Корейский урок

На модерации Отложенный

В тот момент, когда состояние здоровья автократа становится предметом обсуждения в мировых СМИ, ясно, что болеет не человек, а государство. А международная система так уж устроена, что имеет свойство убирать дисфункциональные элементы из своей конструкции.

Если слухи о болезни и возможном исчезновении Ким Чен Ына взволновали мировую общественность до такой степени, что даже Дональд Трамп взялся ставить ему диагноз, то это точно не из-за личной симпатии и даже не от заботы о судьбе корейского народа. Дело в том, что личностный фактор воспринимается совершенно по-разному в зависимости от характеристики политической системы того или иного государства: чем крепче законы и институты, тем больше механизмов управления страной на случай плохой диспозиции первого лица. И наоборот: чем больше власти осуществляется на основании личного авторитета и неформальных связей, тем выше риск потери управляемости в момент временного вывода правителя из строя.

Даже когда у тебя небольшая страна с парой—тройкой ракет, потенциальная возможность того, что она хотя бы на момент остается вне зоны оперативного управления, наводит на мысль, что такое не должно существовать. Что экзистенциальные риски для системы слишком высоки. А если это шестая часть суши с тысячами боеголовок?

Наивно предполагать, что на фоне последних событий эта мысль не взволновала Трампа, Помпео и других мировых лидеров. Именно от такой чисто прагматичной логики, а вовсе не от абстрактной «кореефобии» или «русофобии» рождаются мысли о том, что некоторые правители в мире создают угрозу не только собственному населению (это мало кого волнует и уж точно не Трампа), но и безопасности в глобальном масштабе. Именно в такие моменты в столицах мировых держав аналитики садятся за стол и начинают набрасывать основания для концепции смены того или иного режима.

И если такой сценарий реализуется в Пхеньяне или в другой столице, то это не результат сиюминутных пристрастий того или иного правителя или заговор «определенных сил», а естественной тенденции мировой системы до элиминации экзистенциальных рисков.

Это именно то, чего очень часто не понимают автократы, концентрирующие в своих руках не только право исполнять власть, но и определять ее рамки и правила: демократические институты и законы нужны в том числе и для того, чтобы защитить их самих от случайного стечения обстоятельств и воздействия биологических факторов, от возникновения которых никто из них не застрахован.

С точки зрения правительств и жителей всех остальных стран, корейская система правления плохая не потому, что кому-то не нравится лично Ким, а потому, что кроме него там ничего нет, что система — это он. Такие режимы могли относительно спокойно существовать в XVII веке, когда Людовик XVI говорил, что «государство — это я». В эру ядерного оружия и глобальных коммуникаций риски такого рода экстравагантности запредельны, и чем больше страна, тем сильнее внешняя среда (мировая система) будет сопротивляться авторитарным тенденциям внутри. Россию критикуют не эмоционально из-за ненависти, а рационально из-за расчета: если сценарий «дед исчез» реализуется в масштабах такой страны в условиях такой системы власти, то последствия выйдут далеко за ее пределы.

Корейский поэт Йонг Йоль когда-то писал, что «жизнь заканчивается, а печаль никогда». Корейский лидер сегодня подтверждает эту мысль на практике: как в его стране, так и во всех других деспотиях печаль будет продолжаться, даже если закончится жизнь самодержца. Для устранения таких случаев мировая общественность и ее страны — лидеры могут прийти к выводу, что раз так, то в этой логике действуют только жесткие меры: для решения проблемы не хватит убрать того или иного деспота, а нужно ликвидировать всю систему. И не факт, что в этом процессе оптимизации выстроит страна.

Поэтому демократия и плюрализм лучше, чем вертикаль и авторитаризм. Потому что прочнее, а не потому что морально выше.