Александр Македонский и демократия.

Многие гайд-паркеры искренне считают, что самодержавное правление различных держиморд, вроде Каддаффи, Асада, Лукашенко и Путина гораздо эффективнее народовластия. Мол, лучше, когда единовластный правитель не стеснен независимым парламентом и судом, выборностью властей и прочим «либеральным бредом». Нация сплочена, поскольку инакомыслие нещадно подавляется. Что является преимуществом в борьбе с внешним врагом. В делах внутренних также благодать: вместо того, чтобы долго и небезопасно отстаивать свои интересы в забастовках и демонстрациях, судебных процессах, «пробивать» справедливые законы – достаточно помолиться Лидеру нации. (К слову, интернет, похоже, у нас стал вместо церкви. Он и исповедальня, и средство связи с Верховным Существом – Правящим Лыжником). И суверен львиным рыком не даст закрыться твоему заводу или принудит вора-застройщика отдать умыкнутую квартиру.  

  Примерно так рассуждают российские адепты тирании, да и сами вершки властной вертикали. Они не оригинальны. Вероятно, так же думали Хуссейн, Чаушеску и Каддаффи, от которого, по-моему, сбежали уже все министры. Но были в истории самодержцы и поумнее. Они, конечно, не переставали быть диктаторами и тиранами. Сатрап он и есть сатрап. Но про себя отлично понимали разницу между диктатурой и демократией. Сознавали, что единовластная вертикаль, как система простая, функционирует лишь в соответствующих несложных условиях. Сидишь ты, допустим, на нефтяном фонтане и – гори все вокруг синим огнем. Чего в стране не будет: футбола, мяса, авианосцев, мозгов  – за бугром купим! Не забывай только народу крохи с барского стола кидать. Чтобы не взбунтовался.

Демократия же, понимали умные деспоты, жизненно необходима, если столкнулся с проблемами действительно, сложными. Например, на дворе – 1991-й год, а есть нечего. Потому и были эти тираны умными и кончили не как Хуссейн с Чаушеску. К таковым самодержцам-умницам относился и Александр Македонский.

Разумеется, как большинство монархов эпохи, Александр был  самодуром и кровопийцей. Приказал сжечь на костре философа Каллисфена (между прочим, племянника своего учителя Аристотеля). Ни за что казнил старейшего полководца своей армии Пармениона (служившего еще его дедушке) и его сына – командира конницы Филоту. Описанные зверства, впрочем, соответствовали как натуре Александра Великого, так и тогдашним представлениям  о современных методах корпоративного руководства.

Понятно, что демократию и «либерастию» царь ненавидел, как и тысяче прохановых не снилось. Но он не был дураком, хоть и носил шлем с рогами.

Свой Великий Восточный поход Александр начал с завоевания подвластных персам греческих городов Малой Азии. Где, между прочим, правили его единомышленники. Олигархи, как в Эфесе; тираны, наподобие милетского. Или же вовсе цари, как в Галикарнасе. И вот, мир стал свидетелем доселе невиданного чуда! Овладев городом, Двурогий вешал или рубил головы всей «вертикали» и устанавливал демократию! Конечно же, действуя подобным образом, великий завоеватель не выполнял указания «вашингтонского обкома». Им руководили чисто прагматические соображения. Александру необходимо было сохранить в неприкосновенности пути сообщения с Македонией. Оттуда царь получал людское пополнение, оружие, коней.

Он отлично знал цену «вертикали» (сам такой), всех этих греческих «едроссов»,  тогдашних грызловых-сурковых. Искандер знал, что они его продадут за мешок персидского золота, едва македонское войско скроется в дорожной пыли. И он окажется отрезанным с горсткой своих воинов среди полчищ врагов. «Вертикаль» и «коррупция» - синонимы. Умные люди в Древней Греции понимали это уже тогда.

Установив же демократию, Александр спал на привалах спокойно. Ведь подкупить тысячи горожан гораздо сложнее, чем верхушку из нескольких десятков человек. (Даже сегодня правящий слой выходцев из спецслужб, по подсчетам экономиста Илларионова, составляет всего 700 человек. Минутная работа для станкового пулемета).

 Далее: при демократии решения принимались не келейно, а на общем собрании жителей.

Даже если бы город решил переметнуться к персам, всегда бы нашелся доброхот, донесший эту весть македонскому царю. Будучи человеком высокообразованным, Двурогий сознавал, что сторонники демократии более патриотичны, чем «винтики вертикали». Демократы представляют большинство народа. А большинство не может быть богатым. И, значит, их единственное достояние – земля, Родина. Это для наворовавшихся «столпов вертикали» родина давно там, куда можно положить их деньги.

Утвердив демократию в греческой Ионии, Александр ни разу об этом не пожалел. Демократы сохранили верность его делу на протяжении всего Восточного похода. А вот в глубине Персии, где греческих городов не было, Македонскому пришлось опираться на местную «вертикаль». И первый же сатрап Дария, оставленный им управлять его же «родной» провинцией Каппадокией, объявил себя самостоятельным правителем. Ариарат собрал против нового владыки 65-тысячную армию. Александр к моменту мятежа умер, и разбираться с новоявленным «национальным лидером» пришлось его полководцу Пердикке. Что тот и сделал, признаться, без особых затруднений.      

Со смертью Александра Великого, дело либерализма в бывших персидских владениях не только не умерло, но, напротив, расцвело пышным цветом. Наибольшим «либерастом» против своей воли оказался бывший полководец царя Антигон Одноглазый. Но, по правде, из всех диадохов (то есть, «наследников») Великого, он оказался в самом сложном положении. Его владения составили Малая Азия и Сирия. То есть, области, населенные многочисленным и враждебным персидским населением.

Из Греции шел какой-то ручеек переселенцев. Антигон основывал новые города, но они оставались крошечными островками в персидском море. И, беда в том, что переселенцы из олигархических городов воспроизводили на новом месте политический уклад своих метрополий. Со всеми изъянами «вертикали», присущими и современной России: пропастью между богатыми и бедными. Узурпацией власти, бюджета, законодательства и привилегий горсткой чиновников. Тут дел невпроворот: надо идти, порабощать-кабалить местное персидское население, а греческая беднота «косит» от армии. Поскольку и добыча, и рабы присваиваются верхушкой неодворян.

Сплоченность новых обществ была низка, как и в России сегодня. Того и гляди, восставшие персы перережут и опупевших от алчности чиновников и их малоимущих сограждан. Чтобы спасти ситуацию, Одноглазый, на манер октября 1993-го, копьями (танков тогда не было) разогнал олигархические «верховные советы» и ввел полновластие народных собраний.

Сходные трудности испытывал в Египте и другой наследник Двурогого – Птолемей 1-й.  Например, в колонии Кирена право голоса было предоставлено лишь 1000 богатейших горожан из 10 тысяч греческого населения (чувствую, Чуров давится бородой от зависти: вот бы в России так). Понятно, что удержаться с такой политикой во враждебном окружении туземцев невозможно. Птолемей был вынужден завоевать свой же город заново. Гражданские права предоставили всем грекам. А выборы в органы исполнительной власти (Чуров, выпей йаду!) по учрежденной Птолемеем конституции вообще проходили по итогам жребия. Так что у Путина и Медведева, действуй нынче в России тогдашние греческие законы, шанс оказаться в их креслах был 1 на 140 миллионов (что было бы в отношении этой парочки справедливо. Но, сдается, Чуров что-нибудь бы придумал).

Отчего так расцвела демократия в период раннего эллинизма? Наследники избирали ее вынужденно, как самую эффективную модель в условиях вражеского окружения, нехватки людских и материальных ресурсов. Она позволила сплотить общества молодых греческих государств на Востоке.

Так же в пользу демократии были ее высокие адаптивные качества, как политической системы. Посоветовавшись, приняв общее решение, и, выбрав руководство, греческие поселенцы находили наиболее эффективные средства борьбы с враждебным окружением, приспособления  к новому климату и новым формам земледелия, торговли и ремесла. Демократия оказалась самым эффективным инструментом в условиях нехватки времени на плавную адаптацию и недостатка ресурсов.

Самым эффективным инструментом управления обществом демократия остается и сегодня.