Красная армия бежала без боя....
На модерации
Отложенный
История
Блогосфера
Сергей Баймухаметов
28 июня 2017, 09:57
Не было в 1941 году никакого отступления. Гроза мира - Красная армия бежала от немецкой без боя, бросая оружие, боеприпасы, провизию.
Уже к 9 июля 1941 года фронт проходил по линии Псков — Великие Луки — Витебск — Смоленск — Рогачев — Гомель. За семнадцать дней гитлеровцы заняли Прибалтику, Белоруссию, Западную Украину и подошли к Киеву. Советская историография (пропаганда) объясняла невероятное отступление Красной армии внезапностью нападения, превосходством противника в живой силе и технике: «На фашистскую Германию работала вся промышленность Европы», «фашистские танковые армады» и т.п.
Все это было враньем.
На самом деле даже в 1941 году мы произвели танков в два раза больше, чем Германия, а в 1942 году — уже в шесть раз больше. (Не считая тысяч танков и самолетов, поставляемых союзниками.) За всю войну СССР потерял 100 тысяч танков. Закончили войну, имея 35 тысяч танков.
Итак, расклад сил к началу войны (все цифры — по данным ВНИИ документоведения и архивного дела):
- Немецких танков — 4000. РККА — 14 000
- Немецких самолетов — 5000. РККА — 10 000
- Немецких орудий и минометов — 42 000. РККА — 59 000
Тем не менее 11 декабря 1941 года Гитлер заявил в Рейхстаге, что с 22 июня по 1 декабря на Восточном фронте германские войска взяли в плен 3 806 860 советских солдат и офицеров.
Что же происходило, если только пленных за полгода — почти четыре миллиона?
Ни в одной книге не находил я убедительного объяснения. При любых встречах с ветеранами исподволь заводил такой разговор — и не получал ответа.
Конечно, и отца спрашивал, но он не испытал отступления, он начал войну в октябре 41-го года под Москвой, в переломный момент. Это была смертельная оборона, но он стоял лицом к врагу, сражался, а это совсем другое знание, другой опыт.
«Нас почти не осталось…»
А потом жизнь сложилась так, что я 40 лет, до последних его дней, дружил с Василием Ефимовичем Субботиным — участником и летописцем штурма Берлина и рейхстага, автором всемирно известной книги «Как кончаются войны». Каждый год в начале мая он старался не включать телевизор — ему были мучительны непомерные ликования, ажиотаж, нагнетаемый прессой, он называл эти празднования плясками на костях. Ко многим рассказам о войне, появляющимся в печати, Василий Ефимович относился настороженно.
«Понимаешь, — говорил он, — войну как прямое столкновение с врагом знает очень мало людей. Одни убывали с передовой, их сменяли другие, потом они тоже убывали — это был конвейер смерти длиной в четыре года. Мало кто выжил и дожил. Передний край, окоп — это взвод, рота. В штабе батальона можно уже оглядеться. В штаб полка командиры батальонов идут, как бригадиры с полевых станов в деревню: отдохнуть можно, на людей посмотреть. Штаб дивизии — все равно что центральная усадьба совхоза, большое село. Штаб армии — как райцентр, а уж штаб фронта — город! И везде, в самых разных подразделениях, от полковых до фронтовых, служили миллионы людей. Они делали очень, очень важное дело — обеспечивали передний край, без них никакой войны не могло быть. Но в непосредственный контакт с противником не входили, окопа не знают. Однако с годами, наверно, что-то происходит с памятью, чужое выдается за свое. И вот они уже от себя начинают рассказывать то, что слышали от окопников, при этом многое путают и перевирают. Потому что о войне, если не знаешь, ловко соврать не получится, обязательно на какой-нибудь мелочи промашка выйдет».
Советские критики, литературоведы, рассуждая об отражении в военной прозе героизма наших солдат, любили цитировать две строчки из книги Василия Ефимовича: «Я один из немногих оставшихся в живых — один из родившихся в 1921 году. Когда началась война, нам было по двадцать лет. Нас почти не осталось… Какое это было поколение… Как штыки!»
Но сразу же за этими строчками следуют совершенно загадочные фразы, которые не цитировали: «Если бы нам сказали. Если бы эту силу взять в руки. Мы бы легли там, где нам показали, и защитили страну… Никто б не побежал. Никогда немец не зашел бы так далеко».
«Миллионы солдат отступали без боя»
Что значит: «Если бы нам сказали»? Какие-то неподходящие по всему строю слова. Сама их несуразность цепляла внимание.
Солдатская, литературная судьба Василия Субботина уникальна еще и тем, что он не только закончил войну в Берлине, но и встретил ее утром 22 июня 1941 года на западной границе, на посту башенного стрелка среднего танка. Пережил трагедию отступления. О чем-то написал в своих книгах, о чем-то умолчал. Было ведь не только давление редакций, политорганов, цензуры — была и самоцензура, самоограничение. Он столько нападок выдержал за книгу «Как кончаются войны»! С горечью говорил: «Пионеры и генералы рассказывают нам, как мы воевали…»
А «пионеры и генералы», редакции, цензура и политорганы не сами по себе, они — выражение все подавляющей официальной историографии. Любое слово очевидца, не соответствующее канону, отвергалось и преследовалось. Есть еще манипуляция сознанием, внушаемость и внушение, под воздействие которого попадают даже участники событий. Так, через 15 лет после войны, в 1960 году, на встрече ветеранов 150-й Идрицкой дивизии некоторые герои штурма рейхстага говорили друг другу: «Помнишь, с нами был еще старший сержант Иванов, он погиб…» Но «старший сержант Иванов» — вымышленный персонаж из художественного кинофильма «Падение Берлина» (1949 г.), введенный туда как товарищ Егорова и Кантарии. (В 2000 году про «сержанта Иванова» как реальное лицо написала «Независимая газета» в статье под названием «Герой штурма остается безвестным».)
Подобных историй было немало. Не говоря уже о (скажем мягко) спорах, которые длились десятилетиями и до сих пор длятся — спорах за первенство в установлении флагов над рейхстагом. Не зря в начале пути старшие, опытные литераторы предупреждали Субботина: «Не будь самоубийцей, измени все имена и фамилии, сделай как бы «художественную прозу».
И потому Субботин даже в годы свободы не печатал, не публиковал дневники военных и послевоенных лет. Боялся, что новых обвинений «в неправильном показе всенародного подвига» его сердце не выдержит.
«Наш полк стали бомбить в первые же минуты, мы ведь стояли у границы, — рассказывал Василий Ефимович. — Срочно покинули казармы и расположились в соседнем лесу. Отрыли окопы, замаскировали танки и машины ветками. Но никто еще не верил, что началась война. Замполиты повторяли одно слово: «Провокация».
Как мы догадывались, никакой связи с командованием и никаких приказов не было. Потому что стояли мы в том лесу три дня почти без единого выстрела. Над нами шли немецкие самолеты, ночами горизонт полыхал. Понятно было, что немцы обходят нас со всех сторон. На третий день в наш лес по проселочной дороге зарулила группа немецких мотоциклистов — первые гитлеровцы, которых мы увидели. Заблудились. Мы их ссадили, разоружили, все сбежались смотреть. Я до сих пор помню, как они себя вели. Они держались как хозяева, как будто ждали, что мы сейчас бросим оружие и всем полком сдадимся им в плен. Потом нас, солдат, отогнали командиры, особисты пришли, повели немцев на допрос.
Простояв в лесу три дня, мы колонной выдвинулись на дорогу к Тарнополю (с 1944 года город Тернополь. — С.Б.), надеялись, что там будет сборный пункт. Как только вышли из леса, начались бомбежки. Подошли — а Тарнополь уже горит, занят немцами. Пошли в обход. Но после Тарнополя, после бомбежек полка как боевой единицы не стало — отдельные группы бредущих в отступление людей. Мы попали в общий поток отступающих войск, таких же, как и мы, растерянных, ничего не понимающих. Шли под бомбежками, убитые оставались в канавах, на обочинах. Солнце палило нещадно. Шли без отдыха, без крошки хлеба во рту, со сбитыми в кровь ногами.
Меж собой говорили: вот дойдем до старой границы — и там остановимся, там дадим бой. Мы знали, что Шепетовка — старая граница. А старая граница была укреплена. Но выйти точно к Шепетовке не смогли, только видели вдали полыхающее зарево.
Так и прошли старую границу, ничего не заметив. Вышли к Волочиску, а оттуда уже на Проскуров (с 1954 года город Хмельницкий. — С.Б.).
Почти четыре миллиона пленных за полгода войны!
Но ведь пленных могло быть и больше. Был день, когда мы с немцами шли рядом. В одном направлении — на восток. Они шли по параллельной с нами дороге. Иногда можно было их видеть. Пехота двигалась колоннами. Много солдат ехало в машинах, впереди и сзади мотоциклисты. Отдельно — танки.
Так они и прошли. На нас не обратили внимания. То есть понимали, убедились, что воевать, стрелять в них мы не будем.
С годами, вспоминая, я стал думать: почему мы отступали без боя? Ведь среди нас были командиры, но за дни отступления я их почти не видел и не слышал, офицерского командирского голоса не слышал.
Теперь мы знаем, что до войны командный состав нашей армии подвергся страшным репрессиям. От лейтенантов до маршалов. Значит, обстановка среди командного состава была такая, что люди были деморализованы. Они боялись не немцев, а собственного начальства. Боялись отдать какой-нибудь приказ самостоятельно, без приказа сверху. Никто не осмелился взять на себя ответственность и организовать на каком-нибудь рубеже оборону. Просто отступали».
Прерву здесь рассказ Василия Ефимовича. Существует множество версий о действиях, вернее, бездействии Сталина в первые дни войны. О том, что он впал в полную прострацию.
Есть документы о его попытках договориться с Гитлером — объяснительная записка заместителя начальника Разведуправления НКВД Павла Судоплатова от августа 1953 года: «Примерно числа 25–27 июня 1941 года я был вызван в служебный кабинет бывшего наркома внутренних дел Берия. Берия сказал мне, что есть решение Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск… Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек. Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует» (Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 204–208; опубликовано в сборнике: 1941 год. М., 1998. Т. 2. С. 487–490).
Вернемся к рассказу Василия Ефимовича Субботина:
«Связи с войсками не было, она сразу прервалась. Вот газета «Известия», письмо Марка Модестова, тоже танкиста, судя по всему, из комсостава. Он тоже встретил войну на западной границе, попал в окружение, в плен, в концлагеря. Модестов пишет: «Я видел в эти первые жуткие дни стреляющихся в висок командиров… В окружении, замкнутом пятью кольцами, нас непрерывно бомбили, но мы не видели ни одного своего самолета, который сбросил бы нам весточку: что нам делать, как поступить».
То есть тоже ждали приказа. Никакой приказ, если он и был, ни до кого не доходил. А самостоятельно, без приказа, командиры боялись хоть что-то сделать. И миллионы солдат отступали без боя.
А я уверен: если бы каждый командир приказал занять оборону, мы бы дали бой и не пустили немца так далеко. Брестская крепость целый месяц держалась! Сколько там немцев убили, какие силы она отвлекла! Потому что нашелся командир, который приказал: «Огонь по врагу!» И если бы нашлись везде такие командиры, каждый батальон мог стать Брестской крепостью. И не случилось бы того, что случилось, не откатился бы фронт до Днепра за какие-то две-три недели.
Что еще добавить? За десять дней отступления мы прошли три области — Львовскую, Тернопольскую и Хмельницкую. В Проскурове нас, танкистов, собрали, сформировали новую часть и эшелоном перебросили под Киев. И уже в те дни, может быть, в дороге или под Киевом, попалась мне газета с обращением Сталина: «Братья и сестры…»
С обращением к народу Сталин выступил 3 июля 1941 года. К этому моменту немцы взяли Минск.
Вот на каком фоне надо рассматривать рассказ башенного стрелка среднего танка Василия Субботина, встретившего войну 22 июня 1941 года на западной границе и закончившего войну в Берлине в звании старшего лейтенанта. Вот что скрывается за его словами: «Если бы нам сказали… Мы бы легли там, где нам показали, и защитили страну… Никто б не побежал. Никогда немец не зашел бы так далеко».
И мне представляется, рассказ Василия Ефимовича многое объясняет. Офицеры, парализованные страхом репрессий. Командиры, которые боялись ответственности. Даже Родину защитить боялись! Такая была атмосфера в армии.
Война унесла…
Каким был учет потерь во время войны, красноречиво говорит сопоставление Справки Генштаба от 1 мая 1942 года — с приказом заместителя наркома обороны от 12 апреля 1942 года.
По Справке, безвозвратные потери с 22 июня 1941 года по 1 марта 1942 года составили 3 217 000 человек.
О действительном положении дел — в приказе заместителя наркома обороны от 12 апреля 1942 года:
«Учет личного состава, в особенности учет потерь, ведется в действующей армии совершенно неудовлетворительно… На персональном учете состоит в настоящее время не более одной трети действительного числа убитых» (выделено мною. — С.Б.).
То есть убитых на тот период было в ТРИ раза больше, чем докладывалось в высшие штабы.
Продолжим цитирование приказа: «Данные персонального учета пропавших без вести и попавших в плен еще более далеки от истины» (выделено мною. — С.Б.).
Так складывалась общая статистика.
Сталин в марте 1946 года объявил: «В результате немецкого вторжения Советский Союз безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу около семи миллионов человек».
Хрущев в 1961-м: «Война унесла два десятка миллионов жизней советских людей».
Брежнев в 1965-м: «Свыше 20 миллионов человек».
Горбачев в 1990 году: «Война унесла почти 27 миллионов жизней советских людей».
То есть цифры потерь увеличились почти в четыре раза. Такая была статистика.
В январе 2009 года президент РФ Дмитрий Медведев возмутился: «Спустя 65 лет после войны все еще не обнародованы данные о наших потерях. Нужно выходить на историческую истину!» И поручил министру обороны взять под личный контроль подготовку данных о погибших.
Приказ Главнокомандующего не выполнили. Накануне 65-летия Победы заместитель министра обороны огласил те же цифры: в 1941–1945 годах погибли 26,6 миллиона советских людей. Потери мирного населения составили 18 миллионов. Боевые потери — 8,66 миллиона.
Однако боевые потери по этим данным уменьшены более чем в два раза.
Еще в 1995 году Центральный автоматизированный банк данных Всероссийского НИИ документоведения и архивного дела насчитывал 19,5 миллиона персональных карточек о погибших, пропавших без вести, умерших в плену и от ран военнослужащих Вооруженных Сил СССР (Сборник материалов научной конференции «Людские потери СССР в Великой Отечественной войне». Институт российской истории Российской академии наук, 1995).
Прибавим к ним официальные данные о потерях мирного населения — 18 миллионов. Получается — 38 миллионов.
Когда я обнародовал эти расчеты, то услышал немало обвинений: выдумка, фальсификация, очернение… Как будто цифры взяты с потолка. Однако через несколько лет сказала свое слово высшая власть. И действительность оказалась страшней моих расчетов.
14 февраля 2017 года на слушаниях в Государственной думе с докладом «Документальная основа Народного проекта «Установление судеб пропавших без вести защитников Отечества» выступил сопредседатель движения «Бессмертный полк России» депутат Госдумы Николай Земцов:
«Согласно рассекреченным данным Госплана СССР, потери Советского Союза во Второй мировой войне составляют 41 миллион 979 тысяч, а не 27 миллионов, как считалось ранее. Это — без малого одна треть современного населения Российской Федерации.
Безвозвратные потери в результате действия факторов войны — более 19 миллионов военнослужащих и около 23 миллионов гражданского населения… почти 42 миллиона человек».
Гитлеровская Германия, сражаясь на несколько фронтов (Восточный, Африка, Средиземноморье, Западный фронт), потеряла до 7,3 миллиона солдат и мирных жителей.
А СССР — 42 миллиона солдат и мирных жителей. Среди них, по данным Министерства обороны на 2013 год, почти 2 миллиона — «пропавших без вести».
Комментарии
Это тоже надо учитывать...
Почему ВАШИХ, под Сталинградом, даже в плен не брали, а давили танками, как в...й?!
А "очень многих, не желавших воевать" в 5-миллионной на конец июня РККА не набиралось и целого батальона - перебегали поодиночке. Что при тяжелых оборонительных боях как бы немножко типичное дело. Было бы странно,если бы не перебегал никто - после кризиса довоенной пропаганды, обещавшей что немецкий рабочий тоже чувствует себя сначала рабочим, а только потом немцем, и воевать против пролетариев не станет. Только вот Гальдер, начальник штаба ОКХ, триждыпишет в дневнике за июль-август. что "мало пленных... русские неохотно сдаются... много пленных только после глубоки операций на окружение...". А летняя кампания вермахта 41 года из одних только глубоких операций на окружение и состояла, есличо.
Резун, внук бандеровца!
А Солонин такой же антисовок, но в отличие от Суворова учится на каждой порке, и старается не использовать аргументы,за которые его отпороли. Поэтому выглядит более выгодно.
Ну как после такой ....ни можно воспринимать остальной набор букв.
Они у него воевали на стороне фашистов))
Это русофоб из Венгрии..
А этот пересказ пересказа - дело рук "Новой газеты" 17 года, писал это не какой-то блогир, а вполне себе казахский неполживец, член союза писателей..
http://z.berkovich-zametki.com/avtory/bajmuhametov/
как эта братия любит приврать для красного словца, мы все за много лет навидались.
Впрочем, ничего криминального здесь не сказано. На войне в окопах сидит меньшая часть любой дивизии. по довоенным штатам, например, из 14 тысяч в стрелковой дивизии - три полка по 2500 человек, остальное тылы, артиллерия и 200 человек танкового батальона. И то 7500 в стрелковых полках это не все стрелки, а стрелки плюс полковые тыловики, артиллерия, связь и т.п. - остается меньше половины от тех 14 тысяч. А в танковой дивизии - несколько танковых батальонов (200 человек каждый!!!!) плюс те же тылы и артиллерия со связью. Так что действительно немногие идут в атаку или стреляют из окопов, отбивая атаку противника. А погибают - все.
Сталинград, Прохоровка, Курск.
9 мая 1945 года - Кёнигсберг!
Утюжили и немцев, и мадьяр, и румын!!!
Мой дед призвался из Валуек, погиб про форсировании Днепра.
Бред говорить , что "прямое столкновение с врагом знает очень мало людей"
Мой дед призывался в Геническом райвоенкомате, группу призывников организовали, и погнали с севере Арабатской Стрелки (Крым) на юг, к Керчи. Выдали обмундирование и саперные лопатки. И больше ничего из "вооружения"...! Дошли они до середины Арабатской Стрелки, а тут немцы со стороны Сиваша выпулились......
Всех солдат захватили в плен, они же без оружия были, нечем было защищаться.
Офицеры же шли на катере вдоль берега Арабатской Стрелки. Когда увидели вооруженных до зубов немцев, с автоматами, офицеры на катере драпанули вглубь Азовского моря, подальше от берега. И уплыли, бросив солдат.
КАК ТАК?!! Солдатам предлагалось добывать себе оружие "в бою", при таком наличии всякого-разного вооружения, как утверждает автор этого пасквиля. КАК ТАК?
Было конечно оружие, не без него. Но не на войну!!
Немцы у Сиваша - это во время штурма Крыма. или когда отвоевали кусок Крыма в Керченско-Феодосийской операции?
И где военкомат должен был взять оружие, мне вот интересно. не поделитесь, где в смоленском или хотя бы районном московском военкомате оружейная комната.
И почему другие фронтовики не устраивают истерики от ситуации, известной по СОТНЯМ воспоминаний - "а когда нас грузили, оружия у нас не было, сказали что на фронте получим".
Кстати, дед мой тогда убежал из плена, т.к. "лагерь" был просто в чистом поле, небольшая территория, огороженная колючей проволокой, он ночью и сбежал. Долго полз, потом убежал... Их сбежало трое человек. А те, кто остался там, их потом так и не нашли. Ни среди мертвых, ни среди живых... И колонну ту никто больше из местных не видел, чтобы угоняли, ни на Керченском направлении тоже никто не видел их.
У нас соседка там мужа потеряла. Дали такую бумагу, что "пропал без вести". Она сама воспитывала дочь и двоих сыновей.
-----------------------------
В райвоенкоматы? Зачем?! При необходимости вооружить новобранцев сразу куда проще подогнать к райвоенкомату грузовики со стрелковкой и там же её раздать, регистрируя получающих.
А если учесть, что многие новобранцы не умели толком (или вообще) обращаться в той же винтовкой... Это будет как бы не поопаснее пресловутой обезьяны с гранатой.
О чем и разговор я веду. Оружия - не было!!
А в прифронтовых военкоматах оружием призванных обеспечивать должны в частях, куда они направляются.
В тыловых военкоматах, тем более в военное время, какие покупатели при мобилизации? Какие "покупатели" в военное время в тыловом военкомате?
----------------------------------
Так с какой стати вы причитаете, что вашему деду в военкомате не выдали ничего, кроме сапёрных лопаток?
>> И о каких "более-менее нормальных условиях" вы вообще говорите, когда немцы перли по всем направлениям!! И офицерью было приказано ДРАПАТЬ, бросив роту, как только показались немцы - да? ТАК действуют военкоматы и все остальные?
--------------------------------
По-моему, вы сейчас разговариваете с тараканами в своей голове...
Не то, что пидорас автор - фашисты отмечали необычайно упорство советских солдат.
О потерях врали ВСЕ лидеры партии.
Реальные потери. по вполне корректным подсчетам Ю. Мухина, с учетом обычной смертности - это18 млн солдат и мирных жителей. У фашистов - больше.
В газете "Красная Звезда"???????????
Начальник генштаба ОКХ. В своем дневнике, опубликованном в 50-е годы в Мюнхене.
Бои у Алитуса - вспоминал в рассказах от старших товарищей канадский фольксдойче Бруно Фризен, которого родители в 39-м отправили в фатерлянд. где он служил в танковых войсках, потом, размахивая сохранившимся канадским паспортом, сбежал в Канаду, где затихарился, и только в 90-е стал возникать на тему "почему у ветеранов канадской армии есть клубы и льготы, а у ветеранов вермахта нет". Я переводил его книгу Panzer Gunner.
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных… Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня…
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз…
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг,—
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.—
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…
Муса Джалиль 1943
Лиепая, переходившая из рук в руки несколько раз.
Алитус, где помножили на ноль матчасть танковой дивизии - для лета 41 года сверхрезультат для любой армии.
Немцы, урод, перли как на проспекте только когда могли устроить прорыв - после которого неслись вперед, стараясь как можно дальше уйти в тыл. Ибо блицкриг в этом и состоял. И естественно, те части которые снесены не были, должны были вернуться обратно. Но этого ты не напишешь никогда.И жалоб немецких войск на господство в воздухе СОВЕТСКОЙ авиации в конце лета 41-го в твоих методичках тоже нет.
Подумаешь, воевали с армией, которая перепишет заново боевые уставы всех стран мира, и вписанное останется там до конца столетия.
Почему мы сражаемся (Битва за Россию) 1943
Сколько тысяч за сутки умрет!
Чуя запах добычи, вблизи
Рыщут волки всю ночь напролет.
Разгораются волчьи глаза:
Сколько мяса людей и коней!
Вот одной перестрелки цена!
Вот ночной урожай батарей!
Волчьей стаи вожак матерой,
Предвкушением пира хмелен,
Так и замер: его пригвоздил
Чуть не рядом раздавшийся стон.
То, к березе припав головой,
Бредил раненый, болью томим,
И береза качалась над ним,
Словно мать убивалась над ним.
Все, жалеючи, плачет вокруг,
И со всех стебельков и листков
Оседает в траве не роса,
А невинные слезы цветов.
Старый волк постоял над бойцом.
Осмотрел и обнюхал его,
Для чего-то в глаза заглянул,
Но не сделал ему ничего…
На рассвете и люди пришли.
Видят: раненый дышит чуть-чуть.
А надежда-то все-таки есть
Эту искорку жизни раздуть.
Люди в тело загнали сперва
Раскаленные шомпола,
А потом на березе, в петле,
Эта слабая жизнь умерла…
Люди кровь проливают в боях:
Сколько тысяч за сутки умрет!
Чуя запах добычи вблизи,
Рыщут волки всю ночь напролет.
ЧТО ТАМ ВОЛКИ! УЖАСНЕЙ И ЗЛЕЙ
СТАИ ХИЩНЫХ ДВУНОГИХ ЗВЕРЕЙ!!!
героям сала, интернет-сотня.
Ну и зачем здесь та протухшая тушка двухлетней давности, написанная по мотивам "теории бочки и обручей" незабвенного Солонина? И с кем дискутировать, напоминая про Буйничское поле, про жестокие бои под Алитусом, которые помнили немецкие танкисты и в 44-м? С безликим юзернеймом? С возлюбленным в либеральной среде Сергеем Баймухаметовым? С Солониным, откуда Баймухамедов эти глупости почерпнул?