Борис Чепрунов

На модерации Отложенный

Это глава из сборника статей о моих предках. Борис Чепрунов мой двоюродный дед, и по его творчеству ровно год назад в Москве должна была пройти научная конференция. Но искусствовед. который этим занимался - умер. Денис Юрьевич Вальков. А мои тексты остались.

 

В старые-стародавние времена… Ведь так принято начинать рассказы о том, что почти стерто из памяти, хотя и произошло не так уж и давно? Ну, в самом деле, что такое для человечества какие-то сто пятьдесят лет? А вот для одного человека – это много. И для рода много, как-никак – шесть поколений. Итак, жила когда-то в Туркестане – бывшей колонии России, большая семья. Жила она в Хорезме, в городе Ургенч. Перебрались они в колонии из Орска еще в 1863 году. Главу семьи Акиндина Быданова по военным делам перевели в Среднюю Азию, а с ним приехала и его жена – Мария. К началу моего рассказа у них уже было восемь детей – шесть дочерей и два сына.  Я не могу сказать, кто из детей родился в Орске, а кто уже в Туркестане. Одно я знаю точно, их дочь Клавдия Быданова вышла замуж в 1881 году за купца второй гильдии – Василия Чепрунова, переехавшего в колонии из Тамбова. Приехал он один. Рассказывали, что бежал «от любви». Его история жизни сама по себе очень интересна, и я, непременно, вернусь к ней и опишу так, как запомнил по рассказам родственников, услышанных в далеком детстве. Но сейчас я хочу рассказать совсем о другом человеке – о Борисе Васильевиче Чепрунове, писателе, члене Союза Писателей Узбекистана, руководителе русской секции этого Союза и главном редакторе журнала «Литературный Узбекистан».

Я хочу попытаться реконструировать его биографию, которая теперь, в силу определенных обстоятельств, почти неизвестна, ведь в семье, после его гибели, даже боялись упоминать имя, и  до самого дня реабилитации в 1963 году, все его братья и сестры, сыновья и внуки, старались о нем не вспоминать. Не потому что не любили, а потому что сами боялись репрессий. И понятно, что к этому времени умерли почти все, кто хорошо знал его жизнь. А те, кто еще жил, продолжали бояться по привычке, хотя кое-что проскальзывало в разговорах. Факты. Факты – это хорошая вещь, но о самом характере Бориса Чепрунова, о его привычках, предпочтениях, мне так и не удалось ничего узнать. Я могу только предполагать, каким человеком был брат моего деда, сопоставлять некоторые родственные черты, делать скидку на времена, происхождение, его положение в обществе. 

Итак, Клавдия Быданова вышла замуж за купца Василия Чепрунова и переехала в Петро-Александровск (Турткуль) на другой берег Амударьи. Там у мужа был большой магазин. Насколько большой я могу судить только по анализу доходов, а о доходах могу судить по количеству прислуги, обслуживающей дом. Служили у них уральцы старообрядцы, то ли сосланные, то ли вольно переместившиеся. Кухарка Акулина, нянька Екатерина, садовник Иван. Имена повара, кучера, няньки и горничных – не сохранились.

Существует семейная легенда о том, как Иван и Екатерина, молодая пара, только-только из-под венца, пришли наниматься на работу. Екатерине в ту пору было пятнадцать лет. Она была робкая и очень стеснялась богатой барыни в шелковом платье.

- Как тебя зовут? – спросила Клавдия.

- Катерина, - тихо ответила молодая женщина.

В своем стремлении всех поучать, Клавдия Акиндиновна, будучи ненамного старше, тут же заявила:

- Никто так не говорит, не Катерина, а Екатерина. Запомни, и впредь называйся полным именем.

Та кивнула.

- Так как зовут твоего мужа?

- Еиван, - отчеканила Катерина.

Этот «Еиван» надолго застрял в лексиконе нашей семьи, больше, чем на сто лет.

Дружный коллектив слуг, а также приказчики в магазине, полностью освободили счастливую жену купца от бытовых забот. До самой смерти мужа, а умер Василий Петрович в 1905 году, у нее было только два хобби – рожать и играть в карты. Рожала она самозабвенно и так интенсивно, что иногда разница в возрасте между детьми составляла всего девять месяцев. Всего в семье Чепруновых было тринадцать детей. Выжили и выросли – восемь. Шесть сыновей и две дочери. Старшая дочь 1892 года рождения пришлась как нельзя кстати. Она стала нянькой для троих младших. А вот старшим сыновьям повезло. Михаил, Сергей, Николай и герой этого рассказа Борис жили вольно, учились в русско-туземной школе и целыми днями гоняли с мальчишками по улицам. Что купеческие дети, что наследники хана, что дети русских военных или местных баев – все они становились одинаковыми маленькими дикарями, как только попадали на пыльные улицы восточного города. 

Клавдия детьми не занималась. Она сдавала их на руки нянек сразу же после рождения, а сама разъезжала по соседям, предаваясь сладостному азартному пороку – игре. Доподлинно неизвестно, во что они там играли.  В колониях карты были едва ли не единственным развлечением. Приемы, карты и сплетни, вот и все, что увлекало праздных жен русских колонизаторов. Я ничего не имею против таких развлечений, но нужно же и совесть иметь. Василий Петрович часто бывал в разъездах по торговым делам. Высокий зеленоглазый красавец, по семейному преданию, он хранил верность своей маленькой, независимой и, что уж скрывать, холодноватой жене с отвратительным характером. О ее характере я знаю непосредственно из первых рук, поэтому сочинять ничего не приходится. Гораздо сложнее описать личность самого Василия Чепрунова. Он имел прекрасное, можно сказать, аристократическое образование, что было связано с тайной его рождения. Писал стихи, правда рукописи до меня не дошли. Поговаривали о каком-то сундуке, в котором они хранились. Но где тот сундук и где те стихи – мне неведомо. Однако этот факт позволяет подозревать в его характере некоторую мягкость и созерцательность. А как же иначе? Такие черты обычно ходят рука об руку с поэзией.

Еще, я слышал рассказы о том, как каждое утро, он вызывал к себе в кабинет всех детей, и по порядку поил их хиной. Хина в те времена была единственным средством профилактики малярии. А в Туркестане на заболоченной местности вокруг Амударьи роились и размножались анофелесы, малярийные комары. Но несмотря на заботы отца, малярия все-таки не миновала семью. Переболели все. 

Возможно, что я сейчас скажу что-то ненаучное, но последующие поколения семьи Чепруновых тоже имели желтоватый цвет лица и аллергию на укусы комаров, вызывающую приступы, хотя при лабораторных исследованиях плазмодии в их крови уже не обнаруживались. Я сам такой же аллергик, поэтому вполне могу представить мучения человека, страдающего от малярии. А по желтоватому цвету лица узбеки прекрасно отличают потомков колонизаторов от остальных приезжих европейцев. И относятся к ним иначе – считают своими.

Так вот, по одному этому факту, я могу сказать, что Василий Петрович был еще и заботливым отцом. Только вот умер слишком рано в пятьдесят два года. Жена его дожила до восьмидесяти.

Наверное, для полноты картины нужно еще рассказать про Амударью, которая тоже является свидетелем и участником прошлых событий. Начиная свой путь с вершин Гиндукуша, она никогда не изменяет своего нрава бурной горной реки. Через горы и пустыни Амударья несется как бешеный конь, постоянно меняя свое русло. И происходит это всегда внезапно и резко. Так блуждая, когда-то эта река добралась до Аральского моря. Колонизаторы называли ее Бешеная, считая, что это название, когда-то данное арабами, подходит больше всего. Джейхун, вот как это звучит по-арабски. Вы спросите, какое отношение река имеет к истории моей семьи? Для меня имеет. Тот самый родовой дом, она стерла с лица земли в 1949 году, когда снова изменила русло. Поэтому я никогда не имел возможности увидеть этот дом, о котором столько слышал в детстве.

Все дети Чепруновых, родившиеся в Петро-Александровске тоже обладали отчаянным характером, как видно с рождения впитав нрав бешеной реки. Я не могу сказать, чтобы мои предки «спокойно спали в гробах», их неуемность, стремление к авантюрам, жажда жизни, беззаботное отношение к потере комфорта и неумение копить богатства, так и передаются от поколения к поколению. Карьеру никто из них так и не сделал, и даже если поднимался к вершинам, то потом по собственной воле, терял все наработанное годами.

Наш герой, Борис Васильевич Чепрунов был четвертым сыном в семье. Родился он в 1890 году. Был  маленького роста, вертким, худым с раскосыми татарскими глазами, придававшими его лицу диковатый вид. Как и все остальные братья и сестры он обладал желчным характером и был остер на язык. «Чепруновы все такие язвы», - часто восклицает моя мама, и она права. Язвительность и во мне расцвела пышным цветом, иногда мне кажется, что в этом я превзошел всех своих предков.  

От своей матери Борис получил в наследство холодность и отстраненность, ласки были не в ходу в этой семье. Бог знает, как нужно было им себя ломать, чтобы выдавить хоть какую-то нежность. Наверное, поэтому некоторые из детей так и остались одинокими. Хотя рассказывали, что один из братьев – Сергей оказался жертвой собственной сентиментальности. Когда его невеста умерла от брюшного тифа, он уморил себя туберкулезом. Из принципа не желая лечиться. Вот так страстная любовь часто перерастает в жестокость к себе и к своим близким.

В творчестве Бориса Чепрунова отразились впечатления его детства, но описаны они настолько холодно, что читать его бывает трудно и часто скучно. Как писатель, я могу сказать, что эта проблема для нас общая. А единственный сборник рассказов, так и называвшийся «Хорезмские рассказы» был почти полностью изъят в 1938 году. Мне повезло, все книги сохранились в центральном книгохранилище в Москве и несколько месяцев назад я смог прочитать все. Я нашел повесть «Ишанская буча» - повествующую об одной жуткой истории его детства. Борис в совершенстве знал узбекский язык, говорил на нем без акцента. Свободно читал и писал по-арабски. И внешне, со своим восточным типом лица, никак не отличался от узбекских детей. Наверное, все эти качества и сподвигли его на опасное путешествие с другом к могиле святого Султана-бовы. В это время там происходила встреча ишанов суфийских орденов Хорезмского Кубрави и Бухарского Накшбенди, которые готовили заговор. 

Родственники подтверждают, что такое путешествие, действительно, было, но нет возможности точно определить хронологию события. История Туркестана на сегодняшний день почти одно сплошное белое пятно.

Дело в том, что один такой заговор был раскрыт в 1898 году, когда Борису было всего восемь лет, а путешествие он предпринял, вроде бы, в двенадцать, хотя в повести главному герою – шестнадцать. Поскольку даты не сходятся, то я ограничусь тем, что в любом случае, результат мог бы быть плачевным, если бы в нем заподозрили «неверного». Но в тот раз пронесло. Никто и не угадал в маленьком узбеке сына русского купца. Будучи уже взрослым, он осознал чудовищность своего поступка, но вряд ли раскаялся, и написал повесть, как о самом ярком эпизоде своего детства, со всем присущим ему черным юмором.

Самое сильное потрясение Чепруновы испытали в 1918 году и не из-за Октябрьской революции. Революцию они просто-напросто проморгали, потому что давно уже стали туркестанцами и дела России их мало интересовали. Советская власть устанавливалась где-то далеко и казалось, что никогда не придет в Среднюю Азию. Иначе… иначе все было бы по-другому. Из-за своей беспечности вместо того, чтобы эмигрировать куда-то, семья сиднем сидела на одном месте, и досиделась до 1924 года, когда в Туркестане установилась Советская власть. Естественно, что все имущество было потеряно в один день.

Но событие 1918 года не имеет никакого отношения к революции, разве что косвенное. Семья Быдановых так и жила себе в Ургенче. Сергей Быданов служил у хана Асфандияра переводчиком. Работа не пыльная и уважаемая.Во времена смуты колонии оказались брошенными на произвол судьбы, в России шла гражданская война, русские войска в Туркестане остались без руководства. И в это же самое время начали формироваться исламские реакционные течения. Хивинский хан – человек слабый, чрезвычайно мягкого характера. Дурная наследственность, спокойные годы правления под крылышком Российской Империи сделали его неспособным к принятию собственных решений и управлению собственным ханством. Он не заметил, что воинственные туркменские племена под самым боком объединяются и превращаются в опасного врага. А надо сказать, что узбеки чрезвычайно миролюбивый народ и плохие воины. Туркмены же – напротив, отчаянные головорезы и самые отъявленные злодеи во всей Средней Азии. Убить человека для них, что зарезать барана. Так же просто.

В 1912 году, словно ниоткуда, появился жестокий разбойник по имени Мухаммер-Курбан Сейдар. Вначале, вместе со своей шайкой он грабил караваны в Кара-Кумах, но постепенно, возмечтав о карьере Чингизхана, решил объединить туркменские племена и «восстановить справедливость». Поскольку для каждого злодея главным в жизни является оправдание его поступков, то, естественно, что и он придумал для себя «политическую линию». а, именно, месть хану Хивинскому за угнетение туркмен и проведение карательных акций против разбойников, а значит и против всего великого туркменского народа. Если вы подумаете, что он сам все это придумал, то совершите ошибку. Разбойник был не слишком грамотным человеком и поэтому обратился за помощью к некоему Ивану Зайцеву, представителю Временного правительства России.

При его посредничестве он приезжает в Хиву. К тому времени он уже переименовал себя, взяв новое громкое имя – Джунаидхан. Не без помощи российских друзей, вскоре он стал командующим вооруженными силами ханства и получил под свое управление две тысячи вооруженных всадников. Слабохарактерный Асфандияр-хан не знал, что роет себе могилу, он не выдержал давления метрополии, хотя влияние России на колонии в то время уже значительно ослабло. Понятно, что, когда к власти пришли большевики, они испытали острую необходимость повторить опыт социалистического мятежа и в колониях, дабы подтвердить стремление «рабочего класса» к свободе. Джунаидхан оказался тем самым человеком, оказавшимся в удобном месте в удобное время. Было понятно, что он не стремится ник какой революции, а лишь желает захватить власть в Хиве, чтобы стать точно таким же ханом, какие существовали на протяжении десятков сотен лет. Но со стороны это выглядело как справедливое свержение кровопийцы хана, отмена его единоличной власти и установление в Хиве социалистического народовластия.

Джунаидхан поднял мятеж. Были убиты и Асфандияр, и члены его семьи, а также казнен переводчик Сергей Быданов. Как неверному, ему отрубили голову и, водрузив ее на кол, три дня возили по Хиве в назидание остальным. Никакой социалистической революции не произошло и Хивинское ханство просуществовало еще два года под управлением разбойника. Потом оно было разрушено, как и все остальное, в процессе созидательной социалистической революции, а Джунаидхан ушел в басмачи, что явилось естественным итогом недальновидной политики России. Хотя эта личность не вызывает у меня симпатии, но, все-таки, ему и таким как он можно сказать спасибо за то, что Узбекистан сделался республикой СССР на семь лет позже.

Это событие так потрясло начинающего тогда писателя Бориса Чепрунова, что через семнадцать лет после восстания туркмен в Хиве, племянник казненного переводчика написал роман о событиях, свидетелем которых он был. "Джунаидхан", так называется этот роман, однажды запрещенный, потом вновь изданный, а потом забытый. Через историю собственной семьи рассказывал он об истории края. Наверное, для того, чтобы его внучатый племянник ровно через сто лет снова обратился к этой теме.

Время шло в 1919 году Борис женился. Через год у него родился сын Юрий, а еще через два – Анатолий. А через несколько лет, жена Бориса Лидия утопилась в купальне. И причиной тому было психическое расстройство, может быть, депрессия, но такой диагноз тогда еще не ставили. Произошло ли это еще в Турткуле или уже в Ташкенте, я точно не знаю, хотя само слово «купальня» наводит на мысль, что в Турткуле. Второй раз он женился уже в Ташкенте. Вторая жена – Вера оказалась образцом злой мачехи из сказки, и разве что не морила пасынков голодом, хотя молоко от них запирала. Она успела родить третьего сына – Леонида. После гибели мужа, Вера отдалилась от Чепруновых. И она, и ее сын так и остались чужими для нашей семьи. Ведь всегда так бывает – кто-то становится своим, а кто-то уходит, не оставив и следа и не оказав никакого влияния на историю рода.

В Ташкенте, карьера Бориса Чепрунова пошла в гору. Он начинает писать статьи по истории Туркестана, которые публикуются в периодике, в 1934 году выходит сборник под названием «Хорезмские рассказы». В 1936 роман «Джунаидхан» и следом первый том недописанного романа «Золотая паутина». Я не имел возможности видеть все эти издания и читал оба романа переизданными после реабилитации автора в 60-е годы. Тогда же в тридцатые была издана и повесть «Мраудин мирза». Одну из его статей мне посчастливилось прочесть в шикарном сборнике «За советский Туркестан». Но и он был издан в шестидесятые. Так что, будем честны и откровенны, большая часть творчества Бориса Чепрунова существует только в книжных хранилищах. Это страшно. Это то, что пугает меня больше всего, когда я думаю о своих произведениях. И знаю, что нужен наследник, пусть поклонник, который сохранил бы все после смерти. Борис Васильевич был молод и встретил смерть нежданно-негаданно, поэтому и не озаботился сохранением рукописей и не спрятал их там, где не смогли бы найти власти. Его родственники оказались слишком легкомысленными и запуганными, да простят они меня за эти слова. Всю свою жизнь я тоже считал, что его наследие не представляет никакого интереса, но вот в последние годы оказалось, что множество людей ищет его романы в Интернете. Кроме того, они еще и оказались золотой жилой для историков.

Сейчас, когда я решил заняться реконструкцией истории своей семьи, я понимаю насколько мало знаю. Но какими обширнейшими знаниями обладаю по сравнению с остальными представителями моего рода.

Итак, Борис Васильевич был принят в Союз писателей СССР и совершенно точно, что это случилось задолго до 1936 года, потому что его членский билет был подписан самим Максимом Горьким. В СП УзССР он занял немаленькую должность, стал секретарем русскоязычного отделения и возглавил толстый журнал «Литературный Узбекистан». Такие журналы выпускали отделения Союза во всех республиках, потом он стал называться «Звезда Востока».

В начале или в середине 30-х годов в свет выходит повесть «Мраудин-мирза». Это назидательная сказка о суде в дореволюционном Туркестане. Герой повести – кот Мраудин-мирза, уважаемый и богатый член общества, которому дозволено все. Он совершил преступление, простой женщине Калямуш-крысе то ли отрубил, то ли откусил хвост. Понятно, что она подала в суд. Никто не простил бы такого унижения. Судьей в том городе был Теке-козел, так что понятно, как происходил этот суд, и кто выиграл дело. В повести проходит множество героев, но поскольку она не переиздавалась, и я никогда ее не читал, то могу только перечислить тех, кого смогла вспомнить моя мама. Она читала книгу, когда ей было всего шесть лет, причем книга эта была с дарственной надписью и принадлежала ее соседке, бывшей невесте Бориса. Та хранила ее, как память и уберегла от изъятия во время репрессий. Так я и узнал имена героев – Мияудин-ходжи – мулла, Чичкан-мышь, Хуроз-петух. Пожалуй, это и все. Город, где происходили события назывался просто – Хайвонкент, что в переводе означает «город зверей». Ничего особенного, но только не для тех, кто живет в Узбекистане, посыпались обвинения в национализме и оскорблении местного населения. Но тогда еще не был силен национальный дух и недовольные выкрики, всего лишь остались выкриками, последствий не было. К тому же повесть была идеологически правильной и сказкой, а сказки часто рассказывают о животных. Хотя, первый звоночек прозвенел, и кое-кто затаил нешуточную обиду.

Второй звоночек последовал через несколько лет. Скандал разгорелся вокруг первого тома романа «Золотая паутина», который автор сначала неосмотрительно назвал «Колонизаторы». Несмотря на то, что Туркестан до революции официально назывался колонией, цензоры усмотрели в этом намек на существующее положение вещей. Советский Узбекистан считался одной из республик СССР, но по сути, он оставался колонией России. В воздухе витали опасные настроения, а усатый предводитель в Кремле боялся даже маленького сквозняка. Но и этих обвинений оказалось недостаточно для того, чтобы ликвидировать неудобного секретаря русского отдела, а ведь эта должность привлекала многих. Вы, может быть, не знаете, но в те времена член Союза Писателей приравнивался к члену правительства, а уж тот, кто занимал руководящий пост, получал все блага и льготы, какие только можно было себе представить.

В 1937 году был арестован и приговорен к высшей мере наказания бывший младобухарец, а также, член Правительства Узбекской СССР Файзулла Ходжаев. Он проходил по делу о заговоре «антисоветского право-троцкистского блока». Дело было очень громким. Ходжаев был осужден вместе с Н.И Бухариным и А.И. Рыковым. Кроме него под жернова попал и другой политический деятель Узбекистана – Акмаль Икрамов. Этот был повыше рангом и входил в состав особой тройки НКВД СССР, то есть сам занимался репрессиями.

Как оказался Борис Чепрунов на одном фото с этими двумя деятелями догадаться просто, скорее всего это был групповой снимок с какого-нибудь съезда или пленума. Возможно, что туда попали и еще какие-то, менее известные люди, поэтому мы не знаем сколько человек с этого снимка было впоследствии арестовано и убито.

Этой незначительной детали хватило для того, чтобы в 1938 году арестовать писателя. Секретари творческих союзов в то время были обязаны заниматься доносительством. Если не находилось никакого доносчика из народа, то секретарь с радостью брал на себя эту заботу, потому что сверху спускали планы на раскрытие антиправительственных заговоров и количество участников. Это была такая игра, плановая игра в плановом хозяйстве. Колбасы выпустить столько-то тонн, обуви сшить столько-то пар, расстрелять творческих работников – столько-то десятков. Заместителем председателя оргкомитета СП СССР тогда был Александр Фадеев, он же был и ответственным за доносы. Писатель среднего уровня он в те годы быстро пошел в гору и к концу войны дослужился до Генерального секретаря СП СССР, словом, досидел писателем до самой смерти Сталина и даже немного дольше. Его книги входили в школьную программу и всем было наплевать, что они нечитабельны. Действительно, о какой-такой художественной ценности можно говорить, когда идеология и патриотическое воспитание являются главными в писательском мастерстве. А вы не знали? Это раньше литература являлась одним из видов искусств, но мы об этом благополучно забыли, превратив этот вид искусства сначала в рупор сомнительных идей, а теперь, в наши дни, и вообще низведя его до уровня лубочной живописи. Сын «профессиональных революционеров» к концу жизни сделал алкоголиком и 13 мая 1956 года застрелился.По официальным данным причиной самоубийства был алкоголизм, по полуофициальным, как следует из его собственного письма, его затравили («…и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из жизни»…) нехорошие сторонники хрущевсткой оттепели», есть и еще одно признание в том, что «…руки по локоть в крови…». В писательской среде существует свое объяснение самоубийства – начали возвращаться те, кто выжил в репрессиях. Они-то прекрасно знали – кто источник их бед. Но замучили ли Фадеева муки совести, угрожал ли ему кто-то или же тайный доброжелатель сам избавил его от страданий – мы не знаем. Но так уж ли это все важно?

В Узбекистане, точно в такой же роли выступил «представитель узбекской народной классики» Хамид Алимджан. Свои труды по доносительству он начал в 1938 году, и благодаря неустанным поискам в 1939 стал ответственным секретарём Союза писателей Узбекистана. Конечно, о его деятельности известно гораздо меньше, чем о деятельности Фадеева, но у меня есть неоспоримое доказательство его причастности к репрессиям 1938 года. Когда Бориса Чепрунова еще допрашивали в Ташкенте, он сумел передать жене записку такого содержания «Невиновен, но буду наказан. Нас предал Хамид Алимджан». Сама история передачи записки весьма показательна. У Веры была странная манера, во время стирки она вытаскивала резинки из трусов, а потом вдевала их снова, потому что считала, что резинки от воды портятся. Вот на таком носителе она и получила в тот раз записку от мужа, написанную химическим карандашом. Хамида Алимджана тоже постигла кара – он погиб, когда его автомобиль перевернулся и упал в реку Салар в 1944 году. По слухам, в ней ехало еще три человека, но все они остались живы.

Борис был обвинен в шпионаже. Будто бы продал рукопись романа «Джунаидхан» самому шахиншаху Ирана. Я не вижу смысла в такой продаже, ведь роман уже был к тому времени издан.

После ареста Бориса Чепрунова все его братья и сестры лишились работы. Но более страшных последствий не было. В Ташкенте тогда жили коммунальными дворами. Разделенные богатые когда-то дома делились на клетушки и объединялись в общий двор с большими воротами на входе. Целому двору, где могло быть до двадцати пяти квартир присваивался один номер. Это был аналог коммуналок, но, все-таки, жилье у каждого было отдельным. Каждую ночь «воронки» НКВД стаями выезжали на охоту. Люди не спали ночами, всякий раз приникая к окнам, лишь только во дворе раздавался топот сапог. Примерно в таком режиме все Чепруновы и провели весь последующий год. Но больше никто из их семьи арестован не был.

Бориса Чепрунова приговорили к десяти годам ссылки без права переписки. Часто такая формулировка заменяла простое и понятное слово «расстрел». Все книги были изъяты из частных собраний и библиотек и уничтожены.

Но вопреки распространенной ныне информации, писателя расстрелять не успели. Он умер естественной смертью от болезни сердца где-то на этапе, что, конечно, не снимает ответственности за донос и последующее злодейство ни с одного из участников этого дела.

Он был реабилитирован посмертно в 1957 году. И почти сразу издательство «Каракалпакистан» выпустило его романы «Джунаидхан» и «Золотая паутина», на титуле которой впервые было и второе название «Колонизаторы». «Джунаидхан» был издан еще раз через несколько лет. Больше никаких изданий не было.