Литературная среда и весёлый четверг через басню "Стрекоза и Муравей"

На модерации Отложенный

Владимир Константинович Печёнкин

Участник Великой Отечественной войны. С января 1943 года — курсант школы младших авиаспециалистов Черноморского флота, затем моторист в действующей армии — в 6-м Гвардейском истребительном авиаполку, после тяжелых ожогов и лечения в госпитале — начальник медслужбы отдела тыла Очаковской военно-морской базы. Затем служил в Одессе в отряде катеров-охотников. После демобилизации в 1950 году — фельдшер на Свердловском заводе резинотехнических изделий, рентгенолаборант в больницах Свердловской области, Алтайского края, затем вернулся в Нижний Тагил. С 1963 года работал на Нижнетагильском металлургическом комбинате.

Творчество

Дебютировал как поэт в 1948 году.

Первая книга — сборник юмористических рассказов «Исказительницы», вышла в 1968 году в Средне-Уральском книжном издательстве. В дальнейшем его очерки, рассказы, повести печатались в журналах «Человек и закон», «Огонёк», «Урал», «Уральский следопыт», альманахе издательства «Молодая гвардия» — «Приключения-79».

В. Печёнкин — автор юмористических, исторических, детективных и фантастических произведений, в том числе фантастического романа-памфлета «Два дня Вериты», действие которого происходит в вымышленной латиноамериканской стране, где изобретение машины, заставляющей говорить только правду, вызывает всеобщий хаос, а также сборников повестей и рассказов об истории Урала «Варнацкий долг», «Владыка Усть-Выми», документальных повестей о рабочих Нижнетагильского металлургического комбината «У истоков железной реки», «И посади дерево…», «Неотвратимость», романа «Лазутчик Ясырь», повести «Белая полоса» и др.

Член Союза писателей СССР с 1977 года.

 

Юмористический рассказ: “Стрекоза и муравей” Владимир Печенкин

Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела.... И.А.Крылов

 

Нет, Стрекоза, конечно, не соловей, какие уж от нее песни. Но она умела так трогательно потрепетать где надо крылышками и так тихонько и интимно напищать кое-что кое-кому на ушко, что ее все привыкли считать общественной деятельницей.

И в самом деле, разве это не общественная деятельность — разносить по тихим заводям если не песни, так басни. Букашки с трепетом внимали Стрекозе, сверчки, даже самые певчие, смотрели на нее снизу вверх, солидные жуки прислушивались к ее мнению и важно шевелили усами, а это уже вызывало всеобщее к ней почтение. В общем, лето красное она, так сказать, пропела.

Но даже самое красное и удачно пропетое лето сменяется, к сожалению, осенним ненастьем, а там и зима катит в глаза.

Помертвело чисто поле, как сказал И. А. Крылов. Чисто поле бог с ним, Стрекозе его не пахать, у нее совсем иное поле деятельности.

Худо, что с возрастом уж не так энергично трепещут крылышки, голос стал хриповат, сверчки от рук, от лапок отбиваются и, что всего обиднее, жукам местного значения поднадоело ее жужжание: Пока еще слушают, но уж и усом не поведут. Разве можно заниматься общественной деятельностью в такой прохладной атмосфере!

Приуныла Стрекоза. Потащилась в райсобес.

И надобно ж беде случиться: повстречала тут знакомого Муравья. Хотела мимо порхнуть, будто не заметила, а он обрадовался, нахал такой, лапку протягивает:

— Привет, Стрекозушка! Что, и тебя холода загнали сюда? Вот и дожили мы с тобой до пенсии по старости...

— Фи, что за намеки даме цветущего возраста!

— Да я не в обиду. А к тому, что вот я всю жизнь в муравейнике трудился в поте лица, зато и пенсию насчитали максимальную. Говорил тебе еще весной: устраивайся, Стрекоза, на работу, трудись. Но ты лето красное пропела, и выйдет тебе пенсия с кузнечиковый носик... Стрекоза надменно вскинула головку, глаза ее блеснули ехидным вдохновением, как, бывало, в прежние погожие дни.

— Ты там вкалывал? Ха-ха! А моя пенсия персональная, больше твоей: я все лето числилась рабочей пчелой четвертого разряда. Надо уметь жужжать, эх ты, козявка!

 

Мораль сей басни: давайте на всякий случай уважать бездельников — неизвестно ведь, какой у них чин по штатному расписанию.