ПОСРЕДНИК

На модерации Отложенный

Старый дом — начало прошлого века или конец позапрошлого. Древний трясущийся лифт. Давно не крашеная дверь и молодая девушка на пороге — свитер, джинсы. Интеллигентное лицо, очки в тонкой модной оправе. Она так не похожа на классический образ — женщины в цыганском платке с золотыми серьгами в ушах, золотые перстни, что гостья растерянно открывает рот и выдавливает с трудом:
— Вы… Я…

Девушку явно веселит замешательство клиентки, но старается спрятать улыбку и открывает дверь шире:
— Да, это я. Проходите, пожалуйста.

Светлая гостиная, сонная кошка вытянулась на спинке дивана. Единственная деталь, говорящая, что Инна Михайловна не ошиблась адресом — большой хрустальный шар в центре стола. Никаких свечей. Девушка снова улыбается:
— Присаживайтесь. Чай будете? Можете звать меня Наташа.

Инна Михайловна опускается в кресло у стола. Её отражение в шаре вытягивается и сжимается, кошка жмурится, вытянувшись на спинке дивана. Гостья понемногу приходит в себя:
— Буду. А где…? Ну знаете свечи…

Наташа уже возится с большим пузатым чайником и очень скоро на столе появляются большие чайные чашки, хрустальная вазочка с печеньем и большая сахарница. Юный медиум недовольно морщится:
— Свечи? Я их не люблю. Я, конечно, могу оборудовать всё в спальне, — девушка машет рукой куда-то в сторону. — Но в духоте и темноте, дышать из-за свечей будет нечем и сколько времени вы так сможете высидеть? А у обеих, в итоге, головы будут болеть. Оно нам надо?

— Сколько я вам должна? — Инна Михайловна берётся за сумочку, но Наташа отрицательно качает головой:
— Потом поговорим. Если ОНИ захотят выйти с вами на связь.

— ОНИ?

— Я не тревожу покой мёртвых, — Наталья становится абсолютно серьёзной. — Моя задача, как раз помочь ИМ успокоиться и двигаться дальше. Сама не понимаю, что это значит, но многие застряли, топчутся на месте. Они всё беспокоятся о нас, оставшихся, о каких то незавершённых делах. Вот я и помогаю привести их, эти дела в порядок.

— Не знаете? — Инна Михайловна удивлённо смотрит на девушку, которая уселась напротив с чашкой и хрустит печеньем. Кошка спрыгнула с дивана, уселась рядом с креслом Наташи и тоже серьёзно смотрит на гостью.

— Я посредник, коммутатор, — медиум разводит руками. — Я знаю о том, что ТАМ, как всё устроено, не больше вашего. Боюсь, что объяснить, описать как и что никто не сможет. Облечь ощущения в слова. Так вы принесли всё, что я просила?

— Да, — Инна Михайловна лезет в сумочку и протягивает девушке тетрадный листок. — Вот. Год рождения, год смерти и прочие анкетные данные.

Наташа внимательно читает и удовлетворённо кивает:
— Хорошо. Начнём пожалуй.

Чашки и чайник унесены на кухню, кошка свернулась в клубок на диване и с любопытством подсматривает за происходящим. Медиум кладёт руку на шар, сосредоточенно хмурится. Шар туманится и вскоре становится молочно бел. Наташа зачитывает по бумажке те сведения, что получила от Инны Михайловны.

— Этот человек готов к общению? Вы там и будете говорить?

Женское лицо. Шар искажает черты, но Инна Михайловна легко узнает эту женщину и такой — словно в одном из зеркал в «Комнате Смеха».

— Да, — говорит женщина в шаре. — Привет, Инночка.

— Привет, — шепчет Инна Михайловна.

— Сколько времени вам потребуется? — Наташа слегка виновато улыбается. — Я вас не тороплю, но вы должны понимать, что надолго меня не хватит…

— Часа два, — говорит женщина.

Инна Михайловна кивает:
— Думаю, что двух часов вполне хватит. Я ведь могу ещё раз прийти?

Наташа пожимает плечами:
— Я же говорю — не от меня зависит. Если ваша собеседница решит, что этого сеанса было ей было мало… Начнём?

Инна Михайловна вздыхает, выпрямляется в кресле:
— Начнём…

— Хорошо, — Наташа надевает наушники и что-то ищет в пелефоне. — Два часа…

— Зачем это вам?

— Я не собираюсь подслушивать, — у Наташи слегка розовеют щёки.

— Вы сможете спокойно говорить обо всём, а я пока послушаю музыку.

Инне Михайловне немного слышно, что сейчас играет в наушниках у Наташи. Опера Верди. Девушка подсунула под локоть руки, что продолжала лежать на шаре, пару толстых томов и прикрыла глаза.

— Что ж, — Инна Михайловна откашлялась. — Как ты там?

Её собеседница сердито хмурится:
— Я не смогу тебе объяснить, а ты понять. Как ты сама? Мне надо тебя расспросить о разном и попросить столько сделать, а времени у нас не так уж и много, а у этой девушки сил.

Наташа, не открывая глаз, покачивала головой. Кошка вылизывалась на диване. На Инну Михайловну смотрело уже две пары глаз. Мужчина в старомодных очках влез «в кадр» и теперь сердито спорил с собеседницей Инны Михайловны и с самой Инной. Два часа истекли и Инна Михайловна осторожно, одними кончиками пальцев коснулась Наташиной руки — медиум даже вздрогнула от неожиданности. Инна Михайловна покраснела от смущения:
— Простите…

— Вы поговорили? — спрашивает Наташа. Её ладонь так и лежит на прохладной поверхности шара и даже успела вспотеть. Теперь в шаре никаких лиц, просто сияющая белизна.

— Да, — Инна Михайловна вытирает глаза платочком, стараясь не размазать тушь. — Думаю, что второй сеанс не понадобится.

— Отлично, — вздыхает Наташа. Рука затекла и девушка её разминает. Шар снова прозрачен.

— Так сколько я вам должна?

— Сколько не жалко, — улыбается медиум.

Инна Михайловна протягивает девушке заранее приготовленный конверт, а та открывает толстую папку:
— Я вам выпишу квитанцию. Приходится отчитываться перед налоговой, а за попытку сжульничать спросят не только у налоговиков, но и в более высокой инстанции. ТАМ даже строже. Хотя не все платят деньгами. Одна милая женщина принесла очень вкусные пирожки и поделилась семейными рецептами. Художник подарил картину. Вон ту, что висит над диваном.

— Простите за любопытство — как это всё началось с вами?

— Я потеряла близкого человека, Очень близкого.

— Простите…

— Не извиняйтесь. И однажды стояла, просто стояла, прижав лоб к холодному оконному стеклу и оно стало таким же — непрозрачным. И я смогла поговорить. Она беспокоилась обо мне и была рада побеседовать, помочь советом, а потом на меня вышли. Не скажу кто, не знаю как, но ОНИ сказали, что мой дар очень редок — шарлатанов полным полно, а настоящих медиумов днём с огнём. И предложили вот такую работу — помогать мёртвым найти успокоение. Помогать им до конца разрешить свои земные дела, перестать беспокоиться об оставшихся в этом мире друзьях и родственниках. И дать им, ушедшим, возможность двигаться дальше. Мне тоже так и не объяснили о чём собственно речь, но с этих пор… Вот так.

Инна Михайловна выходит из дома. Наташа даже покраснела от смущения, извинилась, но решительно выпроводила женщину из квартиры.

— Мне необходимо отдохнуть, — Наташа опять покраснела. — Вы не представляете, как это выматывает. Полежать в тишине, с закрытыми глазами и ни о чём не думая. Может немного поспать. Поэтому и не стану миллионершей — сил хватает на один сеанс в день. Шарлатана вычислить легко — он готов «обслуживать» страждущих с утра до ночи. Устраивать спектакли перед легковерными. Мне сразу разъяснили правила — я не имею права наживаться на своём даре. Это не источник заработка.

— А что тогда?

— Долг. Почётная обязанность. И вы тут не случайно — значит ТАМ решили связаться с вами. И теперь вы должны сделать всё, о чём вас попросили. Не знаю как, но они проследят. Не стоит ссориться с теми, с кем потом придётся провести всю Вечность.

Женщина оглянулась на окна медиума. Наташа как раз задёргивала шторы. Инна Михайловна с сожалением посмотрела на, только этим утром вскрытую, пачку «Данхилл» в руке. И откуда мама узнала, что её любимая девочка курит? И она, Инночка, обещала бросить и ТАМ терпеть бесконечные нотации от родителей о вреде курения… Хорошо, это будет последняя пачка сигарет, а потом — всё. Она не даст повод родителям испортить ей Вечность.