Я не одинок

Я не одинок

   Это был близкий и знойный день - один из самых жарких собачьих дней - даже на открытой местности, где тёмно-зелёные листья никогда не шевелились на стеблях с восхода солнца, и где птицы оказывались слишком вялыми для любых песен, кроме как слабо щебетать время от времени. В течение всего дня солнце непрерывно светило на улицах Лондона яростным ярким светом и пылающим жаром, пока босоногие дети не почувствовали пыльный тротуар под их подошвой почти так же болезненно, как ледяной тротуар морозил их голые ноги в зиму.   В парках и на каждом открытом пространстве, особенно у прохладных брызг фонтанов в Чаринг-Кросс, люди, которые сбежали с переполненных и не вентилируемых переулков, грелись на солнце или искали каждый угол, где могла быть тень. Но в переулках и трущобах воздух был наполнен теплом и пылью, а густые пары плавали вверх и вниз, наполненные отвратительными запахами от рыбьих остатков и овощей, разлагающихся в желобах. Над головой маленькая прямая полоса неба была почти белой, и свет, когда он падал, казалось, дрожал от бремени собственного горящего тепла. Из одной из небольших транспортных артерий, лежащих между Холборном и Стрэндом, открывается узкий переулок, не более шести или семи футов в поперечнике, с высокими зданиями с каждой стороны. По большей части первые этажи состоят из небольших магазинов; потому что аллея не слепая, она ведёт от улицы к другой улице и образует, по сути, короткий путь к ней, довольно часто используемый. Эти магазины не имеют какого-либо размера или важности: магазинчик с немного скудным выбором овощей и фруктов, брокерский магазин, показывающий странные шансы и конец хозяйственных товаров, два или три других, а в конце, самый дальний от главной магистрали, но ближе к тихой и респектабельной улице за ее пределами, очень скромно выглядящая небольшая витрина, содержащая несколько газет, несколько довольно желтых пакетов канцелярских товаров и две или три книги баллад.   Магазин был даже меньше, чем его окно. После того, как вошли два клиента - если бы такое событие могло когда-либо произойти - было бы почти невозможно найти место для третьего. В конце была небольшая стойка с падающей откидной створкой, с помощью которой можно было попасть в гостиную, лежащую за магазином.                                                                                                                   Этим вечером заслонка была закрыта - определенный признак того, что у Джеймса Оливера, новостного агента, был какой-то гость, потому что в противном случае не было бы повода уменьшить скудный размер стойки. Комната снаружи была темной, действительно очень темной для времени суток; ибо, хотя наступал вечер, и солнце наконец-то садилось, оно еще не переставало сиять над великим городом. Но в доме Джеймса Оливера газ уже был зажжен в небольшом устойчивом пламени, который никогда не мерцал в неподвижном, горячем воздухе, хотя и дверь, и окно были широко открыты. Ибо было окно, хотя его было легко не заметить, открывающееся в проход шириной в четыре фута, которое мрачно вело в еще более близкий и жаркий двор, лежащий в самом центре лабиринта улиц. Поскольку дома были четырехэтажными, легко понять, что очень мало солнечного света могло проникнуть в комнату Оливера за его магазином, и что даже в полдень там было сумерки. Эта комната была в целом лучше, чем мог предположить незнакомец, с двумя или тремя странными маленькими уголками и нишами, заимствованными из пространства, принадлежащего соседнему дому; поскольку здания были старыми, и, возможно, когда-то были одним большим жилищем. Это была явно единственная квартира, которую владелец имел; и все это было устроено человеком, живущим в одиночестве, потому что во взгляде скудной мебели было что-то почти безлюдное, хотя оно было чистым и цельным. Был пожар, но он потух, и угли были черными в решетке, в то время как чайник все еще сидел на верхней панели с печальным выражением пренебрежения.                                           Джеймс Оливер сам поставил свой стул рядом с открытой дверью, где он мог следить за магазином - ненужная мера предосторожности, так как в этот час ни один покупатель никогда не обращался к нему. Он был стариком и казался очень старым и немощным в тусклом свете. Он был худым и худым, с той особенной щедростью, которая вытекает из привычки, всегда есть меньше, чем можно. Его зубы, которых никогда не было слишком много, исчезли несколько лет назад, и его щёки впали довольно глубоко. Тонкая сеть морщин расположилась по углам его глаз и рта. Он нагнулся и долго двигался медлительно и рассудительно. И всё же его лицо было очень приятным - весёлое, нежное, спокойное лицо, время от времени освещённое улыбкой, но с достаточно редко, чтобы сделать его более желанным и более заметным, когда оно появилось. В этот жаркий вечер у старого Оливера была посетительница, аккуратная, маленькая, изящная женщина, с небольшим сходством с ним, которая приводила его комнату в порядок и следила за чистотой, необходимой для его белья.

Она просто меняла свои иголки, ткань и пуговицы старомодной домохозяйки, которые она всегда носила в своём кармане, а затем собиралась надеть чёрный шелковый капот и цветную шаль, прежде чем попрощаться с ним. "Э-э, Шарлотта, - сказал Оливер, сделав долгий и трудный вдох, - что бы я дал, чтобы быть на вершине у реки, наблюдая, как солнце садится этим вечером! Многие и многие проводят летний полдень, когда мы проводили там, мы были молоды, и все наши живы. Помните, сколько миль страны мы могли видеть вокруг нас, и как свежий воздух дул через тысячи зелёных полей? Почему я однажды видел Сноудона, более чем в шестидесяти милях от него? Когда мои глаза были молоды и был ясный закат, я всегда думаю о вершине, когда читаю, как Моисей поднимается на гору Писга и видит всю землю вокруг него, север и юг, восток и запад.       Теперь у нас всё изменилось!"Ах! Это как другой мир!" сказала старуха, медленно качая головой. «Все люди, которых я раньше обшивала в Астоне, Аппингтоне и Оверлхилле, к этому моменту , в основном, ушли или умерли. Это совсем не похоже на одно и то же место. А теперь никого, кроме нас с тобой, не осталось , брат Джеймс. Ну, хорошо! Это одинокий, стареет. "Да, одинокий, но не совсем одинокий, - ответил старый Оливер мечтательным голосом. «Я немного слепну и просто немного глухой, и я не чувствую себя совсем так, как раньше; но у меня есть кое-что, чего я раньше не имел. Иногда вечером, перед тем как я засвечу газ, у меня такое чувство, будто я почти вижу Господа Иисуса и слышу, как он говорит со мной. Он смотрит на меня как на нашего старшего брата, который умер, когда мы были маленькими. Шарлотта ты его помнишь? Белое, спокойное, терпеливое лицо, с улыбкой, как солнце, сияющее за облаками. Ну, я не могу сказать, сон это или нет, но есть лицо, которое смотрит на меня или, кажется, смотрит на меня из сумрака, и я думаю про себя, может быть, Господь Иисус говорит: «Старый Оливер одинок в темноте, и его глаза становятся тусклыми. Я сделаю себя наполовину равнодушным к нему. Затем он приходит и сидит здесь со мной некоторое время. "О, это всё так, как ты живешь в одиночестве, - резко сказала Шарлотта."Возможно так! Возможно так!" ответил старик, кротко вздохнув; "но я должен быть очень одиноким без этого."Они больше не разговаривали, пока Шарлотта не потрясла последнюю кровать в углу, на которой лежали её капот и шаль. Она надевала их аккуратно и непринужденно; и когда она была готова уйти, снова заговорила в сдержанной и таинственной манере. "Я ничего не слышал о Сьюзен, я полагаю?" она сказала."Ни слова", печально ответил старый Оливер. «Это единственная проблема, с которой я столкнулся. Это была моя последняя страсть, и я был горячим и поспешным, я знаю».«Таким ты всегда был временами», - сказала его сестра.«Ах! Но эта страсть была хуже всего», продолжал он, медленно говоря. «Я сказал ей, что если она выйдет замуж за молодого Роли, ей никогда не следует затемнять мои двери - никогда больше. И она поверила мне на мое слово, хотя, возможно, знала, что это не что иное, как горячий характер отца. Темнить мои двери! Почему, самое яркое солнце? Я мог бы видеть, как она входит, улыбаясь, в мой магазин, как она делала дома ".«Ну, я думаю, что Сьюзен следовало смириться», - сказала Шарлотта. "Это продолжается уже шесть лет, и у нее было достаточно времени, чтобы увидеть свою глупость. Ты знаешь, где она? "Я ничего не знаю о ней», - ответил он, печально качая головой. «Молодой Роли был диким, очень диким, и это было моим возражением против него; но я не хотел, чтобы Сьюзен поверила мне на слово. Я не должен говорить так быстро и горячо". "И подумать. Я помог воспитать ее такой благородной и с такими красивыми манерами!» воскликнула старуха, с негодованием. "Она могла бы сделать намного лучше с ее умом тоже. От Такой милости, как она могла оказаться! Ну, до свидания, брат Джеймс, и не ходи больше с этими видениями; они не полезны для тебя."Я должен быть очень одиноким без них, ответил Оливер. «До свидания, Шарлотта, до свидания, и Бог благословит вас. Приходите снова, как только сможете».                                                   Он прошёл с ней к двери и остался наблюдать за тихим переулком, пока она не свернула на улицу. Затем, последним кивком в её сторону, когда она исчезла из его поля зрения, он медленно вернулся в свою тёмную лавку, поднял крышку прилавка и отступил в тёмную комнату внутри. Как ни было жарко, ему показалось, что с наступлением ночи стало немного холодно, он натянул старое пальто, набросил платок на свою белую голову, а затем сел в сумерках, глядя в свой магазин и переулок за ним. Должно быть, он через какое-то время задремал, его охватил жар, и он утешился постоянным гулом улиц, который достиг его унылого уха в смягченном шепоте; наконец он почти испугался и обнаружил, что полная тьма внезапно обрушилась на него, как ему показалось. Церковные часы били девять, и его магазин ещё не был закрыт. Он поспешно вышел, чтобы поставить ставни.