначен начальником Ухто-Ижемского лагеря. Арестован в декабре 1938 года, 21 января 1940 года приговорен к ВМН. Реабилитации не подлежит.

Александр Матвеевич Минаев-Цикановский, начальник 3-го отдела (Контрразведывательного отдела) ГУГБ НКВД СССР, комиссар госбезопасности 3 ранга. В ноябре 1938 года от работы освобожден, арестован, в феврале 1939 года Военной коллегией приговорен к ВМН. Реабилитации не подлежит.

Исаак Ильич Шапиро, начальник 1-го спецотдела (отдела оперативного учета, регистрации и статистики) НКВД СССР, старший майор госбезопасности, ответственный секретарь Особого совещания при наркоме внутренних дел СССР. Арестован в ноябре 1938 года. Военной коллегией приговорен к ВМН в феврале 1940 года. Реабилитирован за отсутствием состава преступления в 1956 году.

Все ответственные лица, принимающие решения относительно судеб осужденных, разделили их участь.