Это вам не альянс...жуликов Навального

Как владелица антикварного салона оставила бизнес и ушла работать волонтёром в Коммунарку

В разгар эпидемии коронавируса Яна Кузнецова, владелица небольшого антикварного салона живописи в Москве, решила оставить бизнес и пойти работать волонтёром. Благодаря медицинскому образованию её распределили в Коммунарку. В интервью RT она рассказала, как решилась на такой шаг и чем занимается в инфекционной больнице.

Яна Кузнецова — из семьи потомственных врачей. Её дедушка, бабушка, дядя, отец работали хирургами. Сама Яна окончила ММА им. Сеченова по специальности «лечебное дело», а затем ординатуру по психиатрии. После окончания вуза работала по профессии. 13 лет назад Кузнецова ушла из медицины и открыла в Москве небольшой антикварный салон. Однако, когда началась эпидемия коронавируса, Яна оставила свой бизнес и устроилась волонтёром в больницу в Коммунарке.

— Яна, что за антикварный бизнес у вас был?

— Преимущественно я занималась живописью. По большей части европейской, в основном голландцы, XIX век, масло. У меня был сегмент достаточно народный, недорогой. Не Рембрандт и не Ван Гог. Ездила в Европу, сама выбирала. В основном это были интерьерные работы. Продавалось хорошо, потому что стоимость была невысокой. Были постоянные клиенты, ценители такого искусства. Соответственно, и хороший постоянный доход.

— И тут на мир обрушился коронавирус…

— Когда всё только началось, я стала анализировать, что происходит в мире и у нас. Ни о какой изоляции речи ещё не было. Но я поняла, что салон свой надо закрывать, а не тащить туда людей. В Европе на тот момент уже показывали пустые прилавки, и я осознавала, что мы идём с отставанием от них где-то на месяц.

Позвонила своему руководителю по ординатуре, с которой мы много лет дружим. Она одинокий, уже очень пожилой человек. Привезла ей продуктов. До меня очень быстро дошло, что таких людей, как она, очень много, и им нужна помощь.

Загуглила в интернете «волонтёры» и вышла на сайт dobro.ru. Подала заявку, а там девушка увидела, что у меня высшее медицинское образование, и предложила пойти в больницу в Коммунарке, хотя изначально я даже и не думала об этом. Но по большому счёту макароны разносить могут и дети, а в больнице нужны знающие люди. Я согласилась. Мне дали телефон волонтёров-медиков. Позвонила, занесла свои данные в соответствующий чат и на следующий день уже приехала в Коммунарку.



— Как отреагировали на этот шаг ваши близкие и родные?

— Мои друзья меня не поняли, сказали, что я ненормальная. Родители тоже очень переживали. Сначала я даже хотела что-то маме наврать, но потом сказала как есть. Сейчас они уже смирились. Дочь говорит, что я молодец, и гордится мной. А я вообще не люблю никакой пафос, но есть такое понятие, как гражданский долг. Его никто не исключал. И на вопрос «Почему вы решили помогать людям?» у меня ответ очень простой: «Меня так воспитывали». А вас иначе? И потом, восемь лет учёбы просто так не выкинешь.

— Из чего складывался ваш день?

Приходила, надевала хирургическую форму, которую купила за свои деньги, проходила соответствующий инструктаж, переодевалась в этот «противочумный» костюм и делала то, что мне говорили. Там была масса работы, которую необходимо было делать. Начиная с того, что вынести судно за кем-то, и заканчивая переносом коробок с лекарствами и расходными материалами. Поднять, рассортировать, разнести. И это действительно реальная помощь. Да и вообще выбирать в такой ситуации не приходится: нужно делать то, что просят, и всё.

Сейчас я уже перевелась в штат с 2 апреля.

У меня же нет дохода теперь никакого, салон закрыт, а есть что-то надо. И устроилась санитаркой в новом отделении реанимации. Собственно, это то, с чего я начинала в 17 лет. Не жизнь, а путь самурая (смеётся).

— Кто с вами был среди волонтёров ещё?

— В основном студенты последних курсов института. Достаточно много парней, кстати.

— Что вы можете рассказать о самой больнице и о тех, кто туда поступает?

— Больница новая и действительно очень хорошая. Я когда увидела в первый раз, даже чувство гордости испытала: такую же в своё время я видела только в Голландии. Про самих врачей даже говорить не приходится — это такая самоотверженность, которую трудно себе представить. Люди, которые могут работать по 36 часов и не жаловаться. И это ведь история не про деньги и преференции. Никто даже не думает об этом. Есть только одно слово — надо. Как на войне. Все медсёстры, начальство — они сутками работают, фактически живут там. А вы себе можете представить вообще, что такое сутки просто находиться в форме? Это костюм, бахилы до колен, респиратор. Дышать особо нечем. Шапочка, капюшон, очки. И в этом во всём 24 часа нужно как-то прожить. Я, например, курю две пачки в день. Но в больнице не курила вообще — выходить в безопасную зону просто времени нет. Поступают по большей части люди всё-таки немолодые. Вся статистика есть в открытом доступе.

— Однако некоторые этой статистике не доверяют…

— Из-за всех инсинуаций вокруг этих цифр и разговоров, что все вокруг врут, я уже перессорилась с половиной своих знакомых. Потому что в официальную статистику просто не попадают люди, которых ещё «не высеяли»: человек уже болен, но с первого раза это ещё не понятно. Так, мне одна знакомая написала, что у неё вся семья переболела, а только с третьего «посева» определили, что это был коронавирус.

— А на ваш взгляд, коронавирус — это что такое?

— Это совершенно непонятная какая-то гадость, которая мутирует. Наверное. Я так же, как и все, много читаю информации и в интернете тоже. И больше всего, честно говоря, раздражает, что у нас каждый лифтёр теперь — великий эпидемиолог, экономист и вирусолог. И у каждого есть обязательно своя теория. Хотя сейчас — это моя личная позиция — ситуация такая, что не надо разглагольствовать — надо делать то, что тебе говорят, соблюдать карантин, а не шататься по подпольным ресторанам и салонам красоты, открывать которые у кого-то ещё наглости хватает.

— Как вы отреагировали на новость о том, что у главврача Коммунарки Дениса Проценко нашли коронавирус?

— Спокойно. Он нормально себя чувствует, продолжает работать. Думаю, ещё многие врачи переболеют.

— А вы сами не боитесь заразиться?

— Ну, а как вы думаете? Если мне, например, нужно поменять больному постельное бельё или покормить с ложки, на каком расстоянии от него я нахожусь? Я вообще фаталист. Кто-то же должен это делать.

— Как вы думаете, когда можно рассчитывать на конец эпидемии?

— Я всего лишь санитарка, не знаю. Но думаю, что в мае эпидемия не закончится, потому что пик ещё не пройден. Об этом все говорят — и Роспотребнадзор, все. И я не знаю, сколько ещё мы будем сидеть, если люди будут продолжать саботировать карантин. Так и до бытовых убийств дойти может, потому что мало кто имеет настолько богатый духовный мир, чтобы во время изоляции заняться чтением книг или изучением иностранного языка.

— Когда эпидемия закончится, что будете дальше делать?

— Я ничего сейчас не планирую дольше, чем на месяц. Думаю, что мы проснёмся в другом мире. Разумеется, придётся решить какие-то дела ещё с салоном, но могу сказать наверняка, что я буду пытаться вернуться в психиатрию. Для этого придётся получить ещё сертификат, конечно. Но это всё потом. Сейчас главное, чтобы эпидемия закончилась.