Про медицину - парт уан

Мне десять лет. Обычный вечер: родители смотрят телевизор, я доделываю уроки на два дня, потому что завтра утром ехать в ДГКБ им. Дзержинского, на консультацию хирурга по поводу хронического растяжения связок голеностопа, преследующего меня с того злополучного урока физкультуры, в первом классе. Иду умываться перед сном, отчего-то болит бедро – думаю, что «отсидела» за выполнением домашнего задания. Через семь минут, понимаю – что не отсидела. Заковыляв в комнату родителей – жалуюсь на боль в бедре, говорю что больно наступать на ногу. Мать сует мне градусник, параллельно устраивая разнос на тему: «Вечно у тебя все случается –как куда надо ехать. Не дури!» 37,3. Не страшно, наверное ОРВИ – получив рекомендацию идти спать и не морочить всем мозги, накануне отвественной поездки, отбываю в кровать.

     С трудом, сквозь жар и духоту, разлепляю глаза, за минуту до того, как мать приходит меня будить. Повернуться и подняться -не получается из-за жгучей боли от затылка до колен, на тормошения матери отвечаю непроизвольным криком, от боли. Мать сует градусник. 38,9.  Наверное грипп, но, на всякий случай, вызывает участкового педиатра – уже ясно, что в больницу мы не поедем. Педиатр приходит, здоровается, моет руки, осматривает, спрашивает. Отводит мать в сторону и тихо ей бормочет: «Хорошо, если я ошибаюсь. Вызывайте скорую – остеомиелит.»  Вызывают. Педиатр убегает на другой вызов. За четырехчасовое выжидание скорой, мать  штудирует медицинский справочник, раздел «О». Входит, виновато улыбаясь, с тремя конфетами. Пытается меня ими напичкать, хотя мне не до конфет –мне жарко и я уже почти не чувствую боль, она сливается в один непрерывный гул, по всему телу. Но, по конфетам, я понимаю – что скорая меня заберет.

   Приехали, забрали.

Пока доезжаем, уже девять вечера. Мать не пускают. Меня скатывают с носилок на койку, в общей мужской палате и оставляют на час. Мне стыдно лежать в мужской палате, стыдно что вся палата не может спать из-за включенного света, стыдно что меня раздели до трусов и бросили сверху мятую простынь, которая не прикрывает, а давит плотным комком на живот, усиливая болевой гул. Приходит дежурный врач, он пьян, от него разит спиртным, которое я отчетливо чувствую из-за высокой температуры, которая уже 39, 8. Дежурный уходит. Приходят двое студентов, с каталкой – они смеются и балагурят, уговаривая меня переползти на каталку. Везут по темному коридору спящего хирургического отделения. Студенты- отоже пьяны, но мне хорошо – что они веселые. Набираюсь смелости и спрашиваю: меня в операционную? Отвечают : «Куда ж еще! Впервые на операцию? Не страшно – будешь спать, ничего не почувствуешь!» В операционной только лохматый молодой анестезиолог – он более пьян, чем все предыдущие. Он пробует маску, дает мне, спрашивает: «Нравится?» Я не адекватно воспринимаю шутку, потому что мне страшно, я представляю себе наркоз – как колыбельную, которую поют хирурги с медсестрами, пока меня не склонит в сон, после чего начнут резать и я проснусь от боли. Операционная заполняется людьми. Восемь человек стоят и смотрят на меня в маске и на анестезиолога. Я смотрю на них и понимаю, что если я сейчас не попытаюсь уснуть – будут резать живьем. Анестезиолог, со стороны макушки, командует: «Ну, дыши уже глубже! Операцию ж начать не можем!» Подкручивает что-то в баллонах.  Мешает яркий свет от фасеточной лампы, но я закрываю глаза и начинаю натужно представлять бессчетных барашков. Бегу по коридору, устеленному разными видами линолеума, на тусклой желтизны ламповый свет. Почему-то точно надо бежать, но добежать до освещенной комнаты все не получается. Позади кто-то задыхается, тяжелое мужское дыхание – главное добежать туда раньше него. Открываю глаза – слепящий свет, проникающий прямо в мозг. Кости внутри меня трещат и кажется, что на мне стоит танк, а я в окопе. Озираюсь – я не в окопе, я в маске, на столе. Люди в зеленом и белом, почти все в очках, орудуют окровавленными инструментами на другом конце меня. Одна замечает что я смотрю. Забегали.  Оттянули руку в сторону – ввели. Забытьё.