Окончание 2 части 4 глава "Проделки мистического Нечто"

   Фигура покачнулась и чуть не завалила врача, но, покачавшись перед залитыми страхом глазами Рустама Андреевича, вернулась на прежнее место..

- Вроде и сильного ветра нет, - испугано захрипел Рустам Андреевич, вытирая со лба льющийся ручьями пот, - а она покачнулась. Если бы накрыла меня, то раздавила бы. На что жалуемся, Петрович, - подорванным голосом закончи он.

- У меня, когда я хожу, кто-то как бы прячется за спиной и шепчет.

- Так, - ответил Рустам Андреевич, чувствуя, как сухота разрывает его горло. - Говоришь, когда ходишь. Нда. Сложный случай. – Он покачал головой, но не потому, что, по его мнению, это был сложный случай, а из – за того, чтобы хоть на самую малость оживить дубеющею голову. - С ходу не возьмешь. Нужно крепко подумать. Может даже консилиум врачей созвать.

- Ты от меня консилиумом не отбрыкивайся. И поить твой консилиум не стану. Да и где ты его найдешь? Врачей у нас больше нет. Разве Мирон - ветеринар. Так он быка Бурана и коров лечит, когда они люцерны объедятся и обдуются и роды у них принимает.

— Говоришь, что сердце припаривает.

- Да не сердце, - сердито бросил Петрович. - Ты бери во внимание мои слова. Когда хожу, то у меня как бы за спиной что-то или кто - то прячется.

- Так, так. Когда ходишь, а когда сидишь?

- Тогда всё в порядке.

- Ну, дорогой мой, лечение - то плёвое. Суть в психике. Ты не ходи, а сиди, - выдал Рустам Андреевич. - Учись мыслить так как я.

   А мыслил Рустам Андреевич, о том, что и утром, как бы пролезть через окно и махнуть в бусугарню, через дверь нельзя, толпа назад зашвырнёт, на лету у буфетчицы рвануть пару или тройку кружек и умотаться снова через окно в кабинет. Он считал, что такой поступок не безобразие, а имеет право быть и честен. Тяжелое похмелье тоже болезнь. И если он лечит других, то почему должен отказывать себе в этом. Лечение, как и любовь. Все способы хороши.

   Петрович мужик сдержанный, но если что - то не вписывается в его желание, то берегись.

- Я тебе сейчас морду набью за болтовню.

- Не набьёшь.

— Это почему?

- А вот почему.

   Рустам Андреевич выметнулся со стула и приклеился к кушетке.

- Ты – мужик, Петрович? Мужик. А какое святое правило у мужиков: лежачих не бьют.

- Ты, Андреевич не заморачивай мне голову, а вставай. Там в очереди весь посёлок.

- Ты не о посёлке думай, а о своём лечении. Я вот нашёл ещё один способ, как тебе   себя упорядочить. Шлёпай домой, дома накрой стол, поставь бутылку самогона, два стакана, налей в оба, произнеси тост: за здоровье. Если кто-то выпьет второй стакан, значит за тобой кто-то ходит, а если стакан останется на месте, то никто.

- Так не все же пьют.

- Все. Я не знаю ни одного человека во Вселенной, который отказался бы от дармовой выпивки.

- А ты что? Всю Вселенную знаешь.

- Петрович, - с упрёком протянул Рустам Андреевич, - я же врач, а не хрень какая – то. Уверяю тебя, что это самый надёжный способ проверки.

Если кто-то за спиной у тебя окажется, приходи с ним ко мне. С бутылкой. Самогон ему язык развяжет, я побеседую с ним, и мы договоримся, чтобы он не шастал за тобой. Дипломатия. Психология. А если и не окажется, всё равно приходи. Выпьем за твое оздоровление.

- А пива хочешь?

- Спрашиваешь.

- Тогда давай сделаем так, - бросил Петровис. - Скидай халат, а его одену и вместо тебя врачом побуду. А ты беги в бусугарню.

- Халат – то я скинуть могу, а куда морду мою скинуть?

- На мой кулак, - бросил Петрович. – Я её так обработаю, чтоб она, как радуга будет. Я тебе свой рецепт, а ты мне свой. Вставай, Рустам Андреевич Нужно меньше пить Учись у фигуры. Не пьёт.

- Железо, - махнул Рустам Андреевич. - Не интеллектуальная особа.

   Фигура снова качнулась и снова, покачавшись перед посеревшим лицом врача, грохнулась на пол.

- Мать твою!

- Ты Петрович в моём кабинете не матерись, - бросил Рустам Андреевич. – От матерного слова организм на подрыв идёт

- Я и не матерился.

- А кто сказал: мать твою? Я, что ли?

- Послышалось, наверное, тебе.

   Они подняли фигуру. Она снова закачалась. Рустам отпрыгнул в сторону, попытался нырнуть под стол, но зацепился ногами за стул и стал на четвереньки. Петрович, ухватившись за халат, поднял его

- Да что это с ней, - зашептал врач, - так и норовит меня придавить. Ты возьми вон в углу верёвку, перепояшь её, вроде, как бы пояс, а конец привяжи к крюку, на который я халат вещаю.

- Сам перепояшь, - бросил Петрович. - Пьян - угарная, зеленкой обмазанная. Отпороть бы тебя на твоей кушетке хворостиной.

— Это можно!

   Что за дела? Рустам Андреевич соглашался на порку самого себя.

- А ну повтори, что ты сказал? – бросил Петрович

- Я ничего не говорил, - отбрил Рустам Андреевич.

- Как же! Я сказал: отпороть бы тебя на твоей кушетке хворостиной, а ты согласился: это можно.

- Что я дурак, что ли, - вскипел врач.

- А кто же сказал. Нас тут двое: ты и я. Ну ещё железка твоя, - он пальцем ткнул в фигуру. – Не она же сказала. Дух в неё ещё не влили.

- Ослышался ты. У тебя с мозгами не клеится. То за спиной кто-то ходит, то голос какой-то слышишь. Иди домой и выполняй мой совет. Сразу всё поправиться.

   Петрович направился к двери, но остановился. Может Рустам Андреевич прав. С мозгами нелады. Чтобы проверить, он решил выйти на повторение эксперимента, громко бросив: пьян - угарная, зеленкой обмазанная, отпороть бы тебя на твоей кушетке хворостиной.

   В кабинете зависла тишина. Петрович и Рустам Андреевич схлестнулись взглядами, словно хотели завалить друг друга.

- Ты что? Совсем охренел, - вскипятился врач.

- Может охренел, а может и нет. – Петрович почесал затылок. - Да вот моя душа чувствует, что-то не так в твоём кабинете.

- Ты за самогоном шагай, тогда всё будет так, - вскипятился Рустам Андреевич.