Никто не забыт и ничто не забыто...
На модерации
Отложенный
А Клауберг никого и не расспрашивал и ничего не слушал. Он был в прошлом, он вспоминал свое. И Сиверса-то, помянутого псковичем, он помнил, этого отца Симеона, который пребывал в каменной келье, кажется, вот здесь, в скале, справа от Успенской, врубленной в песчаник церкви. И княгиню Обухову видывал, высохшую, как мощи, древнюю старуху с бессмысленным взглядом. И не в них для него было дело. Его мысль все возвращалась к дню 28 августа 1943 года. Вот здесь, в Сретенской церкви, расположенной как бы на втором этаже каменного, примыкающего к склону оврага сооружения, были расставлены в тот день длинные банкетные столы, за ними разместилось до сотни гостей – и в церковных одеждах и в мундирах различных войск Германии. Кресты – регалии церковников и кресты – боевые награды райха сверкали и сияли в свете церковных огней. Собравшиеся произносили речи, предлагали тосты, пили, закусывали. Чтобы соблюсти видимость приличия, для святых отцов вперемежку с коньячными бутылками на столах были расставлены кувшины с монастырским квасом. Но отцы путали сосуды. Особенно усердствовал тогдашний наместник монастыря игумен Павел, по мирской фамилии Горшков, лет за пятнадцать – двадцать до войны переодевшийся из военного в монашеское. Бывший царский офицер, он перехватил «кваску» и, щелкая каблуками так, будто на них по-прежнему были шпоры, провозглашал не столько тосты, сколько нечто подобное боевым командам.
Кланяясь немцам, гебитскомиссару Беккингу и его величественной супруге, которая под сенью крыл ангелов, парящих в куполах храма, и под взглядами святых с икон разыгрывала на церковной гулянке радушную хозяйку, отец Сергий говорил:
– Особенно радостно мне, господа, что с разрешения рейхскомиссара мы, епископы Балтийского экзархата, собрались на наше архиепископское совещание в эту древнюю обитель, где под покровом матери божьей должны будем решить насущные вопросы, накопившиеся в течение года, который уже миновал со времен нашей последней конференции.
Он тоже, как наместник, отпил «квасу» и продолжал:
– Нашей задачей является разъяснение необходимости борьбы, общей борьбы русского и германского народов против большевизма. Господин окружной комиссар, – степенный кивок в сторону Беккинга, – может быть уверен в том, что мы, возглавляющие русский народ, понимаем наши задачи. В единении заключается великая сила!
Потом все вместе фотографировались на открытом воздухе; богомольцев, обслюнявивших в этот день икону Успенской божьей матери, вынесенной из церкви на волю, к тому времени уже поразогнали с монастырских дворов. После фотографирования на приволье гости группами гуляли среди цветников. Клауберг слышал рассказ отца Павла, этого знаменитого Горшкова, о том, как в Псково-Печорском монастыре получал благословение изменивший красным генерал Власов. По просьбе Власова духовенство призвало свою паству вступать в так называвшуюся РОА – в «Русскую освободительную армию».
Клауберг в те времена работал в разведывательной школе, располагавшейся в тридцати километрах от монастыря, в деревне Печки.
Диверсантов и шпионов, предназначенных для засылки в партизанские отряды и в тылы Красной Армии, он вместе с другими инструкторами учил психологии, умению вести разговор так, чтобы собеседник сам тебе все рассказывал, а не надо бы было тянуть из него слова клещами. Несколько десятков русских дуболомов следовало научить хотя бы внешним, первичным навыкам интеллигентности. Это была чертовски трудная задача. Попутно же по поручению доктора Розенберга Клауберг продолжал заниматься еще и тем, что на всякий случай инвентаризировал ценности монастыря: а еще у него была обязанность – получать от печорских монахов сведения об антинемецкой деятельности местного населения.
Монастырь располагал разветвленной сетью осведомителей в черных рясах. Клаубергу запомнился иеромонах Лин, по настоящей фамилии, не соврать бы, кажется, Никифоров, приходский священник Лядского и Гдовского районов Псковского гебитскомиссариата. По призыву своих пастырей он вступил в «Православную миссию» – организацию, специально созданную для сотрудничества с оккупационными властями. Лин подписал обязательство с текстом, тоже памятным Клаубергу: «Я, священник церкви Каменный погост Никифоров Илья Никитьевич, вступая в члены „Православной миссии“, беру на себя торжественное обещание выполнять все богослужения православной церкви, всемерно помогая германскому командованию по выявлению лиц, враждебно настроенных по отношению к немецким властям и мероприятиям, проводимым ими».
Иеромонах Лин-Никифоров использовал все средства, в том числе, конечно, и тайну исповеди, и поставлял немцам немало ценных сведений. Он вовремя сообщил о партизанах в деревне Заянье. Отправленные туда каратели исправно выполнили свое дело. Он же сообщил о появлении партизан в деревне Вейно. Он составил список тех, кто помогал партизанам, и все, помеченные в списке Никифорова, были ликвидированы. В лицо Клауберг увидел Лина в конце 1943 года, когда тот, опасаясь мести соотечественников. примчался в монастырь и обосновался в нем, за его прочными стенами. Кстати, этот попик не был аскетом, толк в жизни понимал. С собой он привел в монастырь сожительницу, весьма аппетитную бабенку.
Под стать Лину был послушник Ефимий, он же некто Кастенков, он же Петров…
Спустя двадцать пять лет Клауберг не без удивления узнает, что многие его старые знакомые продолжают насельничать в монастыре. И великий схимник Симеон, активный член подпольных антисоветских организаций, и некий инок Аркадий, фашистский диверсант, пытавшийся пустить под откос пассажирский поезд. И какая-то сумасшедшая столетняя вдова киевского генерал-губернатора мадам Обухова. И даже послушник Ефимий, который с приходом немцев «нанялся в полицаи, в эсэсовцы – расстреливал советских граждан, причем был способен на такие жестокости, на какие и немцы-то не все были способны». И полный набор более мелкой власовской шушеры. «Сабуров все слушал, на все жадно смотрел и поражался тому, что в Советской России сохраняются, оказывается, такие очаги далекого прошлого, как этот монастырь. Зачем они сохраняются в коммунистической стране, он не понимал»
Отрывок из романа Вс. Кочетова Чего ты хочешь?
Комментарии